сказал отец Андрей, - работящая. С пятнадцати лет на семью зарабатывала, я
уже и тогда был не кормилец. И муж у нее великолепный. Спокойный,
выдержанный, вдумчивый. Читает много. Сейчас он зимовщиком на острове
Врангеля, так целую библиотеку с собой захватил. Вот ждем, в этом месяце
должен в отпуск приехать.
какой-то бес все дергал и дергал его за язык).
свое - так все! А дочка, та даже пиво в рот не берет. Юность не та у нее
была. Не приучена.
рыбаками выходил - так там без этого никак нельзя. Замерзнешь, промокнешь,
застынешь - тогда спирт первое дело. И растереться и вовнутрь.
Андрей. - Теплоту, что оставалось, верно, допивал из чаши. Теплота - это
по-нашему, поповскому, церковное вино, кагор, которым причащают. Так вот,
что в чаше оставалось, то допивал, а так - боже избави! А сейчас после
Севера грешу, ох как грешу! Достать тут негде - так вот я к Марье
Григорьевне и повадился. Спасибо, добрая душа, не гонит.
людям всегда рада. Только от вас, отец Андрей, да и услышишь что стоящее.
От вас да вот их товарища. Тот тоже ко мне заходит.
выспаться. Директор завтра вызовет обязательно. Он меня терпеть не может.
Ну что ж? Скажу - ничего не знаю, ничего не слышал, днем работал, а
вечером пил с отцом Андреем".
вас по стопешнику и опрокинем, а?
ответила Волчиха, - я сейчас соленых огурчиков из кадки принесу. Вот ваша
одежда, отец Андрей, - она подошла к шкафу, вынула стопки, тарелку. Стопки
поставила на стол, а с тарелкой вышла в сени. Отец Андрей надел френч,
подошел к зеркалу и одернулся.
Он посмотрел на Корнилова и подмигнул ему. И вдруг с Корниловым произошло
что-то совершенно непонятное. На мгновение все ему показалось смутным, как
сон. Он даже вздрогнул. "Боже мой, - подумал он, - ведь все как в той
повести. Правда и неправда. И есть и нет. Да что это со мной? И зачем я
тут? В такой момент? С попом? С шинкаркой этой? Или я уже действительно
тронулся?"
так, мордастая баба-шинкарка, поп во френче, - все это сейчас вздрогнет и
расслоится, как колода карт. Такое у него бывало в бреду, когда он болел
малярией. И вместе с тем, как это бывало у него иногда перед хорошей
встряской, выпивкой или баней, он почувствовал подъем, легкое
головокружение, состояние обморочного полета. И еще порыв какого-то чуть
не горячечного вдохновения. Он встал и подошел к зеркалу. Нет, все было
как всегда, и он был таким, как всегда, серым, будничным, неинтересным.
Ничего на земле не изменилось. И его возьмут, и тоже ничего не изменится.
По-прежнему этот поп будет жить с шинкаркой и трескать ее водку.
плавно, совсем по-церковному, не то произнес, не то пропел отец Андрей. -
Марья Григорьевна, берите-ка стопку! При таком тосте сейчас все должны
пить.
не удалась, но каждый относился к этому по-разному: Корнилов раздраженно.
Волчиха безропотно, а отцу Андрею такая жизнь так даже и нравилась.
- Так мы вам и поверили. У меня нянька была, - повернулся он к Волчихе, -
вот ее спросишь: "Нянь, а ты пирожные любишь?" "Нет, - отвечает, - няня
только черные сухари любит".
черные сухари люблю больше, чем пирожные. Эх, товарищ дорогой, или как вас
там назвать, ведь вы еще не знаете, что такое черный хлеб, самая
горбушечка - ведь вкуснее ее ничего на свете нет. Этому вас еще не
научили.
что научили, спасибо им. Вот брожу по земле, встречаюсь со всякими людьми,
зарабатываю этот самый черный хлеба кус горбом, тяжко зарабатываю,
воистину в поте лица своего! - эту работу у вас я как по лотерейному
билету получил, через месяц ей конец - и радуюсь! И от всей души радуюсь!
Хорошо жить на свете! Очень хорошо! Умно установлено то, что у каждого
радость точно выкроена по его мерке. Ее ни украсть, ни присвоить: другому
она просто не подходит.
радости. Течет себе река и течет. И все по порядку. Родничок, верхнее
течение, нижнее течение - и конец: влилась в море и канула.
растление, и то, что мой духовный сын по толпе велел стрелять, - все, все
прощал: "Иди и больше не греши". - Он поднял на Корнилова спокойные
серьезные глаза. - А это хорошо, что вы сейчас иронизируете. Это
действительно и смеха и поруганья достойно.
незаметно поплакать над долей (просто два раза дотронулась до глаз - сняла
слезы) и теперь сидела похожая на снегиря-пуховичка - тихая, печальная,
пригожая.
никого прощать. Откуда я взялся такой хороший да добрый, чтоб прощать?
Как, скажи, простить разбойника за убийство ребенка? Что это, моего
ребенка убили? Или я за это прощение отвечать буду? Нет, потому и прощаю,
что поп я. А с попом и разговор поповский. Никто его прощенье всерьез и не
понимает. Милость господня безгранична - вот и изливай ее, не жалея.
Милость-то, конечно, безгранична, да я-то с какого края к ней примазался?
Я разве приказчик Богу моему? Вот смотрите, наша хозяйка-ларечница
отсидела три года за чужую вину. Подсыпался к ней однажды бухгалтер: дай
да дай выручку на два дня. Она и дала. Только его, негодяя, и видела. А я
его знаю! Он человек набожный! В церковь ходил аккуратно, два раза у меня
на тайной исповеди был! Теперь появится здесь, обязательно в третий раз
придет. "Отпустите грех, батюшка". Ну и как я ему отпущу? Сидела она, а
прощу я? И он мне за это отпущение еще из ворованных денег, поди, пятерку
в ладонь сунет? Что же это за прощение будет? Чепуха же это! Полный
абсурд!
полстакана. - Как же Христос всех прощал?
последний. Вот о Христе-то и идет разговор. Христос, Владимир Михайлович,
так вас, кажется, по батюшке? - Христос мог прощать. Недаром мы его
именуем искупителем. Ведь он бог, тот самый, что един в трех лицах
божества, так почему же он, будучи Богом, то есть всемогущим, не мог
простить, не спускаясь с неба? Даже не простить, а просто отпустить грехи,
вот как мы, попы, отпускаем, не сходя с места? Умирать-то, страдать-то ему
зачем? Вы думали об этом? Конечно, не думали: для вас и Христос, и троица,
и Господь Бог-отец, отпустивший сына на казнь, и сын, молящий отца перед
казнью: "Отче, да минет меня чаша сия", все это мифы, но смысл какой-то
таят эти мифы или нет? Мораль сей басни какова?
Жил, ходил, учил, его распяли за это.
А я верю еще и в Христа! В Бога-слово. Вот как у Иоанна: "В начале бе
Слово, и слово бе Бог". А если все это так, то мораль сей басни проста:
даже Бог не посмел - слышите, не посмел простить людей с неба. Потому что
цена такому прощению была бы грош. Нет, ты сойди со своих синайских высот,
влезь в подлую рабскую шкуру, проживи и проработай тридцать три года
плотником в маленьком грязном городишке, испытай все, что может только
человек испытать от людей, и когда они, поизмывавшись над тобой вволю,
исхлещут тебя бичами и скорпионами - а знаете, как били? Цепочками с
шариками на концах! Били так, что обнажались внутренности. Так вот, когда
тебя эдак изорвут бичами, а потом подтянут на канате да приколотят -
голого-голого! - к столбу на срам и потеху, вот тогда с этого проклятого
древа и спроси себя: а теперь любишь ты еще людей по-прежнему или нет? И
если и тогда ты скажешь: "Да, люблю и сейчас! И таких! Все равно люблю!" -
то тогда и прости! И вот тогда и действительно такая страшная сила
появится в твоем прощении, что всякий, кто уверует, что он может быть
прощен тобой, - тот и будет прощен. Потому что это не Бог с неба ему грехи
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Трубников Александр
Муркок Майкл
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий