нервным припадком, постепенно возвращались к Консуэло, она понемногу со-
биралась с мыслями, и ужасный, окровавленный образ Мейера возник перед
него. Почувствовав, что ее поддерживает чья-то рука и что голова ее по-
коится на груди у третьего пассажира, которого до сих пор она не замеча-
ла или, вернее, принимала за тюк - настолько он был закутан, невидим и
неподвижен, - она сделала новую попытку приподняться.
негодяй Мейер сидит сейчас рядом с нею, - ведь Карл проявил к нему такое
легкомысленное доверие. Старания незнакомца скрыть свое лицо еще усили-
вали подозрения беглянки. Смутившись, она вспомнила, что спокойно дрема-
ла на груди у этого человека, и почти рассердилась на судьбу, позволив-
шую ей провести под его покровительством несколько минут целительного
забвения и неизъяснимого блаженства.
шила встать, пытаясь опереться на руку Карла и выпрыгнуть на землю. Од-
нако от сильного толчка она пошатнулась и вновь упала в объятия та-
инственного незнакомца. Теперь он стоял во весь рост, и при слабом свете
звезд она различила на его лице черную маску. Но он был на голову выше
Мейера и, даже закутанный в длинный плащ, казался стройным и изящным.
Это совершенно успокоило Консуэло. Она оперлась на руку, которую он мол-
ча ей предложил, и прошла вместе с ним по берегу шагов пятьдесят. Карл и
второй гребец шли сзади, все так же, знаками, призывая ее к полнейшему
молчанию. Местность была безмолвна и пустынна, ничто не напоминало более
о шумной крепости. За густым кустарником стояла карета, запряженная чет-
веркой лошадей, и незнакомец сел туда вместе с Консуэло. Карл влез на
козлы. Третий спутник незаметно скрылся. Консуэло невольно подчинилась
безмолвной и торжественной поспешности своих освободителей, и вскоре
удобная и покойная карета покатилась во мраке с невероятной быстротой.
Шум колес и цоканье копыт лошадей, несущихся во весь опор, не располага-
ют к беседе. Консуэло была сильно смущена и даже немного испугана тем,
что оказалась наедине с незнакомцем. Тем не менее, увидев, что теперь
уже можно без всякого риска нарушить молчание, она сочла долгом выразить
ему свою признательность и радость. Ответа не последовало. Из уважения
он с самого начала сел не рядом, а напротив. Затем безмолвно пожал ей
руку и снова отодвинулся в уголок кареты. Консуэло, надеявшаяся завязать
разговор, не осмелилась настаивать. Ей страшно хотелось узнать, кто же
он, этот великодушный и преданный друг, которому она обязана своим спа-
сением, но она испытывала к нему какое-то инстинктивное, смешанное со
страхом почтение и мысленно приписывала своему странному спутнику все
романтические добродетели, подобающие данному случаю. Под конец ей приш-
ло в голову, что, быть может, этот человек лишь исполнитель воли Невиди-
мых, их верный слуга, и боится, что, позволив себе разговаривать с ней
наедине, ночью, он превысит свои права.
но перекладных лошадей, которые должны были их там ждать, еще не было.
Незнакомец отошел, чтобы посмотреть, не видно ли их, а может быть, желая
скрыть свое нетерпение и беспокойство. Консуэло тоже вышла из экипажа и
стала прогуливаться по другой песчаной тропинке вместе с Карлом, которо-
му ей хотелось задать тысячу вопросов.
неизвестно, - я побежал за вами, решив, что настал момент все поставить
на карту. По дороге я встретил плац-майора Нантейля - иначе говоря, вер-
бовщика Мейера. Он был очень бледен...
те на ружейную пирамиду. Но я не обратил на это особого внимания и пос-
корей спросил его, где вы. Он ничего не знал - он совсем потерял голову.
Мне даже показалось, что он хотел нас выдать: ведь набат, который я ус-
лыхал, - я отлично знаю его звук, - приводится в движение из его комнаты
и только для его части здания. Но, как видно, он передумал - негодяй
знал, что ему хорошо заплатят за ваше освобождение. Поэтому он помог мне
отвести беду и всем, кто попадался навстречу, говорил, что тревога опять
поднялась из-за лунатика Готлиба. И правда, точно желая подтвердить его
слова, Готлиб лежал и спал в уголке коридора, где мы его и нашли. Этот
странный сон часто нападает на него среди дня, где бы он ни находился -
хоть на парапете эспланады. Можно подумать, что его на ходу усыпило вол-
нение, связанное с бегством. Это просто чудо, если он случайно не глот-
нул несколько капель того самого зелья, которое я так усердно подливал
его дорогим родителям. Мне известно одно - что его заперли в первой по-
павшейся комнате, чтобы он не вздумал разгуливать по стенам крепости, и
я счел за благо оставить его там впредь до новых распоряжений. Его ни в
чем не могут обвинить, а моего побега будет вполне довольно, чтобы
объяснить ваш. Шварцы тоже так крепко спали у себя на кухне, что не слы-
шали набата, и никому не пришло в голову идти проверять, заперта ли ваша
каморка. Так что настоящая тревога поднимется только завтра. Нантейль
помог мне успокоить всех, и я сделал вид, что иду к себе в спальню, а
сам побежал разыскивать вас. Мне посчастливилось - вы лежали в трех ша-
гах от той самой двери, которая должна была вывести нас на свободу. Все
сторожа на этой стороне были подкуплены. Сначала я перепугался - вы были
совсем как мертвая. Но мертвую или живую, я не хотел оставлять вас там.
Без всяких помех я перенес вас в лодку, ожидавшую у рва, и тут... тут со
мной приключилась одна неприятная история, но я расскажу вам ее как-ни-
будь в другой раз. На сегодня уже хватит с вас волнений, синьора, и мне
не хочется вас пугать.
все.
рите на вещи. Я хорошо помню Росвальд, где вы помешали мне...
Расскажи мне все, умоляю тебя, приказываю тебе.
А если тут и есть грех, то он только на мне одном. Когда наша лодка про-
ходила под низким сводом, я старался грести как можно тише, потому что в
этом месте отдается эхом каждый звук, и вдруг возле небольшой дамбы, ко-
торая наполовину загораживает проезд, в лодку прыгают трое молодцов и
хватают меня за шиворот. Надо вам сказать, - продолжал Карл, понижая го-
лос, - что после того, как мы миновали последний подземный выход, госпо-
дин, который едет с вами в карете (это один из наших), имел неосторож-
ность отдать Нантейлю две трети условленной суммы. Решив, что этого пока
довольно, а остальное он получит, когда выдаст нас начальству, Нантейль
вместе с двумя такими же негодяями, как и он сам, засел на дамбе, чтобы
вновь захватить вас, рассчитывая вначале избавиться от вашего покровите-
ля и от меня, чтобы никто не мог рассказать о полученных им деньгах. Вот
почему эти канальи и решили нас убить. Но ваш спутник, синьора, несмотря
на свою миролюбивую внешность, сражался как лев. Клянусь, я век этого не
забуду. Двумя мощными ударами он отделался от первого негодяя - швырнул
его в воду, - а второй, оробев, снова прыгнул на плотину и встал поо-
даль, следя, чем кончится моя схватка с плац-майором. Признаюсь,
синьора, я был не так ловок, как его милость, благородный рыцарь, чье
имя мне неизвестно. Драка продолжалась с полминуты, и это не делает мне
чести, ибо Нантейль, который всегда был силен как бык, на сей раз пока-
зался мне каким-то вялым и слабым. Возможно, он просто испугался, а мо-
жет, ему мешала полученная рана. Наконец, почувствовав, что он совсем
обессилел, я поднял его и слегка окунул в воду. Тут его милость сказали
мне: "Не убивайте его. В этом нет необходимости". Но я-то хорошо знал
Нантейля, знал, как он плавает, знал, что он упрям, жесток, способен на
все, - я успел когда-то испытать на себе силу его кулаков, и у меня с
ним были старые счеты, - и тут я не удержался и ударил его по голове...
Синьора, этот удар навсегда предохранит его от других ударов и помешает
ему наносить удары кому бы то ни было еще! Да упокоит господь его душу и
простит мою! Он пошел ко дну, как кирпич, и больше не появился. Приятель
Нантейля - господин рыцарь выдворил его из нашей лодки таким же манером
- сначала нырнул, потом доплыл до края дамбы, а его спутник, самый осто-
рожный из этой тройки, стал помогать ему взобраться наверх. Это оказа-
лось нелегко. Насыпь здесь такая узкая, что один спихивал вниз другого,
и вскоре оба опять очутились в воде. Пока они барахтались и ругались,
словно уча друг друга плавать, я греб изо всех сил, и вскоре мы доплыли
до того места, где наш второй гребец, честный рыбак, обещал встретить
меня и помочь переправиться через пруд. Какое счастье, синьора, что я
научился ремеслу матроса в мирных водах Росвальдского парка! Я и не знал
в тот день, когда на ваших глазах участвовал в столь прекрасной репети-
ции, что наступит время и мне придется выдержать ради вас морское сраже-
ние, не столь блестящее, но куда более важное. Вот что вспомнилось мне
там, в лодке, и на меня вдруг напал какой-то странный смех... очень про-
тивный смех! Смеялся я про себя - по крайней мере мне казалось, что я не
издаю ни звука, - но зубы у меня стучали, чья-то железная рука как будто
давила мне горло, а со лба стекали капли холодного пота!.. Да, теперь я
вижу, что человек не муха, - его убиваешь не так спокойно. А ведь он не
первый - я был на войне... Да, но война есть война! А здесь, в глухом
углу, ночью, за стеной, не обменявшись с ним ни словом... Это было похо-
же на преднамеренное убийство, а между тем я имел на это право - я защи-
щал свою жизнь. Впрочем, это могло бы оказаться не первым случаем пред-