покидала она города, обнюхав в нем все углы, испробовав на вкус все
сквозняки, ощупав видимое и невидимое, изучив Фивы вдоль и поперек, как
хищная ласка свою нору со множеством скрытых запасов и тайных выходов,
слившись с городом, действительно став "Тенью Фив" - и теперь, выбравшись
на опасный и непредсказуемый простор, дочь Пройта ни на мгновение не
позволяла себе расслабиться, вместо сна уходя в воспоминания.
Перекрестков, будь то ночной бег по свежевспаханным полям или обрядовая
любовь, после которой земля принимает в себя трупы самцов, не вынесших
экстаза Гекаты, тела людей, похожих на животных, и животных, похожих на
людей.
над трепещущей жертвой, и сладкая, тягучая волна вскипает в ней, туманя
сознание запахом вечности, и еще почему-то - плесени; божество довольно, и
Галинтиада на миг ощущает себя Трехтелой: жрица, жертва и богиня - единое
существо, объятое истомой гибели и возрождения.
корчащейся на алтаре, внимает голосу Гекаты, пока не осознает, что это
совсем другой голос, и что она, Галинтиада, дочь Пройта, отныне и навсегда
- другая.
заговорили Павшие.
древними титанами и самим Праотцом Кроном - велика была гордыня дочери
Пройта, слишком часто отождествляла она себя с божеством, зная при этом,
что любой из бессмертных вправе и в силах воззвать к Павшим и говорить с
ними, пока не грянут Сторукие в медные стены Тартара.
собственное сердце, чем поверить в правду Павших: не Гекате приносятся
жертвы, не божество питает она, но Тартар; пища же бессмертных, к которым
взывает она над алтарем - сама жрица.
Павших. - Но если душа, слетающая с твоего алтаря, минует Аид и
растворяется в нас, Древних, побежденных, но не покорившихся, то ты,
жрица, высосанная досуха божеством, сойдешь в Аид безгласной и беспамятной
тенью, оболочкой от бабочки, побывавшей в лапах у прожорливого паука.
Безразлично божеству, что на алтаре - тело ли человека, колосья ли,
ягненок или кусок сыра; вами, людьми, питаются боги, объедки сбрасывая в
Аид!"
зашатался мир. - А вы, вы сами?!"
и восстали в свое время. Ответь сама себе, дочь Пройта: если ты, занося
нож, взывала к Гекате - почему отозвались мы? Как сумела ты докричаться до
преисподней?!"
грязной плошкой, одной из многих, из которой жадно лакает подкравшаяся
собака.
доказывала, не верила...
страшной ненавистью, кроме одного - не успеть уйти в последнем обряде,
чтобы, минуя Аид, влиться в жаждущий свободы Тартар.
веление: идти на Киферон, где и принести жертву Алкиду, сыну Зевса и
Алкмены, да так, чтобы сам Алкид обряда не видел, будучи видимым для
Галинтиады.
мальчишкой-рабом на руках, оттого и семенила за ними старушонка-карлица,
остро поглядывая по сторонам.
спутниками, возвышался сумрачный девственный лес, слева же, под глинистым
обрывчиком локтей шести в высоту, весело шумела вертлявая горная речка.
сосна с прогнившей насквозь сердцевиной именно сейчас собралась падать
поперек тропы, и упала, надо сказать, на редкость благополучно, шагов за
десять до идущего первым мужчины с ребенком на руках.
ткнулся в широкую спину, выругался вполголоса - и потом выругался еще раз,
уже громче, потому что ребенок на руках первого вяло качнулся и, не
удержав равновесия, полетел вниз, в реку.
руками, стал таращится в небо, словно оно должно было объяснить ему смысл
происходящего. Течение быстро сносило ребенка туда, где вокруг торчащих из
воды острых камней с грохотом вспенивались грозные буруны.
мелкие крысиные зубки. - Быстро вниз! Вытащите его, идиоты!
бросились в воду. При этом один из них - тот, что раньше нес мальчика -
заметно прихрамывал, видимо, ушибя ногу при неудачном приземлении.
водную поверхность, он мигом оказался на середине потока и почти достал
мальчишку загнутым концом своей дорожной клюки, которую так и не выпустил.
Ему удалось зацепить наполовину размотавшиеся тряпки, составлявшие одежду
маленького раба; казалось, дело сделано - но в следующий момент на клюке
остался лишь ворох тряпья, а голое тельце скользнуло дальше по течению.
но Галинтиада уже видела - не успеет.
чье-то стремительное тело буквально разорвало хитросплетение кустов на
другом берегу, почти без всплеска войдя в поток неподалеку от бурлящей
пены порогов.
Людоед!"
дышащий спокойной силой юноша, держа на сгибе левой, чуть напрягшейся руки
спасенного ребенка (мальчишка по-прежнему выглядел сонным и равнодушным ко
всему, включая собственную жизнь), Галинтиада поняла, что недаром приняла
случайного спасителя за льва - за гибкого, грациозного хищника, при
встрече с которым не поздоровилось бы и настоящему горному льву.
успокаивающе улыбнулся старухе, видя, как та вскрикивает, невольно зажав
рот рукой - но он неправильно определил причину беспокойства дочери
Пройта. Пять лет прошло с тех пор, как Галинтиада в последний раз видела
это лицо, но ошибиться она не могла: перед ней стоял сосланный на Киферон
Алкид, сын Зевса и Алкмены, живая цель дочери Пройта.
мгновенно подбирая нужные слова, - я же хвалу вознесу и тебе, и богам, что
тебя направляли, когда ты из чащи явился - Алкид, гордость Фив и...
подоспевшему слуге, припадавшему на левую ногу. - Ификл я, брат Алкида. Ты
уж извини, если что...
возвышенном слоге. - Ой, деточка! Да разве вас различишь, с братцем-то?!
Оба герои, оба молодцы, мамино сокровище, папина гордость! Ты вот и не
помнишь меня, наверное, а я - бабушка Галинтиада, я Илифий от маминого
ложа гоняла, травками вас поила, чтоб животики не болели, мамочка ваша еще
говорила: "Я, Галинтиадочка, добро всю жизнь помню..."
болтовни. Лицо Галинтиады казалось смутно знакомым, мать действительно
что-то такое рассказывала... еще почему-то вспомнилась озверелая толпа
перед домом, пришедшая убивать его, Ификла.
неожиданно придумал способ избавиться от надоедливой старухи.
на обрыв и подбрасывая в воздух сухонькое тельце заверещавшей дочери
Пройта. - Радость, радость-то какая! А Алкид, Алкид-то обрадуется - слов
нет! Он здесь, рядышком, шкуру Киферонского льва несет после подвига - это
тебе, бабуся, надо вверх по тропиночке и налево за старым вязом, молнией
расколотым... Ты только покричи: "Алки-ид!" - он сразу и объявится! А уж
обрадуется!.. просто счастью своему не поверит...
не обратил внимания на выражение острой мордочки старухи, словно
окаменевшей на месте и даже забывшей отругать нерадивых слуг.
совпадениям.