Тем более что, как говорит Ральф, времени у нас много. Более чем достаточно.
движении искрятся всеми цветами радуги.
жестом древний рефлекс собственника. Но потом все же небрежно бросает ее
обратно в чемоданчик.
осматривая стены.
стена, конечно, намного тоньше - какие-то полметра, сущий пустяк.
Ральф.
чтобы мы тут сгнили и чтобы потом свободно распорядиться наследством? Или
ваши люди, которые - прошу прощения, Бэнтон, - до такой степени глупы, что,
увидев пустой подвал, тут же уедут, довольные своей наблюдательностью.
комнату размером примерно четыре на четыре. Для убежища вполне достаточно,
но если судить о нем как о резервуаре воздуха, то это, конечно, мизер.
Во-первых, высота потолка - метра два, не более. Во-вторых, это помещение,
вероятно, очень давно не открывалось, воздух застоялся, и если в нем все же
есть немного кислорода, то лишь благодаря тому, что непродолжительное время
стена была отодвинута. Если кислород и проник сюда, то в плачевно малой
дозе.
жалкую кубатуру этой дыры и тот факт, что в воздухе и сейчас кислород почти
отсутствует, нетрудно предсказать, что уже через несколько часов мы будем
дышать окисью углерода собственного производства. Так что и за остальным
дело не станет.
испачкает костюм, и вдруг начинает медленно сползать на пол. Первое время
мне кажется, что он поддался малодушию. По крайней мере до тех пор, пока я
не услышал его смех. Совсем негромкий и невеселый смех, но от этого смеха у
него трясутся плечи, и сдержать его он не в состоянии. Наконец взрывы
мрачного веселья становятся все более редкими и к Ральфу возвращается дар
речи:
в Панаме и Конго. Я побывал там, где стреляют из-за угла, убивают не моргнув
глазом... Верно, стрельба - не моя стихия, я уже говорил... Моя
специальность - проверять и оплачивать счета, но я столько раз рисковал
собственной шкурой и был на волосок от смерти... и всякий раз мне удавалось
уцелеть. Да, после всех испытаний я уцелел, чтобы оказаться здесь, в этом
городе... Ха-ха... чтобы какая-то дурочка, жалкая гимназистка из числа этих,
недоразвитых, ха-ха, порешила меня...
которого мурашки бегут по коже, и постепенно к нему возвращается привычная
флегматичность.
бросаю я.
американец. - Все зависит в конечном счете от структуры и соотношения.
унести ноги и скрыться в неизвестном направлении. Но я профессионал и
прекрасно понимаю, что это невозможно, а если бы даже оказалось возможным,
то пришлось бы до конца своих дней жить в непрестанном страхе - нет, помилуй
бог. Такова система, Лоран. Однажды попав в нее, выйти не пытайся.
гарантия...
время, все окажется легче...
Попробуйте ходить на руках. Или свистеть - меня это будет меньше
нервировать. Или спойте что-нибудь...
выбился из сил...
групповым сексом, обжираются мясом, заливая его бургундским. Треплются о
том, где лучше провести отпуск, на Багамских островах или на Бермудах... -
неторопливо излагает он, как бы припоминая, чем еще могут заниматься люди. -
А вот грязную работу предоставляют Бэнтону и ему подобным, и то, что Бэнтона
этой ночью заметут либо он сам задохнется в каком-то подвале в собственных
испарениях... никакого значения не имеет, это заранее предусмотрено, как
неизбежная утруска, словом, это в порядке вещей, об этом даже не принято
думать...
- мне не хватает воздуха, или я воображаю, что не хватает. Я чувствую, как в
голове снова начинается та отвратительная боль, с которой я проснулся под
вечер в отеле "Терминюс".
далеким, почти забытым, чем-то из Ветхого завета... И Флора, и мосье Арон...
чему на них смотреть, когда знаешь, что тебе больше нечего ждать, кроме... И
мы молчим, каждый расслабился, каждый занят своими мыслями или пытается
прогнать их.
слышится снова тихий голос Ральфа, совсем тихий, потому что Ральф, в
сущности, говорит сам себе, а не мне. - Это было бы наиболее логичным. Меня
ведь всю жизнь этому учили, это было стимулом: преуспевать, двигаться
вперед. Ради чего? Чтобы иметь большее жалованье, больше денег. А раз так,
раз ты нащупал наконец эти деньги, целые горы денег, почему не набить ими до
отказа мешок и не податься куда заблагорассудится...
так как мне уже не хочется разговаривать, не хочется ничего.
Мне все время внушали, что наша разведка - это величайшее установление, вам
тоже, наверно, говорили что-нибудь в этом роде. Мне доказывали, что деньги -
великое благо, и я поверил. Вам говорили, что брильянты - это всего лишь
чистый углерод, и вы поверили. С чего же вы взяли, что вы выше меня, если вы
такая же обезьяна, как и я?
равнодушно.
удобная ложь. А что из того. что одна из них поменьше, а другая побольше? Я
- один. Так же как и вы. Каждый из нас сам по себе... Каждый из нас, жалкий
идиот, поверил, что это не так, ему это вдолбили с корыстной целью...
него это все равно, поскольку - хотя и упоминает мое имя - обращается он все
время к себе. Если бы он провел день, как я, с мучительной головной болью,
если бы какая-нибудь Флора раздавила ему в рот ампулку жидкого газа, у него
наверняка пропало бы желание рассуждать, как оно пропало у меня, и
единственное, что я стараюсь сейчас делать, - это не думать о том, что мне
уже не хватает воздуха; от такого ощущения немудрено, если начнешь царапать
ногтями стену, царапать себе грудь и вообще царапаться.
Ральфа. - В своих устремлениях женщина - необузданное существо, предсказать
ее поступки невозможно.
голос.
можно расшифровать... Тут себя чувствуешь уверенней: есть система, есть за
что уцепиться. Другое дело женщина... Вы сами как-то сказали, что Флора
налетела на вас, как тайфун. А ведь это истинная правда: женщины - это
стихия, ураган. И не случайно тайфуны всегда носят женские имена: Клео,
Фифи, Флора... Ох, эта мне Флора!.. Тайфуны с ласковыми именами... Налетают
и все опрокидывают вверх дном...
определенного времени.
Безоблачная и тихая. Зато попробуйте стать на его пути... Знаю я. что это
такое - ураганы. Рассказывал же: Гватемала.
впечатление, что женщин вы не знаете, - замечаю я опять же после долгого
перерыва - Ральф, наверно, уже успел забыть, о чем шла речь.
засыпающему человеку. - Потому я с ними и не якшаюсь, если вы это имеете в
виду... Никогда не якшаюсь. Просто прихожу и плачу... и ухожу с облегчением
и с тем чувством отвращения, которое позволяет не думать о них какое-то
время...
смехе, давно это было, прошли часы, а может, и годы. Потом, по прошествии