затеи рад исполнить. Веселый Людмилин смех казал этот случай простою детскою
шалостью, за которую только пожурить хорошенько. И она ворчала, делая
сердитое лицо, но уже сердце у нее было спокойно.
Саша проворно переоделся за ширмою, где стояла Людмилина кровать.
Коковкина увела его и всю дорогу бранила. Саша, пристыженный и испуганный,
уж и не оправдывался. "Что-то еще дома будет?" - боязливо думал он.
А дома Коковкина в первый раз поступила с ним строго, велела ему стать
на колени. Но едва постоял Саша несколько минут, как уже она, разжалобленная
его виноватым лицом и безмолвными слезами, отпустила его. Сказала ворчливо:
- Щеголь этакий, за версту духами пахнет!
Саша ловко шаркнул, поцеловал ей руку, - и вежливость наказанного
мальчика еще больше тронула ее.
x x x
А между тем над Сашею собиралась гроза. Варвара и Грушина сочинили и
послали Хрипачу безыменное письмо о том, что гимназист Пыльников увлечен
девицею Рутиловою, проводит у нее целые вечера и предается разврату. Хрипач
припомнил один недавний разговор. На-днях на вечере у предводителя
дворянства кто-то бросил никем не поднятый намек на девицу, влюбившуюся в
подростка. Разговор тотчас же перешел на другие предметы: при Хрипаче все,
по безмолвному согласию привыкших к хорошему обществу людей, сочли это
весьма неловкою темой для беседы и сделали вид, что разговор неудобен при
дамах и что самый предмет ничтожен и маловероятен. Хрипач все это, конечно,
заметил, но он не был столь простодушен, чтобы кого-нибудь спрашивать. Он
был вполне уверен, что все узнает скоро, что все известия доходят сами, тем
или другим путем, но всегда достаточно своевременно. Вот это письмо и была
жданная весть.
Хрипач ни на минуту не поверил в развращенность Пыльникова и в то, что
его знакомство с Людмилою имеет непристойные стороны. "Это,- думал он, -
идет все от той же глупой выдумки Передонова и питается завистливою злобою
Грушиной. Но это письмо, - думал он, - показывает, что ходят нежелательные
слухи, которые могут бросить тень на достоинство вверенной ему гимназии. И
потому надобно принять меры".
Прежде всего Хрипач пригласил Коковкину, чтобы переговорить с нею о тех
обстоятельствах, которые могли способствовать возникновению нежелательных
толков.
Коковкина уже знала, в чем дело. Ей сообщили даже еще проще, чем
директору. Грушина выждала ее на улице, завязала разговор и рассказала, что
Людмила уже вконец развратила Сашу. Коковкина была поражена. Дома она
осыпала Сашу упреками. Ей было тем более досадно, что все происходило почти
на ее глазах и Саша ходил к Рутиловым с ее ведома. Саша притворился, что
ничего не понимает, и спросил:
-- Да что же я худого сделал?
Коковкина замялась.
- Как что худого? А сам ты не знаешь? А давно ли я тебя застала в юбке?
Забыл, срамник этакий?
- Застали, ну что ж тут особенно худого? так ведь и наказали за то! И
что ж такое, точно я краденую юбку надел!
- Скажите, пожалуйста, как рассуждает! - говорила растерянно Коковкина.
- Наказала я тебя, да видно мало.
- Ну, еще накажите, - строптиво, с видом несправедливо обижаемого,
сказал Саша. - Сами тогда простили, а теперь мало. А я ведь вас тогда не
просил прощать, стоял бы на коленях хоть весь вечер. А то, что ж все
попрекать!
- Да уж и в городе, батюшка, про тебя с твоей Людмилочкой говорят, -
сказала Коковкина.
-- А что говорят-то? - невинно-любопытствующим голосом спросил Саша.
Коковкина опять замялась.
- Что говорят, - известно что! Сам знаешь, что про вас сказать можно.
Хорошего-то мало скажут. Шалишь ты много со своею Людмилочкою, вот что
говорят.
- Ну, я не буду шалить, - обещал Саша так спокойно, как будто разговор
шел об игре в пятнашки.
Он делал невинное лицо, а на душе у него было тяжело. Он выспрашивал
Коковкину, что же говорят, и боялся услышать какие-нибудь грубые слова. Что
могут говорить о них? Людмилочкина горница окнами в сад, с улицы ее не
видно, да и Людмилочка спускает занавески. А если кто подсмотрел, то как об
этом могут говорить? Может быть, досадные, оскорбительные слова? Или так
говорят, только о том, что он часто ходит?
И вот на другой день Коковкина получила приглашение к директору. Оно
совсем растревожило старуху. Она уже и не говорила ничего Саше, собралась
тихонько и к назначенному часу отправилась. Хрипач любезно и мягко сообщил
ей о полученном им письме. Она заплакала.
- Успокойтесь, мы вас не виним, - говорил Хрипач, - мы вас хорошо
знаем. Конечно, вам придется последить за ним построже. А теперь вы мне
только расскажите, что там на самом деле было.
От директора Коковкина пришла с новыми упреками Саше.
- Тете напишу, - сказала она, плача.
- Я ни в чем не виноват, пусть тетя приедет, я не боюсь, - говорил Саша
и тоже плакал.
На другой день Хрипач пригласил к себе Сашу и спросил его сухо и
строго:
- Я желаю знать, какие вы завели знакомства в городе.
Саша смотрел на директора лживо-невинными и спокойными глазами.
- Какие же знакомства? - сказал он: - Ольга Васильевна знает, я только
к товарищам хожу да к Рутиловым.
- Да, вот именно, - продолжал свой допрос Хрипач, - что вы делаете у
Рутиловых?
- Ничего особенного, так, - с тем же невинным видом ответил Саша, -
главным образом мы читаем. Барышни Рутиловы стихи очень любят. И я всегда к
семи часам бываю дома.
- Может быть, и не всегда? - спросил Хрипач, устремляя на Сашу взор,
который постарался сделать проницательным.
- Да, один раз опоздал, - со спокойною откровенностью невинного
мальчика сказал Саша,- да и то мне досталось от Ольги Васильевны, и потом я
не опаздывал.
Хрипач помолчал. Спокойные Сашины ответы ставили его втупик. Во всяком
случае, надо сделать наставление, выговор, но как и за что? Чтобы не внушить
мальчику дурных мыслей, которых у него раньше (верил Хрипач) не было, и
чтобы не обидеть мальчика, и чтобы сделать все к устранению тех
неприятностей, которые могут случиться в будущем из-за этого знакомства.
Хрипач подумал, что дело педагога - трудное и ответственное дело, особенно
если имеешь честь начальствовать над учебным заведением. Трудное,
ответственное дело педагога! Это банальное определение окрылило застывшие
было мысли у Хрипача. Он принялся говорить, - скоро, отчетливо и
незначительно. Саша слушал из пятого в десятое:
- ... первая обязанность ваша как ученика - учиться... нельзя
увлекаться обществом, хотя бы и весьма приятным и вполне безукоризненным. .
. во всяком случае, следует сказать, что общество мальчиков вашего возраста
для вас гораздо полезнее.. . Надо дорожить репутацией и своею и учебного
заведения... Наконец, - скажу вам прямо,- я имею основания предполагать, что
ваши отношения к барышням имеют характер вольности, недопустимой в вашем
возрасте, и совсем не согласно с общепринятыми правилами приличия.
Саша заплакал. Ему стало жаль, что о милой Людмилочке могут думать и
говорить как об особе, с которою можно вести себя вольно и неприлично.
- Честное слово, ничего худого не было, - уверял он, - мы только
читали, гуляли, играли, - ну, бегали, - больше никаких вольностей.
Хрипач похлопал его по плечу и сказал голосом, которому постарался
придать сердечность, а все же сухим:
- Послушайте, Пыльников...
(Что бы ему назвать когда мальчика Сашею! Не форменно, и нет еще на то
министерского циркуляра?)
- Я вам верю, что ничего худого не было, но все-таки вы лучше
прекратите эти частые посещения. Поверьте мне, так будет лучше. Это говорит
вам не только ваш наставник и начальник, но и ваш друг.
Саше осталось только поклониться, поблагодарить, а затем пришлось
послушаться. И стал Саша забегать к Людмиле только урывками, минут на пять,
на десять, - а все же старался побывать каждый день. Досадно было, что
приходилось видеться урывками, и Саша вымещал досаду на самой Людмиле. Уже
он частенько называл ее Людмилкою, дурищею, ослицею сиамскою, поколачивал
ее. А Людмила на все это только хохотала.
Разнесся по городу слух, что актеры здешнего театра устраивают в
общественном собрании
маскарад с призами за лучшие наряды, женские и мужские. О призах пошли
преувеличенные слухи. Говорили, дадут корову даме, велосипед мужчине. Эти
слухи волновали горожан. Каждому хотелось выиграть: вещи такие солидные.
Поспешно шили наряды. Тратились не жалея. Скрывали придуманные наряды и от
ближайших друзей, чтобы кто не похитил блистательной мысли.
Когда появилось печатное объявление о маскараде, - громадные афиши,
расклеенные на заборах и разосланные именитым гражданам, - оказалось, что
дадут вовсе не корову и не велосипед, а только веер даме и альбом мужчине.
Это всех готовившихся к маскараду разочаровало и раздосадовало. Стали
роптать. Говорили:
- Стоило тратиться!
- Это просто насмешка - такие призы.
- Должны были сразу объявить.
- Это только у нас возможно поступать так с публикой.
Но все же приготовления продолжались: какой ни будь приз, а получить
его лестно.
Березин Федор
Зыков Виталий
Махров Алексей
Сапковский Анджей
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий