третьего поколения эмигрантов? Сердце сбивается на пьяную кадриль.
брат Пол Залесски трагически погибнуть. Недавно.
соболезнования, - голос девушки звучит безжизненно, механически, словно она
через силу читает по бумажке заранее заготовленный текст.
перед первой ночью любви.
потрясение! Когда Пол... когда он погиб, я сама была... как это по-русски... в
шоке! А потом и ваш отец... Поверьте, мне очень трудно об этом говорить!..
ногой пододвигаю стул и падаю на него.
помнишь? "Мне хорошо, я - сирота..."
близкими соседями, слышится невозможным приветом, запоздалым согласием, которое
уже не имеет никакого смысла и значения:
просто молчать, но слова Сами собою ложатся в стихи.
безжизненно, как минуту назад - ее. Но это не имеет никакого значения. Сейчас
уже ничто не имеет значения. Просто надо говорить, говорить и слушать, окружая
себя коконом словесной шелухи, чтобы не дать молчанию проникнуть внутрь, в душу
- и поселиться там. Мне плохо. Мне очень плохо, но я переживу это. Надо
говорить, говорить и слушать, и снова говорить - почему-то сейчас это кажется
мне единственным выходом.
произошло?
скованностью, за порывистой, запинающейся речью стоит большее, чем просто
печальная необходимость сообщить одному человеку о смерти других людей.
и Пола съела акула. Капралу береговой охраны показалось, что Пол перед этим был
весь... bleeded... весь в крови. Потом он упал в воду. Так рассказал капрал. Он
спешил на помощь... но не успел. - Сейчас девушка расплачется, и мне придется
ее утешать.
Долго рассказывать. Человек, который был под подозрением... который, возможно,
стрелял в Пола, - он мертв. Его убил ваш отец.
не в себе, вот! Социально опасен.
это значит.
Капрал спрашивает, не собираетесь ли вы приехать в Соединенные Штаты? Тут на
похороны субсидия оформлена, тысяча долларов, и дом остался - а вы... как
это... единственный наследник. Вы собираетесь приехать?
закройте, пусть себе стоит - может, когда-нибудь приеду. А деньги... Пашку, как
я понял, хоронить не пришлось... - к горлу подступает тугой комок, и я с
усилием загоняю его внутрь, обратно в ноющую грудь. - А отца уже похоронили?
Оградку там... И рядом еще одну плиту - для Павла.
время далеко, по другую сторону зеркального стекла. Сыплет ноябрьский дождь, а
он занавесит глаза бровями, и там, под лохматыми занавесями, отражается
пронзительная голубизна чужих небес; на улице духота и мертвый штиль - а его
выгоревшую за лето шевелюру треплет нездешний ветер. Зато загар к нему липнет
безо всяких кремов - любо-дорого поглядеть! Иной, бывало, весь облезет,
пузырями-волдырями - а он темным золотом сияет, и припухлые, еще детские губы
слегка тронуты взрослой улыбкой.
хорошо?
время пряталась и за словами Эми, и на дне моей собственной души, разом
вырывается наружу. - Ведь ты же сама сказала: акула!..
поверю, я с радостью поверю, я дам себя убедить... только не молчи!
кажется, я встречалась с Полом... уже после... мне... Щелчок.
исходит короткими гудками. Обрыв связи.
пол.
тоже не надо. Нет их больше, Ерпалыч, понимаешь? Ни папы, ни Пашки. Погибли, в
своих Штатах.
От любых слов сейчас будет только хуже. Я должен сам. Сам...
краской будки телефона-автомата - вместо того чтобы процветать на островке близ
побережья Южной Каролины в окружении акул капитализма - и оглядывается по
сторонам. Оглядывается плохо, хищно, поворачиваясь всем телом, движения Пашки
обманчиво-медлительные, как у большой рыбины, и еще у него что-то с руками,
только я не могу разглядеть, что именно: предплечья уродливо толстые,
лоснящиеся и как-то нелепо срезанные на конце, похожие на культи, обрубки эти
все время шевелятся, подрагивают меленько, поблескивают жемчужной россыпью...
кентавре, и ненадолго. На день. Или на ночь. Иначе... иначе он рискует остаться
там навсегда.
может, я и вправду свихнулся! - но неделю назад я там видел Пашку. Своего
брата.
меня есть предположение. Скорее всего Выворотка едина. И если ваш брат, Алик...
если он погиб там, за океаном - он вполне мог оказаться здесь. Если в последние
мгновения он думал о доме или о вас - его могло... как бы это сказать...
притянуть сюда.
Я должен поговорить с Пашкой, с живым или мертвым!
прорваться на Выворотку, найти своего брата и выяснить у него... Так?
кто застрял там, на Выворотке, беспамятны! У них осталось лишь последнее
желание, последнее стремление, последняя мысль, с которой они умерли, - да и
этого они толком не осознают. Вам не удастся поговорить с братом.
собственные книги, живя в них проще и ярче, чем вне.