ладонями по столу. - Вы свободны, милые мои. А ты, - обращается он ко мне, -
задержись.
- Нельзя его было в таком состоянии посылать, вот что я вам скажу, Федор
Кузьмич.
работать?
этому... Бурлакову. И нервы свои спрячь, понял? Пока они тебя не подвели.
бесчувствен как доска!
пока этот пенсионер не отправился куда-нибудь на прогулочку. Отвечает мне
густой, уверенный бас.
найдется время?
просматриваю всякие свои записи и кое-что обдумываю. К такой беседе все-таки
следует подготовиться.
тревожит.
толщины дядя занимает чуть не весь дверной проем. Розовое, в глубоких
складках широкое лицо, ежик седых волос стоит над головой как серебряный
нимб. На Бурлакове мятые пижамные штаны, застиранные до белесости, и
роскошная домашняя куртка из темно-красного бархата с золотыми жгутами на
животе.
словно долгожданному гостю.
назойливо напоминают о дантисте. Я снимаю пальто и прохожу вслед за хозяином
в столовую. Еще в коридоре обращаю внимание на деревянную винтовую лестницу,
ведущую на второй этаж, и на красиво застекленные двери в другие комнаты.
высокими спинками, громадный, в полстены, буфет, тугие, обтянутые шелком
пуфики, два мощных "вольтеровских" кресла в углу, обитые зеленым сукном, с
красивыми резными подлокотниками, круглый стол на искусно выполненных
львиных лапах, хрустальная люстра над ним, как юбилейный сахарный пирог с
воткнутыми в нем белыми свечами. По стенам густо развешаны сомнительных
достоинств картины в золотых багетах, громадные и совсем маленькие. Под
французов и итальянцев, если не ошибаюсь.
одно из кресел, сам опускается в другое. Рядом оказывается полированный,
вполне современный журнальный столик на тоненьких дрожащих ножках. На
столике лежат большие шахматы, две пестрые коробочки сигарет, одна из них
"Кент", красивая газовая зажигалка и громадная пепельница из цветного
чешского стекла.
откидываясь на спинку кресла.
довольно откровенно. Во взгляде его чуть заметна ирония. Меня он, кажется,
всерьез не воспринимает. Мальчишка, вот и все. "Тем лучше", - сказал бы
Кузьмич. Но меня это задевает.
один человек, который когда-то попадался вам на пути. Может быть, вы его
вспомните. - И, как бы между прочим, добавляю: - Вас-то он, конечно, помнит.
задумчиво глядя куда-то в пространство.
на то, что Зурих его помнит. Бурлаков, наверное, пытается его сейчас
оценить.
него на этот раз была Николов.
теми фактами, которые он может сообщить, а теми, что вы сами сообщили. Так
вам, пожалуй, будет легче вспомнить.
И относится это, конечно, к моему намеку на факты, которые может сообщить
Зурих. Из чего следует, видимо, сделать вывод, что Бурлаков скорей всего не
знает, где сейчас находится Зурих, возможно, он и у нас уже. И во-вторых,
Бурлаков, очевидно, не уверен, что Зурих будет молчать, попав к нам.
зависит от того, решит ли он, что Зурих у нас или нет. Если решит, то будет,
конечно, защищаться и что-то о Зурихе скажет. Если же нет, то побоится
помочь нам напасть на его след и ничего не скажет.
Зурих у нас. Но делать это ни в коем случае нельзя. И не только потому, что
если я ошибаюсь и Бурлаков знает, где на самом деле сейчас Зурих, то
разговор будет безнадежно сорван и я вообще ничего не узнаю. Главное в
другом, в том, что обманывать Бурлакова я не имею права, это бесчестный
прием, и он до добра не доводит. Но вот посеять в душе Бурлакова
неуверенность и тревогу, вызвать всяческие опасения и тем толкнуть на
какой-то необдуманный, неосторожный шаг, заставить проговориться, на это я
имею право, и это надо постараться сделать. Словом, обхитрить я его могу, но
обмануть нет.
этом Зурихе. Может, я его и вспомню. Народу-то тьму-тьмущую на своем веку
встречал. Интересно даже...
степени неприятно и боязно тоже!
верю и в полную непричастность к нему самого Бурлакова, и в абсолютную
правдивость его показаний как свидетеля. Особо останавливаюсь я на эпизоде,
где Бурлаков упомянул Зуриха.
мне. Но, с другой стороны, это как бы обязывает его пойти мне навстречу, не
разрушить мое впечатление о его роли в том деле, и ему волей-неволей
приходится вспомнить упомянутый мною эпизод.
усилием вспоминает Бурлаков.
Светозар Еремеевич, - и со значением добавляю: - Очень мы на вас
рассчитываем.
Память-то, знаете, стала того...
Что ж, не все же его гладить по шерстке. Пусть не думает, что я каждое его
слово на веру приму.
лихорадочно соображает, что же такое сообщить о Зурихе, чтобы и впросак не
попасть, и лишнего чего-нибудь не брякнуть.
да, из Одессы. Командировка у него еще была, помню. Что-то там по обмену
опытом, если не ошибаюсь. А у нас в это время голова о другом болела
Махинации всякие обнаружились, дефицитный материал на сторону плыл. Вот и те
тридцать тонн керамзита, - в голосе Бурлакова слышится металл благородного
негодования, он входит в обличительный раж и даже, как видите, кое-что
преувеличивает. - Ну жуликов-то мы, конечно, за шиворот. И под суд, чтобы
неповадно было А этот самый Зурих... Думается мне теперь, и он к этим делам
руку приложил. Но тогда впечатление производил самое благоприятное. Беседы