без тебя добьется ответа, а мы потом в газете прочитаем, но мысль
верная. Должно то есть быть что-то такое, что даже человека вроде этих
вот...- презрение на лице старлейта было неприкрытым и абсолютно
искренним, - в какой-то момент оставляет идти против установленного
порядка, не жалея ни чинов, ни больших звезд, ни головы своей...
другим делом заняты, и просвещать тебя нам недосуг, сходить скоро, а
другой на нашем месте тебя бы с поезда ссадил. И совсем в другом месте
тебе на твои вопросики ответили бы. И мало тебе, друг ситный, не
показалось бы. Поскольку все, что тебе положено знать, в "Правде" уже
написано, а если ты вдруг захотел узнать неположенное, то это уже
наводит на мысль... Так что впредь, дорогой, как писал русский поэт
Тютчев: "молчи, скрывайся и таи и мысли и слова свои..." Уловил, что я
имею в виду?
так еще и намекнули на нехорошее.
спросил, какая остановка следующая после Александрова.
уже за ним Иваново.
угрожающие очередным обильным снегопадом, а пока стряхивающие на землю
сухую и жесткую, похожую на алюминиевые опилки крупу.
приколоченных к черным, воняющим креозотом шпалам. Белыми и фиолетовыми
огнями светили фонари на стрелочных переводах. Попыхивал, внезапно
окутываясь облаками пара, зачуханный маневровый паровозик на боковом
пути.
чернеющему лесу, и на нем в несколько порядков теснились одинаковые
бревенчатые избы, дружно дымившие из кирпичных труб столбами синего дыма
в неподвижном воздухе.
отдохновение от предыдущих смертельных опасностей столичной жизни. Но в
неподвижный, чистый, вымороженный воздух неприятным диссонансом
вторгался удушливо-острый запах только что вываленного из паровозной
топки шлака.
Кольчугине сооруженному вокзальчику. От него круто вверх шла улица, -
образованная домами более цивилизованного вида, по преимуществу -
двухэтажными, где низ был кирпичный, а верх бревенчатый. Так здесь было
принято строить в прежние времена.
полосовым железом дверями, над ними - жилье хозяев, удобное, просторное,
теплое и сухое.
"Желдоркооп" вытянулась очередь. Длинная, мрачная и угрюмая.
один в серо-черные телогрейки, хоть мужчины, хоть женщины. Что
удивительна - не слышно было препирательств, ругани и даже просто
разговоров. Только похрустывание снега под йогами, кашель, глухое
бормотание, обращенное как бы в пространство, а не к соседям.
люди должны быть знакомы друг с другом, и отчего бы не поговорить на
общие темы в общем же ожидании?
прикрепленные к нему станционные рабочие за долгий день и наговорились,
и намерзлись досыта. Сейчас бы отовариться скорее, и домой. Какие
разговоры.
обещали выбросить.
В срок и по норме. Здесь же, как и во всей стране Советов, исключительно
выбрасывают. Что и когда придется. Повезет - поймаешь. Нет - жди
следующего раза... Карточки были - хоть срок отоварки каждый знал, а
теперь свободная торговля. Завезут чего-нито - хорошо, не завезут- такая
у нас планида.
одновременно ощущал себя наркомом, наизусть знавшим показатели растущего
благосостояния народа: "Жить стало лучше, жить стало веселее" и тому
подобное, и главное, на себе испытавшим справедливость этой сталинской
максимы. Но как человек, поживший при царском режиме, отлично понимал,
насколько жалко выглядит это нынешнее "благосостояние" даже по сравнению
с мировой войной. Тогда и на третьем ее году в принципе не существовало
понятия "дефицит", просто кое у кого могло не хватать денег на некоторые
продукты, но они были всегда и в изобилии...
два фунта хлеба в день, не считая приварка, а на минной дивизии, не
выходившей из боев и походов, вообще кормили от пуза, включая шоколад,
сливочное масло и рижские шпроты.
воспринимал и оценивал собственные мысли как нечто постороннее, хотел,
но не мог на них активно повлиять.
давал даже советы, как тому вести себя по прибытии к цели.
четыре улицы и был виден, собственно, весь городок. Чешуя низких, будто
придавленных к земле крыш, железных и тесовых. Монотонный пейзаж,
прерываемый несколькими высокими, мрачно-массивными, словно в эпоху
феодальных войн поставленными, зданиями. Больница, два заводских
общежития, в просторечии называемых "тысячными", клуб завода имени
Орджоникидзе, сами заводские корпуса, давшие повод существованию города,
ряды кирпичных труб над ними.
двухэтажном, полукирпичном-полудеревянном строении, только длиной в
добрые полквартала, приняла их неласково.
и в другой должности могла бы, наверное, быть и доброй, и внимательной к
клиентам, сейчас, как только они появились в вестибюле и не успели даже
ничего спросить, начала кричать, что свободных мест нет и не будет, что
об этом написано на двери при входе и нечего тут...
приехали, к директору идите, может, в общежитие подселит, а если на
"Электрокабель", так и не знаю...
постояльцев, тем больше выбор паспортов и прочих документов. И в тоже
время - а где самим переночевать? Насколько он помнил, вечером поездов в
сторону Москвы не бывает. Спать же хотелось сильно. Ведь встали они с
Власьевым затемно, и дорога, и мороз, и переживания. Часика бы хоть
три-четыре поспать и тепле и покое, а там уж...
агрессивный голос и тон дежурной мгновенно, не задумываясь так,
требовали его внешность и спрятанная в кармане книжечка.
завтра не будешь! - И после короткой паузы, когда сам не знал, что ей
предъявить - документ или сразу "наган" предпочел все-таки первое. -
Видала? Чему тут вас, деревню учат?
приняло выражение выхваченной из воды рыбы.
Специально. Чем вы тут занимаетесь? Паспортный режим как соблюдаете? Что
за народ живет?.. - И протянул ей все ту же чудодейственную книжечку, от
которой у каждого нормального человека сердце уходило в пятки независимо
от профессии и должности.
только хлопала глазами и переводила взгляде Шестакова на Власьева и
обратно. Не соображая, кто из них главнее.
учета по форме два, и заодно проверим соответствие наличия паспортов и
броней на заселение...
демонстрируя природное добродушие.
местные милицейские, почитай, каждую неделю проверяют. А что это вы без
Михаила Артемовича пришли?
паспорта смотрит, и карточки я ему передаю.
с ним бдительность проявляете.
по провинциальным нормам, бонвиана, только что не попытался ущипнуть
дежурную за пышный, едва помещающийся на стуле зад.