Чтение 52–й страницы книги ~Восставшие из рая~

Книжного Ларя. Все люди, оставшиеся снаружи, свободны. Возможно, они еще
скажут вам спасибо. Лет через сто. Возможно, они промолчат. И Неприкаянные
- Зверь мельком глянул на Ингу, - стоят в удивлении у самого края
Переплета. А, значит, совсем рядом. Ну что, вы будете меня убивать? - или
ваша женщина с Мечом, Которого Нет, так и умрет, потому что она не может
жить в Переплете... ну, еще час, от силы два...

- Так вот что имел в виду Мом... - пробормотала Инга. - Билет в один
конец. Ах, Бредун, Бредун...

- Эй, вы! - возвысил голос Зверь. - Вы же ненавидели меня! Вы же
боролись за то, чтобы люди могли совершать Поступки! Я предлагаю вам
Поступок, о котором можно только мечтать - убейте Зверь-Книгу! Ну!.. Бакс
смотрел в пол, будто иголку потерял.

Инга отвернулась лицом к стене, и плечи ее непроизвольно вздрагивали.

Талька кусал губы, не глядя на окаменевшую Вилиссу.

И я держал их мысли на ладони, как нож.

Герой, убивающий сопротивляющегося дракона - герой. Но когда он
убивает дракона, безропотно подставляющего шею под удар - он мясник.

Убийца.

Это Поступок. Но это не тот Поступок, который мне бы хотелось
совершать. И если Люди Знака научатся именно таким поступкам - не во благо
ли им тогда был Переплет?

А еще я понял, как это - когда кто-то говорит тебе: "Делай! Все беру
на себя!"

Как фактически сказала нам сейчас Зверь-Книга.

Все беру на себя! Убей меня...

Ведь это так легко!

Ну же! И Инга останется жить. И мы будем свободны. И не станет
Переплета.

И не появятся больше Лишенные Лица. И Знаки станут людьми. И...

Убей дракона!..

...и я отрицательно покачал головой.

Один за всех.

- Жаль, - прозвучало в ответ. - Вы так и не поняли. Ничего не поняли.
Каждый из нас пишет свою страницу, свою собственную - и вы, и я. Вы
подтолкнули меня под руку, и моя страница пошла по иному пути. Теперь моя
очередь. Потому что любой может изменить чужую страницу, забрызгав ее
чернилами или кровью, но никто не в силах изменить свою. Теперь моя
очередь.

Давайте напишем финал заново.

И больше я уже ничего не слышал.

- ...Бейте их! - властно крикнул самый молодой из Страничников. - Бей
выползней!..

И из толпы навстречу непрочному живому оцеплению столба с Ингой
двинулись Равнодушные. Боди. Бывшие люди. Еще секунду назад - бывшие.

Такие, как все.

В чьих душах и сознаниях холодно клубилась дальняя чернота Переплета;
клочья мертвого тумана, отнимающего волю.

Припал на колено Ах-охотник, опустошая свой колчан, посылая в
накатывающуюся волну стрелу за стрелой, и ни одна из стрел не пропала
даром; неумело размахивали дедовским оружием Зольд Рыжеглазый с
еретиками-горожанами, и рядом с ними полыхали смертоносными лунами серпы
бешеного Бакса; Безутешно выл над телом растоптанного Болботуна
осиротевший Падлюк; старый Черчек отбивал у троих Боди истошно орущего
Пупыря, и уже спешил к ним, прихрамывая, Щенок Кунч... двое подростков,
хрипя, упали под ноги нападавшим, а остальные кольцом сомкнулись вокруг
Меноры, рвущейся в свалку...

И поодаль, у Книжно Ларя, никем не замеченный в кровавой суматохе,
стоял Глава в бело-серебряном одеянии; человек, забывший себя, человек с
украденной душой и стоячими, как омуты, глазами - потому что рядом с ним
на уровне его головы висела Книга, готовая стать Зверем.

И стала.

Словно смерч пронесся от Ларя к столбу, сбивая по дороге сражающихся
людей, как кегли; Бакс еще успел достать серпом чешуйчатое плечо и упал,
покатился по земле с разорванной грудной клеткой; к нему бросился кричащий
Талька...

Внезапно стало тихо.

Рядом со столбом стоял рычащий Зверь, и нелепая желтая кровь текла по
его плечу, а напротив навзрыд плакал мальчишка, пытаясь приподнять ставшее
невероятно тяжелым тело человека со смешным прозвищем Бакс.

Бакс с трудом приоткрыл глаза.

- А пиво у них здесь... - прошептал он со странной гримасой,
напоминающей неродившуюся улыбку. - Хорошее у них пиво, Таль... жалко...

И белеющие пальца Бакса на миг сомкнулись на хрупком мальчишеском
запястье, передавая в смертный час обрывки Дара, осколки души - все, что
еще можно было передать.

А потом, спустя слишком короткую вечность, Талька поднял голову и
посмотрел на Зверя. И в глубине запавших глаз его, там, за зыбкой пеленой
слез, страшно горел черный свет - не мрак Переплета, но пылающая
ненавистью тьма познавшего смерть мага.

Мгновение они смотрели друг на друга - Сын и Зверь, глаза в глаза,
человеческие в змеиные - и вот Зверь уже делает шаг, и еще один шаг, пока
неистовая сила черного взгляда не поднимает звериное тело в воздух, со
своего размаха ударяя оземь, и еще, и еще, и...

- Талька!..

От Ларя, спотыкаясь и путаясь в длиннополом парадном одеянии, бежал
Глава - нет, не Глава, а Анджей, освободившийся на Время Зверя от власти и
контроля Книги; отец бежал к сыну, и к теряющей сознание жене, и к трупу
друга своего.

Но над полураздавленным телом Зверя, содрогающимся в последних
конвульсиях, уже висела Книга в черном переплете. Просто Книга, а не
Зверь-Книга, потому что мертвый Зверь теперь не мог дать Книге желаемого -
физического воплощения. Сила потекла от Книги к дерзкому беглецу,
заставляя трепетать пропахший кровью воздух...

И Анджей упал, как сбитая влет птица. Упал в шаге от сына, и Талька
ощутил всем своим удвоившимся Даром, как Сила Книги идет через Главу,
грозя выплеснуться вовне, напоить собой жаждущую толпу Страничников - а на
пути ревущего потока стоит вспомнивший себя человек Анджей, понимающий
тщету своих и видящий единственный способ сдержать кипящую лаву Силы.

Единственный способ. И Анджей, с трудом потянувшись до брошенного
Баксом серпа, неловко сунул его под себя, приподнялся и тяжело лег на
кривое лезвие, впуская его в сердце.

Убивая Главу.

Дописывая Главу до конца.

Окрашивая белое с серебром в алый.

С криком метнулся вперед Талька, споткнулся о недвижного Бакса и
рухнул всем телом на землю, хватая отца за руку с самоубийственным серпом
и понимая, что - поздно.

Поздно.

И вставал с земли, поворачиваясь к дрогнувшей Книге, уже не Талька.

Один-Трое.

Взявший Все На Себя.

- Таля!..

Кричала Инга. Каким-то чудом оторвавшись от столба, она силилась
поднять вверх сорванный с шеи нож; и почти одновременно раздался крик
Вилиссы:

- Бросай!

Машинально послушавшись, Инга кинула нож Вилиссе; кинула неловко,
неумело, по-женски. Нож оказался справа от Вилиссы, и слишком высоко...
Вила обреченно взмахнула культей, понимая, что не поймает, что нечем
ловить...

Время остановилось. И пронизывая его густой кисель, летел обычный
кухонный нож - удлиняясь, тяжелея, наливаясь синевой, становясь Мечом,
Которого Нет. Зашевелилась кожа на рукояти, превращаясь в цепкие мужские
пальцы, возникло запястье, мощное предплечье со вздувшимися узлами вен...
И чужая рука, Рука, Которой Нет, намертво вросла в локоть Вилиссы, единым
взмахом послав синий клинок в новый полет; и колыхнулся призрак чужого
сумеречного плаща за спиной потомственной ведуньи.

Острие меча с хрустом вошло в переплет Книги, пробивая его насквозь,
проходя через толщу визжащих страниц, через гибнущие Знаки, Слова и Фразы,
разрушая или переписывая заново...

...проходя через толщу визжащих страниц, через гибнущие Знаки, Слова
и Фразы, разрушая или переписывая заново, словно гигантское стальное перо,
ставящее последнюю точку.

И в комнате Ларя вновь стало светло.

- Господи... - прошептал Бакс, подаваясь вперед и удивленно ощупывая
свою грудь.

Талька медленно огляделся и отшатнулся от лежащего возле стола
изуродованного тела мертвого Зверя.

Инга, не отрываясь, смотрела на волосы Анджея, где отливали белые с
серебром пряди - будто лоскуты изорванного одеяния Главы.