предрассудков, я преодолел их все мое влияние делает законным любой мой
поступок, потому что у меня есть все средства для совершения любого
преступления", - так вот, Жюльетта, такой человек - счастливейший из
смертных. Вспомните, мадам, об индульгенциях, которые обещал вам в прошлый
раз Дальбер. Вот бумаги, я получил их сегодня утром это я затребовал их от
королевского судьи, а не Дальбер, чья забывчивость вполне естественна при
его положении.
От такого обилия свалившегося на меня неожиданного счастья, от
открывшихся передо мной перспектив, я была настолько ошеломлена, что не
могла вымолвить ни слова. Сен-Фон вывел меня из транса, притянув к себе.
- Не пора ли нам начинать, Жюльетта? Он поцеловал меня, обнял за талию
и без лишних церемоний вставил палец в мой задний проход.
- Повелитель, мне понадобится по крайней мере три недели, чтобы все
подготовить.
- Ну что ж, три так три. Сегодня первое число, Жюльетта. В семь часов
двадцать второго я ужинаю в твоей резиденции.
- Есть еще кое-что, мой господин. Вы соизволили сообщить мне о своих
вкусах, и я хотела бы сказать вам о моих. Вам уже известно мое пристрастие к
преступлениям, на которые я готова ради вас и вместе с вами этот документ
позволяет мне воровать для собственного удовольствия, но я прошу вас дать
мне средства и права расправиться с любым врагом.
- Пойдемте со мной, - кивнул мне Сен-Фон. Мы зашли в кабинет одного,
очевидно, очень важного чиновника, и министр заявил ему:
- Сударь, посмотрите внимательно на эту молодую даму, запомните ее. Я
вам приказываю подписывать и выдавать ей, по первому ее требованию, столько
"lettre de cachet", сколько ей понадобится и когда понадобится, и указать в
них то место заключения, которое она захочет.
- Вот теперь у вас есть все средства, - сказал мне министр, когда мы
вернулись. - Теперь покажите, на что вы способны. Жгите, топчите, режьте -
вся Франция у ваших ног какое бы преступление вы ни совершили, как бы
чудовищно оно ни было, не бойтесь ничего - я дал слово, что безнаказанность
вам гарантирована, и моего слова вполне достаточно. Более того, как я уже
говорил вам, вас ждут тридцать тысяч франков за каждое преступление, которое
вы совершите по собственной инициативе и в своих собственных интересах.
Друзья мои, я не в силах описать, какую бурю чувств вызвали во мне его
обещания и потрясающие перспективы.
Впрочем, в этом нет ничего невероятного, подумала я. Природа одарила
меня беспредельным воображением, а теперь я была достаточно богата, чтобы
удовлетворить любую свою прихоть, -любой каприз, и достаточно могущественна,
чтобы избежать возмездия. Нет для человеческой души наслаждения выше, чем
знать, что ты всесильна и поэтому свободна, не с чем сравнить вожделение ума
и плоти, которое вызывает это ощущение.
- Итак, мадам, давайте заключим договор, - несколько торжественным
тоном продолжал министр. - Для начала вот вам маленький подарок, сущая
безделица. - С этими словами он протянул мне шкатулку, в которой я увидела
пять тысяч луидоров и драгоценности и украшения на сумму вдвое большую. -
Возьмите его и помните о коробочке с ядами.
Потом он завел меня в потайную комнату, обставленную тяжелой, роскошной
и необычайной мебелью.
- Переступив порог этого дома и все время, пока вы здесь находитесь, вы
будете обычной проституткой, а за его стенами вы будете одной из самых
знатных дам королевства.
- Везде и всюду, мой повелитель, я буду только вашей рабой, вашей
вечной поклонницей и душой всех, самых восхитительных ваших наслаждений.
Я разделась. Дрожа от радости, что наконец-то нашел верную сообщницу,
Сен-Фон творил в тот вечер ужасные вещи. Я уже рассказывала вам о некоторых
его причудах, а теперь узнала о многих других. Отныне, выходя из его дома, я
чувствовала себя властительницей мира, а в его присутствии была унижена до
крайности там, где дело касалось похоти, он, без сомнения, был самым
мерзким человеком, какого можно себе представить, и самым деспотичным, самым
жестоким. Он заставлял меня оказывать высшие почести своему члену и своему
заду он испражнялся, и я должна была боготворить даже его экскременты.
Кроме того, у него была весьма любопытная мания: он осквернял те самые вещи,
которые символизировали все то, на чем была основана его гордыня он
требовал, чтобы я испражнялась на высшие символы почета, он вытирал мне зад
своей "голубой лентой". Однажды я высказала свое удивление по поводу такого
поведения.
- Вы должны понять, Жюльетта, что все эти тряпки и ленты,
предназначенные для того, чтобы ослеплять идиотов, не могут вызывать
почтения у философа.
- Однако минуту назад вы заставляли меня целовать их.
- Все верно, но в той же степени, в какой я горжусь этими безделушками,
мне доставляет удовольствие пачкать и осквернять их. И вот эта-то причуда
понятна лишь либертенам моего масштаба.
Между тем орган Сен-Фона вырос до невероятных размеров, и я кончила в
его объятиях, так как для меня, с моим воображением, вопрос о том, вызывает
или не вызывает отвращение та или иная вещь, никогда не возникал, и
единственное, что меня заботит, - это безудержность и чрезмерность. Тут
внутренний голос подсказал мне, что Сен-Фон сгорает от желания, чтобы я
съела его дерьмо я попросила позволения на это, тут же получила его, и он
был в экстазе потом он жадно высасывал все, что было у меня в потрохах, и
отрывался только затем, чтобы как можно глубже проникнуть языком в мой анус.
Когда он показал мне портрет своей дочери, удивительного и очаровательного
создания, которому едва исполнилось четырнадцать, я попросила его как-нибудь
привести ее к нам на обед.
- Ее здесь нет, - ответил он, - иначе вы давно бы увидели ее в нашем
обществе.
- Мне кажется, прежде чем отправить ее к Нуарсею, вы насладились ею?
- Вы совершенно правы, - улыбнулся он. - Со мной приключился бы удар,
если бы я позволил кому-нибудь сорвать первые и такие сладкие плоды.
- Значит, вы ее разлюбили?
- Разлюбил? Я никого и никогда не любил, Жюльетта, и вообще мы,
распутники, не страдаем этой болезнью. Когда-то это дитя вызывало у меня
хорошую эрекцию, но теперь уже не возбуждает меня. Мне надоело забавляться с
ней, и я отдаю ее Нуарсею, которого она весьма и весьма воспламеняет. Так
что речь идет об элементарном обмене.
- А что будет, когда она надоест Нуарсею?
- Ну что ж, тебе известна судьба его жен. По всей вероятности, я сам
буду участвовать в этой церемонии, как участвовал во всех прочих, это очень
стимулирует, и мне нравятся такие вещи.
При этом его член разбух еще больше.
- Повелитель мой, - заметила я, - мне кажется, будь я на вашем месте, я
бы не удержалась и иногда злоупотребляла своим положением.
- Вы имеете в виду моменты возбуждения?
- Да.
- Такое иногда случается.
- О, господин! - воскликнула я и добавила: - Давайте замучаем
какую-нибудь невинную душу. У меня начинает кружиться голова от такого
желания.
Говоря это, я все сильнее ласкала его, щекоча пальцем его задний
проход.
- Одну минуту. - И он достал из кармана лист бумаги и развернул его. -
Мне осталось только вписать сюда имя, и завтра же умрет одно прелестное
создание. Сейчас она находится в тюрьме: я написал указ об аресте по просьбе
ее семейства. Единственная на нее жалоба заключается в том, что мужчинам она
предпочитает женщин. Я видел ее: она действительно очаровательна. Однажды я
и сам развлекался с ней целый день и с тех пор опасаюсь, как бы она не
разболтала, что я только об одном и мечтаю - избавиться от нее.
- Тогда, повелитель мой, она обязательно развяжет свой язык, как только
ей представится такая возможность, и опасения ваши вполне обоснованны.
Поэтому, пока эта девушка жива, вы будете в постоянной опасности. Я умоляю
вас разделаться с ней, потому что от этого зависит ваше спокойствие
подпишите скорее эту бумагу, - я взяла у него документ и приложила его к
своим ягодицам, - там на столе есть перо и чернила.
Когда-Сен-Фон написал имя, я сказала:
- А теперь мне хочется самой отнести это в тюрьму.
- Как вам будет угодно, - кивнул он. - Но прежде я должен кончить,
Жюльетта. Кульминация близится, и других стимулов мне не нужно. - Он
позвонил, добавив: - Не беспокойтесь, это всего лишь ритуал. - В следующий
момент на пороге появился красивый юноша.
- Прошу вас опуститься на колени, мадам, и этот молодой человек три
раза ударит по вашей спине тростью не бойтесь, следы исчезнут через
несколько дней. Затем он будет держать вас, пока я буду заниматься с вами
содомией.
Юноша сбросил свои панталоны и поспешно подставил свой зад министру,
который с удовольствием начал облизывать его.
Тем временем я встала на колени, юноша взял трость и нанес мне три
хорошеньких удара, следы которых оставались на моих плечах целых два дня.
Сен-Фон с жадным любопытством наблюдал за экзекуцией, потом подошел ближе и
внимательно осмотрел багровые полосы на коже, проворчал что-то насчет
недостаточного усердия и приказал юноше крепко держать меня. Затем министр
долго обрабатывал мой зад и целовал при этом чресла своего лакея.
- Ах, лопни мои глаза! - закричал он, освобождаясь от семени. - Ах,
черт меня побери, мы заклеймили эту стерву!
Вскоре таинственный наш помощник исчез. И только намного позже
случилось одно событие, о котором я расскажу в свое время и которое'пролило
свет на личность этого молодого человека.
Когда мы вышли из будуара, Сен-Фон снова принял задумчивый вид.
- Возьмите шкатулки с собой, мадам, - произнес он, - и запомните, что
наша операция начнется ровно через три недели. Либертинаж, злодейство и