правда.., с чего ты взял, будто.., со мной все нормально, я просто...
неужели ты ему веришь, Борис? Эта жандармская сволочь...
холодно.
сжимая и разжимая кулачки, все это время пыталась овладеть собой,
притвориться, что не видит его усмешки, подмигивания... Жалобно позвала -
Бестужев впервые слышал в ее голосе столь беспомощные интонации.
вы, как дети, господа... - Он дочитал последний лист, положил на стол,
тщательно подровнял бумаги в аккуратную стопочку. - Амазонка, на тебе лица
нет...
Вместо того, чтобы заняться этим провокатором, этим...
он приехал со мной, мы вместе решили отправиться в Южную Америку... Господин
майор Хаддок в настоящий момент лежит связанный по рукам и ногам в снятой
нами квартирке, не так уж и трудно туда добраться, Посмотреть его документы
и те бумаги, что при нем нашлись, задать ему несколько вопросов...
что стоял рядом с ней за спиной Суменкова, среагировал еще быстрее. И ударил
ее ребром ладони по запястью, сверху вниз, выбил оружие, толкнул к стене...
бесстрастностью удава:
целила то ли в меня, то ли в Петра... Можно посмотреть твою сумочку? Этот
английский провокатор имеет наглость писать, что положил причитающееся
тебе.., жалованье в один из кайзербургских банков и у тебя есть при себе
банковская книжка с шифрованным счетом...
резким рывком вырвал у нее сумочку, прежде чем успела опомниться, перебросил
Суменкову. Тот небрежно высыпал содержимое на стол перед собой, покопался в
нем, извлек банковскую книжку за уголок и, не раскрывая, печально покривил
губы:
это всегда предательство... Господин Сабинин...
территории прилизанной, благополучной Германии... Он наверняка уже в поезде.
Что ему еще здесь делать?
секретная служба - организация отнюдь не филантропическая, и руки у нее
длинные. Положив эти бумаги в какой-нибудь надежный банковский сейф, буду
чувствовать себя гораздо спокойнее.
нависавшего над ней Петра. Судя по лицу, у нее не то чтобы не осталось сил
бороться - она просто не видела выхода для себя. Наверное, с таким лицом
идут ко дну застигнутые водоворотом пловцы, когда не в состоянии уже
удерживаться на воде....
зря приехал в Кайзербург, он подбирается к "Джону Грейтону"...
тишина. Суменков, не отрываясь, смотрел на Сабинина, а тот старался не
отвести глаз, как будто именно в этом было спасение: выдержать немигающий,
магнетический взгляд, физически давивший...
есть...
белую, с простеньким узором из синих цветочков по краю, Суменков, не отводя
взгляда от Бестужева, взял обеими руками показания майора и разорвал -
пополам, и еще раз, и еще. Бросил клочки в тарелку, поднес спичку. Бумага
занялась желтым высоким пламенем. Суменков старательно ворошил пылающие
клочки, пока они не догорели, а потом старательно примял пепельницей,
раздавил в порошок черные хрусткие хлопья.
организация должна остаться вне всяких подозрений. Эти бумаги отнюдь нас не
красили...
разрешаю вам беспрепятственно уйти отсюда. Возьмите это, - он толкнул по
столу к Бестужеву паспорт и билет на пароход. - Но если вы когда-либо,
где-либо, кому бы то ни было заикнетесь об этой истории, можете считать себя
покойником. Ну, что же вы , сидите? Не бойтесь, я не играю с вами. Я никогда
не стреляю в спину. Можете идти.
сразу вспомнил:
допускающим прекословия тоном. - Не люблю, когда возле меня находятся
вооруженные чужаки... Зачем вам браунинги в тихой Германии? Никаких сражений
вроде бы не предвидится, оружие вам понадобится разве что в Аргентине. Не
могу сказать, что знакомство с вами доставило мне удовольствие.., но я
справедлив. Вы можете идти. Что же вы?
Суменкова, застывшего в манерной позе вождя, олицетворения высшей власти и
высшей справедливости;
боевиков, замерших в позах опытных сторожевых собак.
уносить отсюда ноги, потому что он не принадлежал самому себе, и то, что он
едва не бросился на помощь Наде, несмотря на все происшедшее, было страшной
глупостью, способной погубить и его, и дело...
для человека, только что избежавшего почти неминуемой смерти, он пересек
пустынную улицу (фиакр так и стоял у тротуара, очевидно, кучер был свой),
вошел в парадное дома напротив (хота народ здесь жил, несомненно, небогатый,
парадное сверкало истинно немецкой чистотой) и встал у запертой половинки
двери, до половины застекленной.
оглянувшись предусмотрительно по сторонам с волчьей подозрительностью,
широкоплечий Петр. За ним шел Суменков, следом - остальные двое. Фиакр
отъехал. Бестужев стоял, прижавшись лбом к прохладному, чисто вымытому
стеклу. Он не понимал, чего ждет и ждет ли вообще. Все было ясно еще до того
момента, когда он увидел, что Нади с ними нет, - как только перехватил
брошенный на нее холодный взгляд Суменкова. И не было в происшедшем никакого
сюрприза, не было ничего удивительного: еще выходя из квартиры, он знал, что
убил Надю этими бумагами, старательно снятой в номере дешевого отеля копией,
убил так же верно, как если бы сам направил на нее пистолет и нажал на
спуск.
самое, представься ей такая возможность. Она ненавидела все, что любил он,
чему служил, - и отдала жизнь тому, против чего он боролся. Ему никак нельзя
было поступить иначе. И все же душу ему раздирала смертная тоска, на губах
теплели ее поцелуи, а в голове бессмысленно крутились, вновь и вновь
крутились, французские печальные стихи:
на рычание.
стояла крохотная девчушка, аккуратная немецкая куколка в белоснежном
платьице и пышных кружевных панталончиках, таращилась на него с невинной
заботой.
Бестужев. - Я просто подавился табачным дымом, вот и все...