как Татарин затягивался сигаретой. "Завтра, Кот, встретимся и переговорим",
- сказал Карташов и хотел отключить телефон, однако Татарин был настойчив:
"Все должно произойти третьего декабря, в международный День инвалидов".
"Тоже мне символист, - подумал Карташов, но в трубку сказал другое: -
Извини, Кот, я сейчас при деле...Встретимся - переговорим..."
После похорон они поехали домой к Броду, где уже хозяйничала его сестра
Раиса - мужеподобная женщина с только что завитыми волосами. Казалось, что в
создании ее лица Всевышний ничего кроме зубила под рукой не имел - настолько
ее черты были грубы и неподвижны. Однако стол она накрыла быстро и поставила
на него довольно разнообразные блюда, среди которых возвышались три пирамиды
бутылок со спиртным.
Видимо, Брод уже успел выпить - лицо его горело и он, оставшись в одной
рубашке, сидел в кресле и курил.
Пили молча и много. Постепенно водка с коньяком сломали поминальную
чопорность и начались разговоры - сначала спорадические, а затем, как
всегда, раскованно, с перебивкой друг друга и даже с шутками.
В какой-то момент, когда Брод отошел от стола покурить, к нему
присоединился Карташов. Попросил пару дней отгула.
- Хочешь еще раз напороться на неприятности? - спросил Брод.
И Карташов, видимо, поддавшись общей атмосфере сближения, вкратце
поведал ему о Татарине и его друзьях.
- Надо пообщаться с корешком, отвезти ему что-нибудь поесть,
сигареты...
Брод не возражал, но при этом заметил: "Ты, Серго, теряешь
бдительность...Если не ошибаюсь, это ты находишься в розыске. А не я..." На
это Карташов отреагировал по-своему: он положил руку на плечо Брода и
дружески пожал.
- Мы все, Веня, потеряли бдительность, - сказал он, - оттого сегодня
похороны, а не свадьба.
- Ладно, умник, я не возражаю, только поставь об этом в известность
Николая. И держи с ним постоянную связь.
- Понял, спасибо...
- И постарайся не попадаться на глаза ментам! А если все же нарвешься,
уводи их куда хочешь, но чтобы сюда ни ногой, - Брод сделал отметающий жест.
Когда Карташов с Одинцом остались одни в комнате, Карташов рассказал
напарнику о разговоре с Бродом.
- Ты один собираешься ехать к Татарину? - спросил Саня.
- Завтра - один. Разузнаю, что калеки придумали и насколько это
реально.
- А когда мы съездим в Измайлово на разведку?
- Можем даже завтра туда махнуть. Включи, Саня, приемник, послушаем,
что делается в нашем бардачном мире.
- Все то же - взрывают, воруют, занимаются коррупцией. Ты лучше подай
мне гитару...
И казалось, что утрату переживает не Карташов, а он, Саня - столько в
его голосе было щемящей тоски и отчаянной бесшабашности.
Он запел:
В Хайратоне прощались,
Поклялись, обещались,
Возлюбить свои жизни,
И не прикасаться к стволам,
Кабы знал, кабы ведал,
Кто позже нас предал,
Я бы свой АКС никогда,
Никому не сдавал...
...Ах, какая весна в Бирюзе,
Ах, какая весна была!
Вот бы снова туда,
Там бы встретить друзей,
Тех, с кем совесть не развела,
Ах, какая весна в Бирюзе,
Ах, какая она была...
Голос у Одинца загустел, возвысился и Карташов понял, какое мощное
половодье чувств шумит в груди его товарища. Он почувствовал, как по
хребтине побежали мурашки сопричастности к тому, о чем пел Саня...
...На следующий день Карташов встретился с Татариновым, от которого
узнал, что график работы инвалидов кардинально изменился. Они перешли за
зимнее расписание: на точках теперь сидят только в часы пик - с 8 до 12,
после чего их развозят по домам. Вторая смена - с 16 до 19 часов.
Было без четверти одиннадцать. Разговор - короткий.
- Нас будет двенадцать рыл, - с улыбкой произнес Татарин. - Во всяком
случае, столько ребят рвутся устроить Алиеву и его банде Варфоломеевскую
ночь.
- Это слишком, где я возьму столько транспорта?
- От тебя ничего не требуется. У нас уже есть на примете две тачки:
старый "москвич" и 31-я "волга". Нам только нужны запасные номерные знаки. И
несколько хороших стволов. Желательно автоматов и кучу гранат.
Карташов молча курил и поглядывал на продавщицу книг, закутанную в
шерстяной платок.
- А с последствиями вы считаетесь? - спросил он Татарина.
- Это для нас не важно, - Татарин сжал покрытый цыпками кулак. - Ты
говорил, что будут журналисты... И если так...Мы сделаем колоссальный, на
всю Россию, переполох и в этом нам никто не помешает. Даже если придется
подохнуть. Но это же лучше, чем вечная помойка, верно, лейтенант?
- Допустим.
- Мы приняли коллективное решение - устроить грандиозный бэмц третьего
декабря, в международный День инвалидов. Впрочем, я тебе уже об этом
говорил.
- Значит, ничья помощь вам не нужна?
- Почему, можете со своим дружком нас подстраховать, чтобы мы в горячке
не переколошматили пол-Москвы.
- Сколько человек охраняет эту винокурню?
- А этого точно никто не знает, но если сам пахан разъезжает в компании
пятнадцати мордоворотов, можешь предположить, сколько их там всего... Ты ж
понимаешь, какую капусту они шинкуют и как остервенело будут драться.
- Расположение этажей и помещений знаете?
- Ваня Горелов имеет схему. Но я знаю, что на минус первом этаже
находится разливочный цех, на втором - склад готовой продукции, а на
третьем, то есть на первом подземном - производство минеральной воды...
Конечно, для отвода глаз. В ангаре идет разгрузка цистерн с помощью
замаскированного слива, куда откачивается привезенный спиртяга. Голая
контрабанда...
- Тебе бы, Кот, не побираться, а работать в налоговой полиции. Все
знаешь...
- Разведка! Если я без клешни и без двух мослов, это еще ничего не
значит.
- Но двух машин, о которых ты говорил, вам будет мало...
- А я тебе еще не все сказал... Третьего декабря, когда эти хмыри
приедут нас забирать с точек, после второй смены, мы их аккуратненько
уделаем. Вот тебе, пожалуйста, резерв - микробус "ниссан", в котором полроты
поместиться может... Ну я так, к примеру... Холодильника, который приезжал
ко мне домой, и под чьим мудрым руководством они меня обхаживали, я надеюсь
найти в ангаре.
- Не горячись, не все так просто, как кажется...
- А штурмовать ночью Грозный - просто? - Татарин повысил голос. Что-то
в нем надтреснулось.
- Забудем об этом, тогда вы Грозный не взяли...
- Потому что нас предали политбляди. И завод не Грозный, хотя и там
могут быть чеченцы.
- Забудем, - повторил Карташов. - Говори, где мы вам передадим стволы.
- Третьего декабря, в 20 часов, группируемся неподалеку от лесопарка
"Измайлово". Точнее, возле Серебряно-Виноградного пруда. Я думаю, к тому
времени мы успеем взять власть в свои руки... - Татарин вдруг замолчал,
словно в рот ему засунули кляп. - Слышь, Сергей, а твой напарник...этот Саня
- надежный кент? Больно он шустрый, глазки бегают и сам он, как стреляная
гильза.
- Проехали...Доверяешь мне - доверяй и ему. Проверен.
- Тогда нет вопросов! - хлопнул ладонью о культю Татарин. - Тогда
разбегаемся, пока нас не засекли мои эсэсовцы...Да, чуть не забыл - нам не
помешали бы еще два-три мобильных телефона. Конечно, лучше "мотороллы", с
ними проще держать связь...
- Пока ничего не могу сказать. У тебя курево есть?
Вместо ответа:
- Послушай, Серый, а ты что - Бандо простил? Я давно тебя об этом хотел
спросить.
Карташов, чтобы не привлекать внимание прохожих, подошел вплотную к
калеке.
- Ты не те слова употребляешь, - сказал он. В голосе послышалось
металлическое бренчание. - Это не в моей власти его прощать. На нем не
только кровь таможенников, но и кровь Кротова, и подлянка, которую он
сочинил со мной...
- А ты знаешь, что Кротов хранил кассету со своим признанием?
Карташов сделал стойку.
- Не понимаю, что ты имеешь в виду.
Татаринов воровато огляделся. Заговорщицки, вдруг осипшим голосом
спросил:
- Помнишь, когда мы сидели в казарме на военном положении? Ну, в январе