Нам помогало то, что почти все мы занимались таким тяжелым спортом, как бег
без дыхания. Мы были выносливы и упорны.
Легче всех стал на Земле человеком, то есть освоился с ее обстановкой,
воздухом, тяжестью, Гиго Гант.
Труднее всех пришлось бедной Эре Луа. Если все мы добивались своей цели
волей, физической силой и неустанными упражнениями. Эра Луа добивалась ее
бесконечным терпением и готовностью переносить любые тяготы.
Чичкалан неожиданно вынырнул из чащи, когда мы бродили возле корабля.
Я сразу заметил Чичкалана, искренне обрадовался ему и встревожился.
Было хорошо то, что он вернулся, но он вернулся, очевидно, не один.
Предстояло мое первое испытание. Как-то я его выдержу?
- Эра Луа будет рядом с Топельцином, - сказала Эра Луа, называя меня земным
именем.
- Богиня забыла, что такое земная женщина! - воскликнул Чичкалан. - Она
ближе к ягуару, чем мужчина, хотя у нее и нет клыков. Но так только кажется.
Мы не очень поняли Чичкалана.
- Если девушка должна узнать своего любимого, то лишние свидетели не нужны,
- заметила Кара Яр.
Как она была холодна! Без всякого сожаления она отправляла меня в объятия
земной девушки.
Я вскинул голову, как принято делать, судя по Чичкалану, у полных
достоинства людей, и направился в сельву. Там Мотылек ждала Топельцина.
В чаще я увидел девушку. Ее смуглое лицо было как бы выточенное ваятелем,
стремившимся выразить затаенное горе и сдерживаемую силу. Но больше всего
поражали ниспадающие на ее плечи совершенно седые волосы, заколотые у
висков простым, но искусным украшением.
Услышав мои шаги, она резко повернулась, глаза ее расширились и замерцали.
Чичкалан отстал, наблюдая за нашей встречей издали.
- Мотылек! - Я протянул к ней руки.
Она с горестной улыбкой смотрела на меня. Очевидно, она подметила во мне
что-то чужое, может быть, мою бородку. Недаром Нот Кри настаивал, чтобы я
удалил ее. У местных жителей, как выяснилось, не было растительности на
лице.
Но я неверно истолковал взгляд Мотылька. Оказывается, именно эта бородка,
которая могла достаться мне лишь от бородатых предков через мою "мать",
плененную рабыню, прежде всего убедила Мотылька, что я Топельцин!
- Топельцин! - воскликнула она, бросилась ко мне, прильнула к груди и
заплакала. Ее крепкие плечи вздрагивали, а мои ладони ощущали их тепло.
Она плакала, дитя Земли, не подозревая, что плачет на груди своего
бесконечно далекого брата, лишь случайно похожего на ее погибшего
возлюбленного.
- Мотылек верит, что Топельцин вернулся? - спросил я, готовый все
рассказать этой милой и несчастной девушке.
Но я не был готов к проявлению такой буйной радости и нежности, которые
земная девушка обрушила на меня.
Она гладила мое лицо, бороду, брови, волосы, заглядывала мне в глаза и тихо
смеялась.
- А годы, годы идут даже и на небе, - сказала она, внимательно изучая мое
лицо. - Мотылек тоже очень постарела?
И столько неподдельного счастья было в ее словах, в ее улыбке, в ее слезах,
катившихся по смуглой коже, что я не в силах был сказать ей, что по совету
Эры приготовился открыть. Я не мог, не мог еще раз отнять у нее
возлюбленного.
Мы уселись с Мотыльком на горбатом корне, взявшись за руки, и ничего не
говорили. В этом молчании было мое спасение. Если бы мне нужно было
говорить, я лгал бы. Молчать было легче, хотя это тоже был а ложь. Но эта
ложь приносила счастье чудесной земной девушке.
Я почувствовал на себе чей-то взгляд, обернулся и увидел Эру Луа. Она
поспешно отвернулась. Я успел заметить, что у нее вздрагивают плечи.
Подошел Чичкалан.
Счастливая Мотылек протянула ему руку, и он упал на колени, чтобы
прикоснуться лбом к ее пальцам.
- Чичкалан - подлинный друг, - сказала она. - Он снова сделал Мотылька
счастливой. - И она звонко засмеялась.
И этот девичий ее смех так не вязался с ее сединой, что я почувствовал
острую жалость к ней.
- Сверкающая Шочикетсаль - избранница бога. Сам бог Кетсалькоатль спустился
к ней с неба, - сказал Чичкалан.
- Мотылек пойдет за ним куда угодно? Хоть на жертвенный камень.
- Жертвенных камней - позора людей - больше не будет! - решительно сказал я.
Мотылек восхищенно посмотрела на меня.
- Он бог! - провозгласил Чичкалан. - Только бог Кетсалькоатль может сказать
такое, что повергнет в ужас и трепет всех жрецов. Шочикетсаль узнала его?
- Да, Мотылек узнала моего Топельцина. И не потому, что он лицом такой же,
каким был перед ударом Сердца Неба, хотя и немного постарел с тех пор.
- Почему же еще? - спросил я.
- Потому что Топельцин тоже говорил о жертвенных камнях, как о позоре
Толлы. Больше никто этого не мог бы сказать.
Так еще раз несчастный погибший юноша помог мне пойти в его родной город
под его именем, чтобы принести народу разумное.
Я почувствовал прилив внутренних сил. Я выполняю великий Долг, ради
которого Миссия Разума прилетела на Землю с далекого Мара.
Люди Земли должны приобщиться к древней культуре своих предков, должны...
любой ценой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СЫНЫ СОЛНЦА.
В человеке, при появлении его на свет, нет ни выраженного зла, ни
выраженного добра, а есть только возможность и способность к тому и
другому, что развивается в нем средой, где он живет, и воспитанием в семье
и обществе.
Роберт Оуэн.
Глава первая. БЕЛЫЙ БОГ.
- То-пель-цин! То-пель-цин!
Рев толпы перекатывался по трибунам, по обе стороны ткалачи - площадки для
ритуальной игры в мяч.
Горожане Толлы, вскочив с мест, тряся разноцветными перьями головных уборов
и размахивая руками, орали во всю глотку:
- То-пель-цин! То-пель-цин!
Литой мяч из упругой смолы дерева ачанак с такой силой перелетал через
лекотль - черту, разделявшую площадки двух игровых отрядов, - словно каждый
раз срывался с вершины пирамиды. Попав в одного из игроков, он способен был
Свержин Владимир
Маккарти Кормак
Маккарти Кормак
Орлов Алекс
Громыко Ольга