соседа по московской квартире Сергея Горохова, который способен был лишь
на то, чтобы выпить с утра и обложить матом сначала свою жену, а потом
любого, кто попадется. Себя ей жаль почему-то не было. Она вовсе не
думала, что здесь ей понадобится квартира (если понадобится, она ее
построит) или телевизор (впрочем, если одолеет любопытство, почему не
собрать и телевизор?). Собственно говоря, единственным ее желанием сейчас
было увидеть Андрея.
Трава была живой и сердитой, ее тонкие стебли не хотели, чтобы по ним
ходили, стебли не привыкли к подобному обращению, Людмила их понимала и
старалась ступать на проплешины сухой почвы. Чуть ниже начинался настоящий
лес, хотя и деревья тоже выглядели непривычно - будто столы, поросшие
листьями, вросшие в землю сразу четырьмя кривыми ножками, это был готовый
каркас дома, и Людмила подумала, что с деревьми нужно договориться,
попросить, чтобы они отрастили еще и стены, и тогда это, действительно,
будет дом.
небо: мягкий свет пронизывал светло-серые облака, солнца не было видно, и
от такого освещения наступали покой и ясность мысли.
готова, она ждала, все уходили, ушла и она, тем более, что Андрей позвал
ее, и значит, пришло время. Была в студии в Кфар-Хабаде, оказалась на
вершине холма здесь, на Саграбале. Название ей никто не говорил, но она
знала, что планета называется именно так, хотя и не знала, откуда она это
знает, как не знала и того, кто дал планете имя.
пригибается перед ней, создавая нечто вроде тропы. Ее приглашали идти, и
она шла. Остановилась - ей всегда не нравилось, когда кто-нибудь пытался
ее вести. Она хотела сама. Тропинка приглашала, но Людмила повернула и
пошла вдоль склона, раздвигая руками вставшие перед ней высокие стебли.
вперед вела тропинка, но недалеко, смыкаясь метра через три, будто ожидая,
какими будут желания Людмилы.
понимала ее причины. Бывало с ней такое, вдруг накатит, и хочется делать
все назло, даже назло себе, а уж назло этой траве - подавно. Свободная
женщина, и буду делать что захочу.
вид тонкими и упругими, они сопротивлялись с безнадежностью воинов царя
Леонида, и Людмила чувствовала, как стебли давят на ладони, это было не
пассивное сопротивление растений, но упорная битва какого-то странного
разума. Людмила почувствовала себя глупой и брошенной девочкой. Кому она
мстит, в конце концов? Илье-первому, которого сама же и прогнала, а до сих
пор не забыла, себе-то может признаться - не забыла, и в Израиль поехала
разве потому только, что погнал зов тех нескольких молекул, что остались в
ней от неведомого еврейского предка? И нечего себя обманывать - разве
только Андрея ищет она на этой земле? Мужа она ищет. Му-жа.
Людмила больше не сопротивлялась, шла по зелено- коричневому коридору, а
коридор сворачивал - постепенно и незаметно для глаз, и Людмила оказалась
у подножия холма, здесь трава кончилась. Между полем и лесом текла река,
журчала вода, а может, и не вода это была вовсе, а какая нибудь отрава, и
если сейчас напиться, то быстро отойдешь в лучший мир. И конечно, Людмиле
захотелось пить.
черными вкраплениями. Вода - вода? - была прозрачной, Людмила наклонилась
и погрузила палец. Теплая.
никакого. Она отпила глоток, не думая уже о том, опасно это или нет. В
конце концов, не для того ли, чтобы жить, пришла она в этот мир? Дышит же
она этим воздухом, ни на миг не задумавшись, что и в нем могла заключаться
смерть.
капли, вытянула руки вперед, и они обсохли почти сразу, будто обдуваемые
теплым воздухом домашнего фена.
точно - ждал ее у леса, а не на этом открытом месте. На вид река была
неглубокой, метр, может, чуть больше. И течение небыстрое. Но ширина...
Впечатление было странным. Если смотреть, не думая, не оценивая, река
казалась неширокой. Но едва Людмила называла в уме какое-то число - десять
метров или пятьдесят, - как немедленно понимала, что число это неверно.
Сто метров? Нет, не сто. Но ведь не километр же? Нет, и не километр.
Сколько?
вдалеке уже виднелись передовые отряды египтян, и море выглядело
непреодолимой преградой, хотя, казалось бы, что стоит перемахнуть на
другой берег? Моисею помог Творец. Так сказано в Торе. А кто поможет мне?
прошли полгода. А мы даже проголодаться толком не успели.
Андрей, демонстрируя недюжинные познания в теории относительности.
эти...
глазах запрыгали радужные зайчики, а потом запахло паленым, и послышался
какой-то гул, звук нарастал быстро и стал не звуком уже, а чем-то жестким
и острым, впивавшимся в уши, проникавшим в мозг, разрывавшим на части
сознание.
и было, он воспринимал мир только через звук. Звук был реален, а больше ни
для чего в сознании не оставалось места. Даже для страха за Андрея и Дину.
взглядом несомненного мертвеца, а когда окровавленный палец, направленный
Мусе в лицо, коснулся подбородка, Муса закричал и бросился на песок. Он
был уверен, что не боится, он знал, что такое страх. Но, никогда не
испытав животного ужаса, он не знал, что это такое и в чем это
проявляется. Ему показалось, что тело его поступает по-своему. Падает,
отползает в сторону, поднимается, бежит, дыхания не хватает, и оно, тело,
хватает жаркий воздух широко раскрытым ртом, а рот раскрыт потому, что из
горла рвется вопль, конечно же, это кричит лишь тело, а не Муса. Муса
наблюдает за истерикой будто со стороны и не делает никаких попыток
вмешаться, остановить себя.
набрало в ладонь пригоршню песка и швырнуло вслед.
собственными глазами и остановился. Руки дрожали. Он не хотел
оборачиваться. Он хотел смотреть только на далекий горизонт. Хотел закрыть
глаза и оказаться в своей хибаре. Вернуться домой и поругаться с сестрой
Азой, потому что приправа к бастурме опять горчит. Еще он хотел припасть к
материнской груди и, захлебываясь, втягивать вязкое молоко из упругого
соска. Родиться заново, чтобы жить в другом мире.
Пусть убьет. Он тоже будет мертвым, и тоже будет смотреть пустым взглядом.
Проклятый еврей. Проклятый еврейский Мессия. Враг. Неверный. Захватчик.
слова. Муса поискал в себе желание убить и не нашел. Поискал привычную
ненависть, но обнаружил только удивление, непонимание самого себя и
остатки пережитого ужаса, хотя и эта эмоция невероятно истончилась,
обратилась в пустой символ.
Вернешься, если понадобится. Выходи, я покажу тебе мир и кое-что объясню.
В том числе про Бога, зови его Аллахом, если тебе так удобнее. Ну же...
стало смешно, и он не удержался, рассмеявшись, но не услышал собственного
смеха, а увидел лишь, что падает, и тело Мессии падает на него сверху, так
они и лежали, будто обнявшись. А голос сказал:
подождал, когда они погаснут, и только после этого сказал:
Йосефа. - Не ты первый, но парадокс в том, что ты можешь стать последним.
Прозоров Александр
Березин Федор
Шилова Юлия
Акунин Борис
Ильин Андрей
Майер Стефани