примитивное метательное оружие.
Вот этого она точно не ожидала - и Мазур вовсю использовал свой
единственный шанс, ринулся вперед, пока она уклонялась от тяжелого куска
железа, зашел справа, пригнулся, выпрямился, ударил раз и два... Отпрыгнул.
Она еще стояла у борта, еще не уронила руки, тело еще не понимало, что уже
мертво, что шейные позвонки перебиты, что второй удар пришелся по сонной
артерии...
И в этот миг в нее метко и жестоко угодила автоматная очередь - совершенно
бесшумно, но Мазур-то видел, как пули бьют в грудь и лицо... Тело Мэй Лань
запрокинулось назад, окончательно выйдя из равновесия, подламываясь в
коленках, навзничь, затылком вперед она рухнула за борт.
И был шумный всплеск, показавшийся Мазуру громом. Он стоял на том же
месте, все осознавал, но не мог пошевелиться, в тупом оцепенении то ли
облегченно, то ли с надрывной тоской подумав: нежная и удивительная, как
говорил Остап, нежная и удивительная, да...
- Кирилл, мать твою! Живой?
Со стороны бараков бежали трое. Лаврик первым взлетел по сходням, опустил
коротышку-автомат с матово блеснувшим в лунном свете глушителем, сказал
сварливо:
- Ну, что стоишь, как засватанный? Скажи дяде спасибо. Шустрая была
девка... И в черное вырядилась по уму, я никак не мог ее выцелить... - Он
свободной рукой схватил Мазура за грудки и встряхнул как следует: - Ну?
Что у тебя? Что сказал Зыонг?
- А сам не мог спросить? - вяло произнес Мазур, все еще не в силах
стряхнуть тоскливое оцепенение. - Коли вы следили...
- Не уследили, - быстро сказал Лаврик. - Через полчаса после вашего визита
Зыонга умыкнули какие-то шустрые ребята... Ну?!
- Что вы от него узнали? - резко спросил господин Герберт. Ага, и этот
здесь, а вот третий Мазуру решительно незнаком...
- Да погодите вы, - с ухмылкой сказал Лаврик. - Он, похоже, в себя никак
прийти не может...
- Так пусть приходит побыстрее! - чуть ли не истерично вскрикнул Герберт.
- Здесь нельзя задерживаться, не хватало еще, чтобы они проследили шхуну,
а они могли... Давай!
Безмолвный третий отвернулся, сунул два пальца в рот и испустил
пронзительный свист. Возле барака заворчал мотор, показался открытый джип,
летевший прямо к сходням.
Мазур сделал шаг в сторону, всмотрелся. Старина Пьер смотрел в ночное небо
широко раскрытыми, неподвижными глазами, и в них отражалась луна.
Единственный, кого стоило пожалеть, - случайная соринка меж могучих
жерновов, размололи и не заметили...
Что-то твердое было под ногой. Нагнувшись, Мазур поднял индокитайскую
медаль на разорванной тонкой цепочке - и, зажав ее в кулаке, стоял
столбом, пытаясь разобраться в мыслях и ощущениях.
- Да мать твою! - взревел Лаврик, схватил его за ворот и подтолкнул к
трапу. - Уходим на хрен!
Только теперь Мазура отпустил о, и он ощутил себя прежним. Сбежал по
вихлявшейся доске, запрыгнул на заднее сиденье машины. Остальные с трех
сторон вскочили следом, и джип с выключенными фарами помчался вдоль берега.
- Ну? - обернулся к нему с переднего сиденья господин Герберт. - Что
сказал Зыонг? Он что-то знал, иначе его не схватили бы...
- Капсулу забрал некий Фань Ли, - сказал Мазур усталым, севшим голосом. -
Дворецкий мадам Фанг, заведует ее хазой с красивым названием Изумрудная
Гавань. Любит эта публика поэтические названия, а?
- Ч-черт... - прямо-таки прошипел Герберт. - И где эту самую гавань
прикажете искать?
- Знаете, что самое смешное? - сказал Мазур без тени улыбки. - Вы ведь так
и не успели расспросить меня подробно... Самое смешное, я, кажется, знаю,
где это... Точно.
КОРОТКИЕ БРОСКИ НА ДЛИННЮЩЕЙ ВОЙНЕ
БРОСОК ПЕРВЫЙ: МОРСКАЯ ГЛАДЬ
Картина была умилительная, напоминая какой-то антивоенный плакат: огромная
бабочка, едва заметно трепеща прекраснейшими разноцветными крыльями,
невесомыми пятнышками чистейших спектральных оттенков, уселась на
глушитель Мазурова автомата, где и пребывала уже добрых три минуты, не
выказывая ни малейшего страха. Столь явная доверчивость, неожиданный
симбиоз твари неразумной и отягощенного некоторым интеллектом "морского
дьявола" объяснялась как раз высоким профессионализмом последнего: он
столь надежно замер, слившись с окружающими ветками, лианами и яркими
тропическими цветами, что эта дура летучая принимала его, надо полагать,
за безобидную разновидность пня...
Вот только наблюдать за объектом она мешала, растопырила крылья прямо на
воображаемой линии полета пули. На исходе четвертой минуты Мазур решил,
что довольно с него единения с природой. Набрав в рот воздуха, выдохнул,
сжав губы. Неожиданное сотрясение атмосферы моментально произвело должный
эффект: бабочка сорвалась с глушителя, мигом восстановила равновесие, ушла
вверх и влево, исчезла с глаз.
Вокруг идиллически заливались птички, а временами попискивало какое-то
мелкое зверье. Слава богу, змей тут не было, а то ведь случаются иногда
коллизии в таких вот засадах, способные прибавить седых волос...
Стояла безмятежная солнечная тишина, та самая, что действует на нервы
похуже яростного боя. Как известно, хуже нет ждать и догонять. Особенно -
ждать, когда некие высшие соображения наконец заставят командира подать
сигнал.
Со своего места - особенно теперь, когда бабочка больше не застила белый
свет, - Мазур прекрасно видел отлично замаскированный зеленый домик, чье
лицезрение совсем недавно погубило Гавайца и его людей, а также двух
односельчан Мазура, о которых он главным образом и жалел: односельчане
как-никак, добрые соседи, мирные крестьяне. Зеленый домик, оказавшийся той
самой Изумрудной Гаванью, - восточный народ прямо-таки одержим
патологической страстью давать пышные имена всему на свете, даже самым
прозаическим предметам. Не просто загородная хаза мадам Фанг, а, изволите
ли видеть, Изумрудная Гавань...
Все вроде бы в порядке. Три тройки давным-давно заняли исходные позиции,
готовые по сигналу накрыть и резиденцию, и два других домика -
электростанцию и жилище прислуги, и здешнюю гавань, то бишь бухточку, где
стояла пара мощных катеров. Подалее, в чащобе, расположился радист и
господин Ма под бдительным присмотром Лаврика и одного из людей господина
Герберта, которого было велено именовать попросту "вы", без затей, но
Мазур про себя ради пущей определенности окрестил Безымянным Товарищем...
Все вроде бы в порядке. Искомого господина Фань Ли, осанистого китаезу
пожилого возраста, уже опознали при посредстве активно сотрудничавшего со
следствием Ма, тихонечко, где ползком, где на четвереньках доставленного
на передний край, а потом опять отправленного вглубь джунглей. Уже
сосчитаны все находившиеся в резиденции, числом четверо, уже отмечено
профессиональным взором, что все до единого не расстаются с оружием, у
кого кобура на поясе, у кого и вовсе трещотка на плече. Уже отдан
категорический приказ: пока не будет сцапан живым и невредимым тот, ради
которого они сюда явились, стрелять запрещено. Категорически и напрочь.
Герои классического романа, пожалуй что, находились в лучшем положении:
им-то было разрешено стрелять по конечностям - райская привилегия, что ни
говори. Поневоле преисполнишься черной зависти, когда тебе самому
запрещено стрелять вообще. Управляйся, как хочешь, именно конечностями, на
то ты и спецназ...
Худой вертлявый малаец с германским автоматом на плече опять пересек
небольшой кусочек открытого пространства. Снова в сортир шлепает, третий
раз за последние полчаса, съел что-нибудь не то, болезный, пузико
испортил... А господин Фань Ли уже во второй раз за те же полчаса выбрался
на бережок, торчит там, задумчиво созерцая безмятежную гладь лагуны, - то
ли страдает тягой к прекрасному и любуется сейчас пейзажем, то ли
прикидывает, как бы половить рыбку. Рыба здесь непуганная, так и плещет...
Оба! К нему шустро подбежал молодой китаец, что-то почтительно залопотал.
Выслушав его, дворецкий величественным скупым жестом отослал подчиненного
обратно в дом, а сам остался стоять на прежнем месте, глядя теперь в небо
- лазурное, необозримое и чистое, не обремененное ни единым облачком. Что,
кстати, только раздражало, да что там, откровенно злило - как прекрасно
работать в ливень, грозу и бурю, когда лупят молнии и порывы ветра гнут
деревья... Когда разверзаются хляби небесные и клиентура сидит под крышей,
носа наружу не высовывая, ведать не ведая, что снаружи бесплотными тенями
пошли на бросок непрошеные визитеры. Ах, какое все же удовольствие -
работать посреди буйства стихий...
Мазур прислушался и понял, что ему нисколечко не чудится. Это не верещанье
птиц, а тонюсенький, едва слышный стрекот мотора. И он крепнет,
усиливается, приближается...
На фоне поросшего буйными джунглями откоса на том берегу вдруг мелькнул
знакомый гидроплан, белый, с двойной синей полосой вдоль всего фюзеляжа,
от кожуха мотора до хвостового оперения. Прошел над лагуной, снижаясь,
исчез из виду, вновь появился, уже летя в противоположном направлении.
Неприятный сюрприз, что и говорить. Число подлежащих урегулированию
аборигенов, похоже, резко возрастет, что положительных эмоций никак не
вызывает...
Контровский Владимир
Василенко Иван
Каргалов Вадим
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Лондон Джек