решиться увидать и Таню у нее дома, в знакомой обстановке. Ведь, собственно,
ничего не случилось! Все вышло так, как и должно было.
с книгами.
будто не по себе, что держится он, словно бы вошел в чужой дом, а не в
знакомый с юности. И знала Танюша, что причина в ней. Но разве она виновата!
Разве что-нибудь обещала Васе?
будет трудно, и боялся разговора. А чувствовал, что нужно. Нужно ей сказать,
что он, Вася, все понимает, и что он, Вася, желает ей всякого счастья. Тогда
легче будет встречаться и попросту, по-прежнему; ну хоть и не по-прежнему, и
все же по-дружески беседовать. Чтобы неловкость эту изжить. Оказалось все
легче, и вышел разговор случайно.
раньше исчез,- и про комнаты как-то забыли и на учет их не взяли. Так и
пустуют. Но, может быть, скоро туда переедут.
него, правда, есть квартира, и даже с ванной, но сейчас все равно вода везде
замерзла, так что ванная ни к чему... Ему предложил дедушка...
квартиру - и к службе гораздо ближе, и их комнаты спаслись бы от реквизиции,
так как имеет право на дополнительную комнату для занятий,- но почувствовала
Танюша, что объяснять этого не нужно, да Вася и не слушает.
головы, сказала:
глаза его были полны слез.
как нарочно, забыл взять.
слабовый... то есть слабенький...
гладила по коротко остриженной круглой голове, придерживала лоб, когда он
прижался к ее руке,- в первый раз в жизни так прижался! Может быть, сколько
раньше мечтал об этом,- а вот когда стало оно доступным!
слабость свою, и еще непременно нужно было вытереть нос, а нечем. Но дело в
том, что действительно он очень ослабел после болезни, оттого так и вышло.
исхудали.
только... Но я вам всякого счастья желаю. Я потому и пришел, чтобы сказать.
детства. Только давайте теперь о чем-нибудь другом.
и отдам,- поспешно прибавил он.- Профессор скоро вернется? Жаль, что я его
не застал.
Аленушка, которая всегда приходит. И искала - не будет ли на Васином лице
нового смущения. Но он совсем просто ответил:
было бы плохо.
а ведь ей самой жить нелегко. Сколько она на меня времени потратила.
говорит!" Понял, что Танюше очень удобно, чтобы он, Вася, привык к Аленушке
и чтобы была ему Аленушка нужна и впредь. Ей, Танюше, будет тогда как-то
свободнее,- хотя ведь он ничем ее стеснить не может и не хочет. Пусть она
любит Протасова и пусть замуж за него выходит. Что разревелся Вася, как
гимназист, это, конечно, глупо и смешно. А говорить сейчас же про Аленушку
совсем было не нужно,- точно в утешенье.
действительно его выходила и до сих пор не перестает о нем заботиться.
Конечно, она не такая, как Танюша, а гораздо проще,- и не очень
образованная, и когда смеется, то чабавно всхлипывает носом. Но зато она
сердечная и очень добрая, с ней легко. Зачем же намекать, что вот, мол, есть
у Васи утешенье в том, что Танюша его не любит и выйдет замуж за Протасова.
глубоко уважаю. И она много в жизни испытала тяжелого. Я перед ней
неоплатный должник.
по-своему, по-женски, подумала: "Ну, ничего, Вася как-нибудь расплатится с
Аленушкой".
холодный, но солнечный и приятный. Во-вторых, в Лавке писателей, куда он
отнес книги, показали ему дошедший случайно номер английского
орнитологического журнала за прошлый год. И там оказалась перепечатка из его
книги о перелете птиц, и несколько строчек, почтительных и по-иностранному
любезных, было посвящено автору книги, "известному русскому ученому и
неустанному изучателю жизни пернатых".
удовольствия, но спокойно. Сейчас, в такое тяжелое время, в полной
заброшенности и оторванности от европейской ученой среды,- сейчас он
по-настоящему растрогался. И пока шел домой по Тверскому бульвару, прижимая
портфель с номером журнала, преподнесенным ему на память, чувствовал, как
сначала глаза теплеют, а потом на реснице холодит льдинка. Было и совестно и
очень хорошо на душе.
за границу, в Париж, в Лондон. Можно бы даже сделать доклад в
орнитологическом обществе по-английски".
выменять на картофель. Фрак остался, фрак не меняют, потому что у него
фалды: никак его не переделаешь на простую нужную одежду. Но в Англии как
раз во фраке и нужно, если вечером". И еще подумал: "Вот бы издать книгу;
вчерне она совсем готова, только переписать. Работал над ней больше десяти
лет. Но сейчас издать и думать нельзя. Сейчас вот только мальчики издают
стихи, как-то умудряются. И названья книжкам придумывают удивительные:
"Лошадь как лошадь"*,- Бог знает, что это значит, разве что просто
озорство".
поэта-имажиниста Вадима Габриэлевича Шершеневича (1893-1942), вышедшего в
издательстве "Плеяды" (М., 1920).
выздоровел. Теперь заходи к нам почаще.
журнал, показал Васе смущенно:
прошлогодний, а все-таки. Сейчас ведь и университет не получает ничего из
заграницы. Тут и меня, старика, не забыли. Приятно все-таки.