замечательные лица, они казались недоступно прелестными, в их оживлении, в
их чудесных голосах, в чистоте и аромате их комнаты, даже в шоколаде,
которым они угостили Ваню, было что-то такое трогательное, высокое, чего
никакой человеческий ум понять не может. Ваня ничего и не понимал. Он дал
обещание работать в библиотечном кружке.
Сколько же было еще таких дней и вечеров!
сделанной вентиляцией и потребовал немедленного перевода всех
малышей-шишельников в другой цех. В кабинете Захарова Соломон Давидович
произнес речь, в которой обращал внимание Кольки-доктора на свое старое
сердце:
неприятности с этой самой трубой, то даже самое здоровое сердце не может
выдержать...
поставил на эту работу старших колонистов, в том числе и Рыжикова, а
малышей перевел в токарный цех. Столь необыкновенное и непредвиденное
благоволение судьбы так потрясло четвертую бригаду, что она вся целиком
охрипла на несколько дней.
Пожалуйста: и баба-яга костяная нога, и золотое блюдечко, и наливное
яблочко, и разговорчивый колобок, и добрые зайцы, и доброжелательные
лисички, и Мойдодыр, и Айболит - вся эта компания предлагает свои услуги.
Хорошим вечером можно широко открыть глаза и унестись воображением в
глубину сказочного леса, в переплеты нехоженных дорожек, в просторы
тридесятых стран. Это можно, это допустимо, это никому не жалко, и
взрослые люди всегда очень довольны и щедры на рассказы.
А попробуйте попросить у них обыкновенный токарный станок, не будем уже
говорить, коломенский или московский, а самый обыкновенный - самарский! И
сразу увидите, что это еще более невозможная радость, чем шапка-невидимка.
Куда тебе: токарный станок! Шишки - пожалуйста, шлифовка планок в
сборочном цехе - тоже можно, а токарный станок по металлу - нет, никогда
никто не предложит.
Ваня Гальченко, еще так недавно знавший только технологию черного
гуталина, - тоже токарь! Токарь по металлу! Слова и звуки, говорящие об
этом, чарующей музыкой расходятся по телу, и становится мужественным
голос, и походка делается спокойнее, и в голове родятся и немедленно тут
же разрешаются важнейшие вопросы жизни. И глаза по-новому видят, и мозги
по-новому работают. Швейный цех - тоже цех, скажите пожалуйста! Или
сборный стадион! Только теперь стало понятным, как жалки и несчастны люди,
работающие на стадионе и называющиеся "деревообделочниками". Впрочем, были
и такие слова, которых новые токари старались не слышать. Например, когда
привезли самарские станки, Остапчин Александр, помощник бригадира восьмой,
сказал при всех:
первого Лжедмитрия.
модерн! Пускай себе и Дмиитрия, и Ефима, а мы на этих станках еще хорошо
заработаем.
проходили просто мимо и терялись.
расположилась у токарных станков и впервые правые руки новых токарей
расположились у токарных станков и впервые правые руки новых токарей
взялись за ручки суппортов. Ноги чуть задрожали от волнения, глаза
вонзились в масленки, зажатые в патронах. Соломон Давидович стоял рядом, и
сердце его, старое, больное сердце, было утешено:
давай калиброванную работу. А это по-ихнему - обдирка!
работе, - ни Филька, ни Кирюша, ни Ваня не интересовались. По их воле
работали или останавливались настоящие, роскошные, чудесные токарные
станки, из-под резца курчавилась медная стружка, стопки настоящих масленок
ожидали механической обработки, тех масленок, которых с таким нетерпением
ждут все советские заводы.
замечательные. Начала работать школа. Ваня Гальченко сел на первой парте в
пятом классе. В этом классе размещалась почти вся четвертая бригада, она
же токарный цех. Но в том же классе на последней парте сел и Миша Гонтарь.
Еще в начале августа он выражал пренебрежение к школе:
шоферские курсы!
был не нужен - что в пятом классе могут сказать о киноаппарате или,
допустим, об умформере&55. Но Алексей Степанович сказал на общем собрании:
я и так ученый". Кто не хочет учиться добровольно, того, как и знайте,
буду выводить на середину. Если же кто мечтает о курсах шоферов или
киномехаников, все равно, с двойками ни на какие курсы не пущу, забудьте
об этом и думать... А вообще имейте в виду: кто не хочет учиться, значит
плохой советский гражданин, с такими нам не по дороге.
лбу все собирается и собирается в горизонтальные складки, и они дружно
подымаются до самой прически. Но когда входит учитель и начинается урок,
складки на Мишином лбу делаются вертикальными. Когда пятый класс
единогласно выбрал Мишу старостой, он вышел перед классом и сказал:
малейшее буду выводить на середину. Кто не хочет учиться добровольно, того
будем заставлять. Как постоит голубчик смирно да похлопает глазами, он
тогда узнает, за что учителя жалованье получают. Имейте это в виду, я не
такой человек, который будет шутить.
известны его прошлые неудачи в школе. Но сейчас перед классом стоял уже не
Миша Гонтарь, а староста. Поэтому ни у кого не возникало сомнения в его
правоте, да и физиономия у Мииши выражала совершенно искреннее и при этом
неподкупное негодование.
еще хорошо не знает, но впереди него сидят рядом Ванда и Оксана, и
потому классная комната делается уютной и лицо молодого учителя
симпатичней&56.
20. КРЕЙЦЕР
Сентябрь начался блестяще. В юношеский день - первое сентября - Ваня
первый раз стал в строй колонистов. В парадных костюмах, сверкая
вензелями, белыми воротниками и тюбетейками, выстроились колонисты в одну
линию, а справа поместился оркестр. Ваня знал, что по строю он считается
в шестом взводе, в котором были все малыши. Взводныйь командир шестого
взвода, белокурый, тоненький Семен Касаткин, которого Ваня иногда видел на
поверке в повязке ДЧСК и привык считать обыкновенным колонистом, оказался
вдруг совсем необыкновенным. Когда проиграли сигнал, называвшийся "по
взводам", и когда все сбежались к широкой площадке против цветника, у
этого Семена Касаткина откуда-то взялись и строгий взгляд, и громкий
голос, и боевая осанка. Он стал лицом к своеум взводу и сказал с уверенной
силой:
смотрел и Гайдовский.
бригадира состается в силе, все остальное исчезает, нет ни бригадиров, ни
совета бригадиров, а есть строй, т. е. шесть взводов и седьмой музвзвод, а
во главе их командиры, которых никто не выбирает, а назначает Захаров. И с
этими командирами разговоры коротки - нужно слушать команду, и все.
в шестом взводе. Равняясь и посматривая на строго командира, Ваня видел,
как вышел Захаров в такой же колонистской форме, с вензелем, только не в
тюбетейке, а в фуражке. Он стал, прямой и строгий, перед фронтом, медленно
провел глазами от оркестра до последнего пацана на левом фланге шестого
взвода, и фронт замер в ожидании. Голосом непривычно резким, повелительным
Захаров подал команду:
все колонисты вдруг выпрямились и взбросили вверх руки. В оркестре
взорвалось что-то новое, торжественное и очень знакомое. Ваня не успел
сообразить, что это такое играют. Он тоже держал руку у лба и смотрел
туда, куда смотрели все. Из главных дверей, маршируя в такт музыке, вышла
группа. Впереди с поднятой в салюте рукой дежурный бригадир Лида Таликова,
за нею в ряд трое: Владимир Колос, первый колонист, несет знамя, а по
сторонам два колониста с винтовками на ремнях. Знамя колонии им. Первого
мая Ваня видел первый раз, но кое-что о нем знал. Знаменщик Колос и его
два ассистента не входили ни в одну из бригад колонии, а составляли
особую "знаменную бригаду"&57, которая жила в отдельной комнате. Это была
единственная комната в колонии, которая всегда запиралась на ключ, если из