специальной диете. Да и вообще предпочитаю есть в одиночестве.
с длинными пальцами. - Мы выпьем по рюмке мадеры. Ваше общество доставляет
мне удовольствие,
протянул мне. Потом закурил вторую сигарету.
будете курить свои.
Известно! Мой отец был поляк; он бежал из Польши, перешел границу под
выстрелами. Мне тогда было двенадцать лет. Сначала мы жили в Англии, а когда
мне исполнилось восемнадцать, переселились в Австралию.
и мне единственному удалось извлечь какую-то пользу из отцовского состояния.
Он смог дать мне университетское образование. Братьям повезло меньше. Я
вернулся в Англию и открыл врачебный кабинет на Харли-стрит. Первое время -
пока я не завоевал прочного положения - я мог позволить себе тратить только
шесть пенсов на завтрак и шесть пенсов на обед. Так что я знаю, что значит -
жить впроголодь. Я знаю, что значит сидеть без денег. И именно поэтому умею
их ценить.
ко мне.
меня было двадцать слуг, дом на Харли-стрит и загородный особняк.
продать эти два дома за пятнадцать тысяч фунтов каждый. Я принял
предложение; но сегодня утром узнал, что фунту угрожает девальвация. Я
немедленно телеграфировал, чтобы продажа была приостановлена. Зачем мне эти
тридцать тысяч, если фунт обесценится!
все равно останетесь богатым человеком.
что стали бы с ними делать вы?
комнате, - меня уговорили лечить его даром. Он долго был без работы и
устроился наконец на службу с жалованьем в двенадцать фунтов в неделю. И вы
знаете, что сделал этот человек? Еще не начав работать, он купил
радиоприемник за двадцать семь фунтов десять шиллингов.
его?
подумал бы, прежде чем заплатить двадцать семь фунтов десять шиллингов за
радиоприемник.
Ну скажите, положа руку на сердце, - вы ведь покупаете все, что вам
захочется?
потому-то я и обратился к вам.
для беспокойства. Если произойдет крах, на вас это не отразится, а я
пострадаю. Мои деньги помещены недостаточно надежно. Я должен все время
думать, как бы не потерять их. Богатство налагает огромную ответственность;
вы и понятия о ней не имеете. Вам не требуется никаких усилий, никакого
напряжения, чтоб сохранить свое положение. Всю жизнь вы будете вести
существование, к которому привыкли. Я вовсе не уверен, что то же самое можно
сказать обо мне.
комнаты, размахивая гибкой, сильной рукой. - Я доказал это в Англии. Мои
дома по-прежнему принадлежат мне. Да. - Он задумался. - В Англии у меня был
свой "роллс-ройс", и я нанимал шофера за тридцать шиллингов в неделю.
Он был великолепный шофер. В этом заключалось его призвание - быть шофером,
и ничем иным.
тяжелое детство, должно быть, выпало вам на долю, сколько горькой зависти и
неудач вы, наверное, испытали!
внимательно рассматривал меня.
про себя: - Странное сочетание - мужчина и ребенок. Проблески безошибочной
интуиции... - Потом, уже обращаясь прямо ко мне: - Вы ведь не получили
образования?
раз, как церковь обрушивает на меня свой гнев, мои доходы возрастают. Сейчас
этот доход равен десяти тысячам фунтов в год. После того как некоторые
католические патеры стали поносить меня с амвона, моя практика настолько
выросла, что мне пришлось купить второй "роллс-ройс". А когда и
протестантские священники включились в травлю, я вынужден был добавить 'К
приемной еще одну комнату, так увеличился наплыв пациентов. Потом в бой
вступила христианская ассоциация женщин, - в результате чего я нанял еще
одну сиделку. Все это чрезвычайно радует меня. Одна церковная община послала
депутацию к редактору с требованием перестать печатать мои статьи. Он
исполнил это требование - и тираж журнала сразу же упал на несколько тысяч.
Ему пришлось снова обратиться ко мне - предложив, разумеется, повышенную
оплату.
узнал, что на мою лекцию придет целая группа религиозных фанатиков, чтобы
освистать меня и добиться моего ареста. За два дня до этой лекции я послал
комиссару полиции двадцать бесплатных билетов и учтивое письмо, поясняющее,
как важно, чтобы полицейские, которым по службе приходится сталкиваться с
сексуальными извращениями, послушали мою беседу, где в доступной форме я
растолкую самую суть дела.
разъяснению обязанностей полицейских, имеющих дело с сексуальными
преступлениями. Словом, это было очень хорошее письмо. И вот перед началом
лекции первые два ряда заполнились полицейскими в форме. Когда в задних
рядах начался шум, полицейские, все, как один, поднялись с мест. В зале
сразу же воцарилась полная тишина. Это была, пожалуй, самая удачная из моих
лекций.
сказал я. - Как вы относитесь к этому?
их следовало бы истребить. - В первый раз на лице его появилась улыбка.
картинно взмахнул рукой. - Но у большинства людей разума не больше, чем у
животных. Без них земля стала бы куда более приятным местом.
всячески поносят. Я не возражаю против того, чтобы меня называли ублюдком,
так как, в сущности, ничего не имею против ублюдков. Скорей, они мне даже
нравятся. Большинство людей почему-то бросается на вас с кулаками, стоит
назвать их ублюдками. Я не из их числа.
регулярно звонил какой-то субъект и, злобно прошипев: "Абортмахер
проклятый", - тут же вешал трубку. Я безошибочно узнавал его голос, его
звонки стали для меня своего рода развлечением. Я притворялся, будто ничего
не слышу. Беседы наши обычно проходили в таком духе:
мне письма из Америки. Должно быть, какой-то сиднеец отправляет их другу в
Америку, а тот пересылает мне. Увы, приходится привыкать и к брани и
неблагодарности человеческой. Одолжите человеку деньги, и он станет вашим
врагом; займите у него - и лучшего друга вам не сыскать. Если вы свысока