меня. Они куда важнее для каждого человека, нежели те пыльные картинки в
золоченых рамках, спрятанные за тремя сигнализациями. Когда у меня будет все
это, - Наталья Михайловна кивнула в сторону балкона, - когда я перестану
мечтать обо всем этом, тогда я возьму тебя под локоток и пойду балдеть над
тем тряпьем, которое изобразил когда-то Рембрандт. И я скажу тебе -
посмотри, Анфертьев, как живописно, как прекрасно смотрится солнечный блик
на мешковине этого блудного сына. И я буду говорить искренне. Не играя, не
притворяясь. А пока я сама хожу в мешковине...
с тем, - Наталья Михайловна указала пальцем в сторону мокнувшего под дождем
каталога, - самая настоящая.
кресло.
сейчас к тебе приду. Давай-давай! А теперь, Вадим, слушай меня внимательно.
Я, кажется, рада, что все это произошло, это придало мне решимости. Прости,
Вадим, но скажу сразу - ухожу от тебя.
можно найти в этом доме, всем, чем я питалась столько лет... Сыта.
говорить о... Если говорить о тепле, участии, понимании... Все это я
получала по скудным блокадным пайкам.
случай, чтобы к таким приемчикам прибегать. Я все сказала всерьез. Таньку
забираю.
Вопросы есть?
кресла, потрепала по волосам. - Все правильно, Вадим. Рано или поздно это
должно было случиться. Я получала время от времени анонимки с твоего завода.
Не знаю, как далеко у вас зашло, да и не важно. Речь не об этом. Это я так,
к слову. Вадим, я хочу сделать еще одну попытку.
попытался кое-что изменить... Но попытка кончилась печально.
направлении. Как я сейчас понимаю, это была ошибка. Возможно, твой путь
более правилен. Возможно...
повернула к себе. Вадим Кузьмич зажмурил глаза, не мог он сейчас смотреть в
глаза жене, не мог.
навсегда. - Только тем, кто в этом нуждается.
надеть на себя.
важное. - Я тоже ухожу.
приставных стульях.
забывает тарелки подогревать. У них там, за бугром, - Анфертьев ткнул
большим пальцем в спину, там, где была балконная дверь, - только на горячих
тарелках подают. Умеют люди жить.
посмотрела на мужа. - Я думала, ты будешь вести себя иначе.
сегодня я не могу себя вести иначе, не могу уговаривать тебя, просить
подумать, не могу щипать Таньку, чтоб громче рыдала... Нет сил. Да и не
хочу. Видишь ли, у меня такое ощущение, что сегодня произошло нечто более
существенное...
достаточно сделать один шаг, чтобы сорваться в сырую темноту, вслед за
каталогом.. Но вряд ли ему повезет упасть на землю, нет, его подхватит
ветром, и, пронзаемый каплями дождя, он полетит сквозь подворотни и проезды,
над булыжниками и трамвайными рельсами, его втянет в дыры метро и выбросит
из канализационной трубы где-нибудь за городом...
исчезла, и, не глядя в ту сторону, он знал, что там стояла Света, и вместо
Квардакова зияет черная дыра, и оттуда холод, усиливающийся ветер. Не просто
осенний ветер, не просто зимний ветер, а какой-то стылый, будто из
промерзшего подвала, и ветер обдувает его со всех сторон, и нет от него
защиты. Ветер рвет его жиденькие одежки, продувает их насквозь, вышибает
слезы из глаз, а он стоит на крохотном скользком пятачке, открытый ветрам и
взглядам...
кончилось. Вокруг пустота и холод. И только маленькое светлое пятнышко
где-то далеко среди звезд - Танька. Он ощутил, 'что от нее исходят тепло и
надежда. И Анфертьев понял, куда ему идти, куда стремиться в бесконечном
пространстве.
спасение.
удержался на пятачке и, не выдержав напора, стал медленно заваливаться,
опрокидываться навзничь. Он чувствовал, что теряет сознание, и это ему
нравилось, потому что приносило облегчение.
Республики, за которым Наталья Михайловна выстояла длинную очередь и по мере
продвижения очереди исписала номерами обе свои суховатые ладошки, так
жаждущие любви и достатка.
события очевидны. Наталья Михайловна быстро и на высоком техническом уровне
провела размен квартиры, причем сделала это даже не без великодушия.
Анфертьев получил однокомнатную квартиру на проспекте Мира, правда, с
совмещенным санузлом, но, поскольку он теперь жил один, это не имело слишком
большого значения. Сама Наталья Михайловна с Танькой тоже получили
однокомнатную квартиру, но получше, поближе к центру, в старом доме на
Сретенке. Мебель поделили без суда, кое-что даже осталось. Вещи, уместные в
двухкомнатной квартире, оказались непригодными в однокомнатной. И Наталья
Михайловна, и Анфертьев влезли в долги, поскольку при обмене пришлось
доплачивать: не так просто разменять двухкомнатную на две однокомнатные.
Вадим Кузьмич заказал на заводе грузовик и помог бывшей жене переехать на
новое местожительство.
вытирала о них зареванную свою мордашку. А Вадим Кузьмич легонько трепал ее
за ухо и без конца повторял:
улыбки, поскольку давно не улыбался и даже подзабыл, как это делается.
сосульки, падающие с высоких московских домов, не пронзали прохожих, когда у
метро кавказские люди уже продавали мимозу, мне встретился Анфертьев.
Радостный и оживленный, Вадим Кузьмич торопился перебежать через Тверской
бульвар, недалеко от Театра имени Пушкина. Под мышкой у него был большой
черный пакет, видимо, с фотографиями. Он кому-то помахал рукой, что-то
крикнул, и в этот момент мне удалось заглянуть ему в глаза. Они были пусты.
Не было в них ни радости, ни оживления. Он скользнул взглядом по мне, узнал,
но тут же отвернулся, как от человека, который что-то знает о его прошлом,
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Ильин Андрей