людям комильфо, заявила с безошибочной проницательностью и безапелляционной
вескостью особы, которой известны все тайны леманского высшего общества, что
в нем сразу виден человек на редкость тонкий, прекрасно воспитанный, головой
выше всех, кто живет в Бальбеке, и к тому же еще он казался ей недоступным -
до тех пор, пока доступ к нему ей не был открыт. Благоприятное суждение о
зяте Леграндена создалось у нее, быть может, из-за его бесцветной
наружности, в которой не было ничего такого, что внушало бы робость, а быть
может, из-за того, что по каким-то таинственным признакам она угадала в этом
дворянине-фермере с повадками причетника своего единомышленника - клерикала.
мимо отеля, владелец универсального магазина, - подозрительный тип, с
которым мой отец ни за что не стал бы знакомиться, но "курортная жизнь"
преображала их в моих глазах в конные статуя полубогов, а полубоги, - и это
еще лучшее, на что я мог рассчитывать, - не удостаивали даже взглядом
бедного подростка, уходившего из столовой только для того, чтобы посидеть на
песке. Мне хотелось приобрести расположение даже авантюриста, короля
безлюдного острова Океании, даже чахоточного молодого человека, о котором
мне хотелось думать, что под нахальной внешностью он скрывает пугливую и
нежную душу и который, быть может, мне одному расточал бы сокровища любящего
своего сердца. Да и потом (в противоположность тому, как обычно
расцениваются знакомства, завязывающиеся во время путешествий), если вас
увидят на пляже, куда некоторые ездят ежегодно, с определенными людьми, то
это может бесконечно увеличить ваш коэффициент в настоящем свете, и ничто
так старательно не поддерживается в Париже, - а уж об отчуждении и говорить
нечего, - как дружеские отношения, возникшие на морских купаньях. Меня
интересовало, какого мнения обо мне все эти временные или местные
знаменитости, которых моя способность ставить себя на место других и
воссоздавать их душевное состояние причислила не к их настоящему рангу, к
тому, к какому они относились, например, в Париже, быть может, весьма
невысокому, а к тому, в какой они сами себя записали и в каком они, и
правда, были в Бальбеке, где отсутствие единой мерки давало им известное
преимущество и вызывало к ним живой интерес. Увы, я особенно болезненно
воспринимал пренебрежительное отношение г-на де Стермарья.
красивое лицо, бледное, почти голубоватое, заметил то, что было
своеобразного в горделивой стройности ее стана, в ее поступи, - все это,
естественно, наводило на мысль об ее происхождении, об ее аристократическом
воспитании, обозначавшемся передо мной тем явственнее, что мне была известна
ее фамилия: так экспрессивные мотивы в творении гениального композитора
дивно рисуют пышущее пламя, струенье реки и сельскую тишину, - надо только,
чтобы слушатели, сначала пробежав либретто, соответственно настроили свое
воображение. "Порода", добавляя к очарованию мадмуазель де Стермарья мысль
об его почве, объясняла его, сообщала ему полноту. Но это еще не все:
"порода" возвещала недоступность очарования, и от этого оно становилось
желанней, - так высокая цена увеличивает ценность понравившегося нам
предмета. Ствол родословного древа придавал цвету ее лица, вспоенного
драгоценными соками, вкус редкостного плода или прославленного вина.
обитателей гостиницы. Дело было так: в первый же день, когда пожилая дама
спускалась, производя на всех сильное впечатление тем, что впереди шел
лакей, а догоняла ее горничная с забытой книгой и накидкой в руках, и
возбуждая любопытство и почтительность, которыми, судя по всему, особенно
был преисполнен г-н де Стермарья, директор наклонился к уху бабушки и из
любезности (так показывают персидского шаха или королеву Ранавало простому
смертному, который, понятно, не имеет никакого отношения к могущественному
властелину, но которому может быть интересно посмотреть на него вблизи)
шепнул ей: "Маркиза де Вильпаризи" в то самое мгновенье, как маркиза,
заметив бабушку, взглянула на нее с радостным изумлением.
старушки, самой могущественной феи не могло бы доставить большей радости
именно мне: ведь у меня не было никакой возможности познакомиться с
мадмуазель де Стермарья, и жил я в краю, где я никого не знал. Никого -
практически. А с точки зрения эстетической число человеческих типов до такой
степени ограничено, что, где бы мы ни находились, мы не нуждаемся в частых
встречах со знакомыми людьми, нам не надо по примеру Свана искать их на
картинах старинных мастеров. Так я в первые же дни нашей жизни в Бальбеке
встретил Леграндена, швейцара Свана и самое г-жу Сван: Легранден превратился
в старшего официанта в кафе, швейцар - в незнакомого проезжего, а г-жа Сван
- в содержателя купальни. Своего рода магнетизм притягивает и сцепляет
некоторые черты лица и особенности умонастроения, так что когда природа
придает человеку новую телесную оболочку, то она не очень его калечит.
Легранден, обернувшись официантом, сохранил в неприкосновенности свой рост,
форму носа и часть подбородка; г-жа Сван в мужском роде и в звании
содержателя купальни не утратила не только своей наружности, но и манеры
говорить. Но теперь мне от нее, подпоясанной красным кушаком и при малейшем
волнении на море. вывешивавшей флаг в знак того, что купаться воспрещается,
- содержатели купален осторожны, потому что многие из них не умеют плавать,
- было не больше пользы, чем если бы я ее увидел на фреске "Жизнь Моисея",
на которой Сван когда-то узнал ее в облике дочери Иофора. Зато маркиза де
Вильпаризи была настоящая; колдовские чары не отняли у нее могущества, -
напротив, силою своих чар она могла стократ усилить мое могущество, и теперь
я, будто на крыльях сказочной птицы, в несколько секунд преодолевал - по
крайней мере, в Бальбеке - бесконечное социальное расстояние, отделявшее
меня от мадмуазель де Стермарья.
бабушка. Она бы не стала меня презирать - она бы просто не поняла меня, если
бы узнала, что я дорожу мнением, проявляю интерес к людям, которых она даже
не замечала, имена которых вылетели бы у нее из головы, как только она
уехала бы из Бальбека; я боялся признаться ей, что если б эти люди видели,
что она разговаривает с маркизой де Вильпаризи, то мне бы это доставило
большое удовольствие: я же чувствовал, что в отеле к маркизе относятся с
почтением и что ее дружба с бабушкой возвысила бы нас во мнении г-на де
Стермарья. Я не считал приятельницу бабушки аристократкой; ее фамилия,
которую называли у нас в доме, когда я был еще совсем маленьким, стала для
меня привычной, мой слух освоился с ней еще до того, как на ней задержалось
сознание, а титул только придавал ей своеобразие - так придает своеобразие
редкое имя, и так же это бывает с названиями улиц: улица Лорда Байрона,
общеизвестная и такая неинтересная улица Рошшуар или улица Грамона ничуть не
более аристократичны, чем улица Леонса Рено или Ипполита Леба. Маркиза де
Вильпаризи не представлялась мне существом из какого-то особенного мира, так
же как и ее родственник Мак-Магон, который, в свою очередь, ничем не
отличался в моих глазах ни от Карно, тоже президента республики, ни от
Распайля, чью фотографию Франсуаза купила вместе с фотографией Пия IX.
Бабушка считала, что в дороге не следует заводить новые знакомства, что на
море ездят не для того, чтобы видеться с людьми, что для этого более чем
достаточно времени в Париже, что встречи заставят вас тратить драгоценное
время на приличия, на всякие пошлости, вместо того чтобы проводить его, не
теряя ни секунды, на воздухе, у воды; и, находя для себя более удобным
предполагать, что это ее убеждение разделяется всеми и что оно дает право
старинным друзьям, которых случай столкнул в отеле, на игру во взаимное
инкогнито, она, как только директор назвал фамилию Вильпаризи, отвернулась и
сделала вид, что не замечает маркизу, а маркиза, поняв, что бабушка не
хочет, чтобы она ее узнала, стала смотреть в пространство. Маркиза ушла, а я
опять остался в одиночестве, - так потерпевший кораблекрушение вдруг завидит
корабль, но корабль, не останавливаясь, проходит мимо.
конце. Она не была знакома ни с кем из обитателей отеля, и ни с кем из тех,
кто здесь бывал, даже с маркизом де Говожо; в самом деле, он с ней не
поздоровался - это я заметил в тот день, когда он и его жена дали согласие
прийти завтракать к старшине адвокатов, а старшина, в восторге от того, что
будет иметь честь видеть у себя за столом дворянина, избегал всегдашних
своих приятелей и только издали подмигивал им, как бы намекая на это
историческое событие, но очень тонко, а то вдруг они подумают, что он
подзывает их.
человек шикарный, - сказала ему вечером судейша.
радость, спросил старшина. - Это из-за моих гостей? - продолжал он,
чувствуя, что не в силах дольше притворяться. - Какой же шик в том, чтобы
пригласить к завтраку друзей? Ведь должны же они где-нибудь завтракать.
сразу узнала. Она маркиза. Настоящая. Не по женской линии.
думал, вы подойдете, делал вам знаки... я бы вас познакомил! - добавил он,
легкой иронией умаляя чрезмерность своей любезности, совсем как Артаксеркс,
когда он говорит Есфири: "Уж не полцарства ли тебе отдать я должен?"
миновала, возразил старшина. - Они бы вас не съели. А как насчет партийки в
безик?
теперь знаетесь с маркизами!
ужинаю. Хотите поехать вместо меня? Я не кривлю душой. Откровенно говоря, я
бы предпочел остаться.
председатель и потом до слез хохотал над своей же шуткой. - А вы ведь тоже
бываете в Фетерне? - обратился он с вопросом к нотариусу.
не завтракают, как у старшины.