Чтение 52–й страницы книги ~Детство в Соломбале~

Обеими руками Чижов ухватился за рубаху Грисюка на груди и с силой разодрал
ее. И мы увидели на груди Грисюка татуировку - синий череп.

Синий Череп! Что же это такое?!. У меня кровь прилила к голове Я ничего не
мог сообразить, настолько быстро все это произошло. Значит, у нас на
"Октябре" находился убийца Олиного отца! Но как он оказался на Новой Земле
и почему назвался матросом с "Ольги"?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
О ТОМ, ЧЕГО МЫ НЕ ЗНАЛИ

Вскоре на "Октябрь" пришли люди в военной форме и увели Грисюка

Гнусную биографию Грисюка мы узнали позднее после суда над ним. Свидетелями
на суд вызывали Костиного отца, моего дедушку и еще многих других, которые
знали, чем занимался Грисюк.

Настоящая фамилия Грисюка была Сазанов. Когда-то, еще до революции, он был
надсмотрщиком в одной из далеких сибирских тюрем. Потом перебрался в
Архангельск и работал официантом в трактире. Там ему и дали прозвище
Шестерка. Одновременно он служил в охранке и доносил на "неблагонадежных".
Тогда же Сазанов связался с иностранной разведкой. Когда Архангельск
захватили белые и интервенты, Сазанов-Грисюк стал работать по своей старой
"специальности" - старшим надсмотрщиком в архангельской тюрьме, а потом -
на Мудьюге. Свирепости и жестокости Сазанова не было предела. Он избивал
заключенных, издевался над ними. Это он заставлял их раздеваться догола,
выстраивал в шеренги на морозе и производил "смотры". "В моей воле всех вас
перестрелять!" - кричал он.

Летом в жару он раздевался по пояс и с плеткой в руках ходил по лагерю. И
заключенные видели на его груди жуткий символ смерти - татуированный синий
череп. Сколько людей погибло от его руки! Сазанов - Синий Череп - застрелил
на работе Лукина.

Убежать вместе с белыми Сазанов не успел. Чтобы спасти свою шкуру, он
укрылся в одной из пригородных деревень, жил по подложным документам, а
потом бежал на Новую Землю.

На Новой Земле он выдал себя за спасшегося из экспедиции "Ольги" матроса.
Об этой экспедиции он слышал еще в Архангельске и разузнал о ней все, что
было возможно. На Новой Земле он прожил три года. Он лгал нам, что знал
моего отца, что прощался с ним, обнимал его. В действительности же он
никогда не видел "Ольги" и не знал никого из ее команды. Деда Максимыча он
мог помнить еще по тем временам, когда был официантом в трактире. Ведь
Максимыча в Архангельске знали многие.

Лгал Грисюк нам и тогда, когда говорил, что не знал капитана Лукина.
Лицемерными были его слова при разговоре со мной: "Так за что же его убили?
Вот гады! А я что-то его не помню..." И это говорил человек, который
собственноручно убил Олиного отца!

Скрываясь под видом промышленника на Новой Земле, Сазанов-Грисюк надеялся
позднее, когда все "успокоится", скрыться за границу.

Он нарочно не стриг себе волосы и не брился, чтобы в Архангельске его
случайно не могли узнать.

Решение суда было коротким: расстрелять!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ОБИДА НА КОСТЮ

Пока мы ехали до Кузнечихи на трамвае, мысль о Грисюке, убийце капитана
Лукина, не покидала меня. Становилось жутко и противно, когда я вспоминал о
том, что разговаривал с ним и верил ему. Ведь я даже приглашал его в гости,
хотел познакомить с дедушкой и мамой.

Костин отец, Костя и Илько молчали. Конечно, они думали о том же, о чем
думал я.

Внезапно хлынул грозовой ливень. Улицы мгновенно опустели. Прохожие
прижимались к стенам домов, прятались в подъездах.

Туча была небольшая, но густая и тяжелая. Она повисла над городом и,
казалось, застыла. Молнии, взметнувшись в кромешной черноте тучи, на
секунду-две охватывали, словно пожаром, город. И гром был не глухой и
раскатистый, как обычно, а трескучий, похожий на оглушительные взрывы
огромных ракет.

Выскочив из трамвая и моментально промокнув, мы укрылись под железной
крышей на высоком крыльце какого-то дома.

- Вот это дождь! - воскликнул Костя, вытирая платком лицо.

- Хорошо, - сказал отец Кости. - Воздух очистится... Да, чистить-то нам еще
много нужно...

Я понял намек на Грисюка и ему подобных.

Туча отодвигалась от города и становилась пепельно-серой.

Дождь почти прошел, и небо заголубело. Все кругом заискрилось и засверкало.
От деревянных тротуаров поднимался легкий пахучий парок.

Мы перешли по мосту в Соломбалу. Ярко зеленели кусты и деревья, омытые
ливнем. Дышалось свободно и хорошо, идти было как-то легко.

Илько отправился к Чижовым.

Я пообещал попозднее зайти к Косте. Дедушки дома не было. Он уехал на
рыбалку. Нет, видно, только смерть разлучит моего милого неуемного старика
с его карбасом, с сетями, с далекими лесными речушками.

Мама несказанно обрадовалась моему прибытию.

Я ни словом не обмолвился о Грисюке, чтобы не расстраивать ее. Зато, войдя
в комнату, сообщил:

- Знаешь, мама, меня и Илько приняли в комсомол. Мать взглянула на меня и
улыбнулась.

- Какой ты комсомол, ведь тебе еще только пятнадцать лет?..

- С четырнадцати принимают, - возразил я. - Костю Чижова еще весной
приняли. И потом, Костя у нас теперь машинистом на "Октябре". А в следующую
навигацию и я машинистом буду.

Мама опять посмотрела на меня, подошла к столу.

- Оставался бы ты, Димушка, на берегу, - ласково и просительно сказала она.
- Дедушка плавал, отец плавал, а до чего доплавались! Один без ноги
остался, другой и совсем не вернулся. Лучше бы тебе на берегу...

- Нет, мама, я тоже плавать должен. Зачем же тогда было в морскую школу
поступать? Я море люблю.

- А я опять переживать и беспокоиться должна. И так всю жизнь... А мне уже
немного осталось.

- Что ты, что ты, мама! - испуганно сказал я. - Разве ты плохо себя
чувствуешь, ты болеешь, да?..

- Нет, нет, я так просто... к слову...

После ужина я пошел к Косте. Где-то в моей душе теплилась затаенная надежда
- встретить Олю. Дважды я прошелся по нашей тихой улице, но не встретил
никого из знакомых. Маленькие ребята у дома, где жил Гриша Осокин, играли в
казаки-разбойники. Они делились на команды, и я слышал их шумные крики,
такие знакомые мне с детства.

Минуты две я постоял около смущенно поглядывающих на меня ребят. Когда-то
мы здесь так же играли, спорили и дрались.

Я вышел на набережную реки Соломбалки. Речка обмелела. Бесчисленные карбасы
и лодки стояли, уткнувшись носами в илистые берега.

Я оглянулся. Далеко в пролете нашей улицы было видно похолодавшее багряное
солнце. Вечер был тихий. Березы и тополя дремотно склонялись над заборами и
крышами маленьких одноэтажных домов.

Отчаявшись встретить Олю, я пошел к Косте.

Все сидели за столом после чаепития и слушали Чижова. Костин отец
рассказывал о Мудьюге и о Грисюке-Сазанове. "Всего этого не знает Оля, -
подумал я. - Она не знает, как погиб ее отец, капитан Лукин. Если бы она
знала, что мы привезли его убийцу на своем пароходе!"

Костина мать предложила мне чаю, но я отказался, мне не сиделось. Хотелось
найти Олю. Мы пошли с Костей на улицу. Илько остался у Чижовых ночевать.

Долго мы бродили с Костей по притихшим улицам, почти не разговаривая. Костя
о чем то задумался. О чем же? Я думал об Оле.

И вдруг я ее увидел. Она стояла на углу нашей улицы со своей подругой
Галинкой Прокопьевой.

- Только ты ничего не говори ей о Грисюке! - шепнул мне Костя.

- Конечно, нет, - так же тихо отозвался я. Мы подошли к девушкам и
одновременно, словно торопясь опередить друг друга, сказали:

- Здравствуйте!

- Добрый вечер! - улыбнулась Оля.

Галинка состроила чуть заметную гримасу и отступила, давая нам дорогу. Весь
ее вид как будто говорил: "Проходите, пожалуйста!" Но мы остановились.

- Дима, - сказала Оля - ты, кажется, плаваешь на "Октябре"? Я читала в
газете, что вы спасли английских моряков.

Я хотел ответить, но Костя вдруг опередил меня:

- Я тоже плаваю на "Октябре", машинистом, а Димка - учеником.

Никогда, кажется, я не обижался так на Костю, как сейчас. Мне хотелось все
рассказать об англичанах, но я не находил слов, а Костя задорно продолжал.

- Мы спасли шесть англичан, не шесть, а пять англичан и одного маленького
китайца Его зовут Ли. Может быть, он останется у нас, в Советском Союзе...
А шторм был сильный, вы бы знали! Английское судно на дно ушло...

Даже Галинка, пренебрежительно относившаяся к нам, заинтересовалась
рассказом Кости.

- Если бы не мы, быть этим англичанам тоже на дне океана...

Из-за Кости я никак не мог вступить в разговор.

- Вы... мы... - пробормотал я.

И тут Костя смутился.

- Ну, не мы, а вся команда "Октяря".

- Пойдемте, проводим Галинку, - предложила Оля.

Галинка Прокопьева жила за мостиком, неподалеку от Кости. Когда мы с ней
попрощались, я сказал:

- А теперь проводим Костю.

- Нет, лучше я вас провожу, - спокойно возразил Костя, и я еще больше
разозлился на него.

Теперь разговаривать уже совсем не хотелось. Костя тоже почти всю дорогу
молчал, изредка и односложно отвечая на вопросы Оли.