ваши уже признались. Все, доигрались.
слабо взять! Не по зубам.
чтобы видеть всех троих, поставил винтовку меж ног и, свернув цигарку, с
облегчением закурил.
Зарецкому.
сторожит их, а я за тобой. Вражина твой на скале лежит, вестей о твоей
смерти ждет. Пойдешь, ай как?
крикнув: "Оставайся здесь!" - помчался было, но вдруг осадил коня и
закричал:
на седловинах, полосами освещал лес - где зелено, где уже черно. Ветер
затих, тепло и нега разливались в воздухе.
правое дело.
Мог помочь. Но не предложил. Пусть сам...
смерти?..
красноватым солнцем, в профиль к нему, на самом краю обрыва - руки за
спиной, голова откинута, простоволоса. Тишина раздражала его. Ужели не
прозвучит выстрел? Винтовка лежала возле ног.
глядел на врага, такого уязвимого сейчас, в сущности, беззащитного. Выстрел
- и нет его. Тряхнул головой, отбрасывая дурную мысль. Уподобиться ему?..
успел Зарецкий передернуть затвором, как выстрелил. Их разделяли саженей
тридцать - сорок, промахнуться трудно, но и у Зарецкого инстинкт охотника
сработал молниеносно. Он подался корпусом к стволу дерева, и пуля, срезав
кусок древесины с корой, заодно сорвала с правого плеча его и сукно и живую
кожу. Теплая кровь обрызнула щеку. "Висок!" - мелькнула страшная мысль, в
глазах поплыл туман. Но все это быстро прошло. "Ранил, мерзавец!" Пьянея от
крови, егерь сделал шаг вперед. Улагай, отбросив правила чести, нервно
передергивал затвор, но, видно, патрон у него перекосила, он пронзительно
взвизгнул, бросил винтовку и сам, как срезанный, плашмя упал на землю,
впившись в нее побелевшими пальцами, зубами. Смерть. Смерть!
что сейчас он подымет винтовку и ненавистный ему человек обратится в ничто.
- Встань и посмотри смерти в глаза. Ты заслужил ее, подлый человек. Ну! Я
жду. Не будь трусом в последнюю минуту...
Еще живой, но уже мертвец.
духа. - Нет! Я не хочу!..
на винтовку, на черную дырочку ствола. Хрипло, но уже внятно он попросил: -
Оставь мне жизнь.
своих наемников, они у нас. Я отпущу их. Но пусть и они забудут о наших
лесах.
взглядом Зарецкого каким-то волочащимся шагом, униженный и побитый, пошел он
к лошади, устало перевалился в седло и, безвольно согнувшись, скрылся на
потемневшей лесной тропе.
месте и, чуя других людей, просительно заржал. Боялся одиночества и
темнеющего леса.
стоял, не в силах отвести взгляда от тропы, где скрылся Улагай.
сверток, приказал: - Снимай куртку! Рука работает? Больно?
задета только мякоть и не опасно, успокоился. И тогда спросил:
думал, что ты... Дрожал и с места сойти не мог. Все билось в голове: что
будет, когда обнаружится... Значит, ты его отпустил? С миром? Ну и чудной
ты! Ведь он не простит.
искусственным голосом докончил:
молча слушал стенания связанного Чебурнова. Егеря подняли пленников, связали
одной веревкой и повели на кордон, как водили в древности своих врагов
славяне. Там еще раз обыскали, отдали коней с пустыми сумами и
напутствовали:
верховьям Киши.
плечом, от которого шел едкий запах дегтя. Телеусов почитал особо
приготовленный березовый деготь наилучшим лекарством для ран. Не раз
испытано.
непроизвольное движение плеча у ведущего, участливо спрашивал:
и снова умолкал, вспоминая минувший драматический день.
смерти вынудил отказаться от кровной обиды. Все это казалось здесь, в
спокойном лесу, каким-то далеким, зыбким и вроде бы несущественным. Лишь
рана напоминала о смертельной опасности, которой он подвергал себя.
как бандитский налет, о поведении высокопоставленных лиц. Слишком очевидным
был у них страх перед будущим. "После нас хоть потоп..." Эта неуправляемая
охота могла стоить жизни многим зубрам, оленям, другим животным. Она могла
стать побоищем. Но егеря, по долгу службы обязанные помогать отыскивать и
бить зверя, выступили с удивительным единодушием в защиту зверя. Ни один
зубр не пал. Все они, как и Шапошников и Зарецкий, понимали
безнравственность этой последней охоты, когда один хозяин фактически
отказался от своих прав на Кавказ, а другой не торопился взять ее в свои
руки. Однако хозяева нашлись. Они и есть хозяева - егеря. И что бы ни
произошло в будущем, именно они в ответе за свой заповедник. В особенности
за зубра.
за работу, а это могло произойти очень скоро. Напрашивался только один
выход: уговорить их переселиться на глубинные кордоны. С семьями, скотиной,
со всем подворьем. Сделать их постоянными жителями на Кише, Умпыре, Закане,
Гузерипле, в Бабук-ауле. Места для жизни там отличные.
ждать новых налетов петербургских и кубанских стрелков, для которых
"ничейный" Кавказ - рай обетованный?..
Можно, конечно, промолчать, но окровавленная рубашка, порванный пулей
сюртук, сама рана? Впрочем, на Умпыре он попробует привести одежду в