Чти: <Царство мое не от мира сего>..
- мрачно и глухо спросил Иван. И над ними всеми повеяло тенью Юрия,
который сейчас - и все знали, что ради новых козней своих - ускакал в
Орду.
споспешествовать правителю неправому в долах его?
много старше своих лет и был каким-то совсем чужим. Нечто даже жестокое
проявилось в его лице с нахмуренным челом и потемневшими от борения мысли
глазами.
требуешь ты ныне, я не могу тебе повестить. Паки повторю: в земные дела
князей и кесарей не вступает власть церкви православной! Помни такоже,
сыне, о свободе воли, данной каждому, дабы по воле своей творить злая и
добрая. Иначе не было бы ни грешных, ни праведных, ибо раб, по принуждению
творяяй злую волю господина своего, более ли виновен, чем господин его, на
злыя раба своего пославший?
Данилыча. Только ли про князя Юрия спрашивал сейчас митрополита Петра
крестный? И почему речь идет все только об одном: о далеком Риме и
латынской ереси? Разве нет рядом с ними бесермен, Орды, язычников-мерян?
Что знает митрополит такое, от чего он, сидя здесь, в глуши московских
лесов, не оставляет думать об одном и том же - латынском, католическом
Западе, близящейся от заката беде? И крестный тоже понимает что-то такое,
что пока еще не ясно ему, Елевферию. Или тоже только хочет понять? Одно
лишь ощущает Елевферий ясно: его путь - здесь. В этом борении мысли, в
трудах духовных, а не инаких, быть может, даже в монашестве, хотя об этом
он до конца еще не решил.
узенькие оконца - только черный очерк леса да расплавленный холодный серп
луны, белый свет которой дрожит и трепещет на пороге желтого круга,
очерченного пламенем двух чистого воску свечей в кованых медных свечниках.
Старик, сухощавый и высокий, сидит на лавке, слегка расслабя члены и
опустив плечи - он все-таки устал, хоть и не хочет признаться в том даже
самому себе. Молодой княжич сидит в креслице и смотрит смятенно, остро и
беззащитно, так, как никогда не смотрел бы, будучи на людях. И не
благостен он, и не тих, а трепетен и страстен, и весь подобен натянутой до
предела тетиве.
просвети и укрепи мя, отче! - говорит он. - Одни мы, и нет нам опоры ни в
ком, ежели сам Царьград не может противустати латинам! Утверди мя, отче,
да не ослабну в вере своей!
осеняют главу твою, княжич!) Дитя мое, сохранивший веру - живот свой
сохранит, потерявший веру прадедов - мертв суть, и народ, отринувший
предание свое, рассыплет пылью по лицу земли. Никто не один вкупе с
Господом! И от малого ростка, сбереженного, паки возрастет древие,
осеняющее мир!
не шевеля ни единым членом, глядит, всем существом вбирая слова и то, что
высказываемо ныне помимо слов и, верно, важнее даже самих слов, то, что
определит когда-нибудь всю его последующую судьбу.
есть высшее благо всего сущего? Что должен свершить он для народа своего?
Ибо только так - в бытии народа - оправдание всякого бытия на последнем
суде!
било. Протяжный гаснущий звон уходит в ночные леса. Полночь.
изографа обведенным по краю скул и надменно приподнятой верхней губы
тонкою чернью бороды и усов, искусно подбритых, умащенных и расчесанных,
волосок к волоску, пленным персидским брадобреем, сидел на пестрых
подушках, скрестив ноги, и, напряженно выпрямившись, внимал муфтию.
принятый в Золотой Орде язык. Чтец и толмач сидели рядом, так же, как и
юноша, поджав ноги, и первый высоким голосом нараспев произносил звучные
арабские слова, а второй вторил ему, словно эхо, тоном ниже. И потому, что
читали с переводом, чтение шло медленно. Но красивый юноша, вперяя в
муфтия свои удлиненные и слегка раскосые, чуть-чуть приподнятые к вискам
глаза, затверживая для себя шепотом незнакомые арабские слова, слушал
внимательно, не проявляя ни усталости, ни рассеяния.
курились аравийские благовония. От человеческого дыхания чуть колыхались
светлые огоньки в медных византийских светильниках. На ширазских,
бухарских, газнийских и мервских коврах, на узорных золотоордынских
кошмах, сплошь застлавших и завесивших глиняные, выложенные серым кирпичом
полы и узорные панели стен, было развешано и разложено оружие, стояли
чеканные и поливные кувшины, русские братины, сасанидские серебряные блюда
с шербетом и фруктами, с вином и кумысом, с рознятыми частями густо
начиненного специями барашка и со звеньями той благородной рыбы из реки
Итиль, вкус которой, по утверждениям знатоков, превосходит самую нежную
баранину.
двоезубою вилкою, а кто просто руками, чтобы потом, съев и бросив кости
позадь себя, опрятно обсосать пальцы и, вытерев руки о кошму, запить мясо
чашей кумыса или вина. Сам юноша не притрагивался ни к чему. Раза два
всего лишь он пригубил кумыс из русской серебряной чары, поставленной
перед ним арабским обычаем на низкий столец узорного дерева, но ни вина,
ни мяса, ни фруктов даже не коснулся. Чтение захватило его целиком, и он
сейчас слегка презирал своих спутников, коим чревоугодие застило высокую
мудрость книжных словес.
слава великодушному творцу, благодарность и признательность создателю,
который из белизны дня сотворил стоянку для жаждущих, обитель бытия и
тлена. Щит для лика луны раскрывается каламом его мощи, его воля извлекает
из ножен утра лучи, подобные мечам. Он всемогущий - на его совершенную
красу не садится пыль исчезновения. Он - совершенный, за полу великолепия
которого не ухватится рука ущербности. Мыслимые опасности ничтожны в
пространстве его могущества, шаги помыслов не достигают окоема его
владычества. Он воздвиг возвышенный дворец неба без орудий делателя, сшил
зеленое платье небосвода без ниток и ножниц. Он превратил субстанцию воды
посредством тепла в вещество огня, а вещество воздуха посредством холода
отправил в средоточие влажности. Он заставил двигаться и покоиться четыре
первоначальные материи - огня, воды, земли и воздуха - в средине вышнего
мира. Смешав дым и пар, он создал в небесных просторах гром, молнию,
облака, ветры и метеоры. Сочетав два тонких естества, он создал в сердце
грубого камня драгоценные каменья и металлы. Из родов живых существ он
выделил человека и сделал его венцом существ и заглавным листом творений,
как он сам сказал: <Мы уважили потомков Адама и поселили их на суше и
море, одарили их приятными вещами и предпочли их всем другим созданиям>.
Он сделал человека полным хозяином и правителем всех низших соединений,
одарил его способностью повелевать и запрещать и послал - для дел будущего
мира, для упорядочения жизни - пророков (да приветствует их Аллах и да
благословит!).
послал вести в виде откровения, установил людям законы и обычаи и приказал
им быть справедливыми и строгими в наказаниях, быть покорными правителям и
молиться ему, как он сам об этом сказал: <Я создал людей и джиннов только
для того, чтобы они повиновались мне>.
подкрепления основы действий и поступков он научил людей знанию и
мудрости, шариату и тарикату, как об этом сказал всевышний, всеславный и
всемогущий Аллах: <Нет ни зернышка в темных уголках земли, ни влажности,
ни сухости, не предусмотренных в ясном Писании>.
насильников, на горе и скорбь невеждам он даровал разум и усердие, а кроме
разума и усердия - священную войну с неверными. Он ниспослал Писание и
меч, как об этом сказал сам всевышний, всеславный Аллах: <Мы ниспослали
людям писание и весы, а также железо, которое и вредно, и полезно для
людей>.
для того, чтобы мудрые постоянно видели чудеса Писания и чтобы посредством
разума, мудрости, логики и рассуждений познавали доводы, свидетельствующие
о всемогуществе, доводы о сотворении мира Аллахом и его мудрости, чтобы
невеждам, лишенным доли того мира, сначала доказывали словом Истину, а
потом уже карали их мечом, ибо невежда, если он не будет наказан в этом
мире, не устрашится муки того мира и не будет сторониться
подстрекательства к смутам и возбуждения к пороку>.
голова. Величественная картина мироздания, сотворенного Аллахом, стоит у
него перед глазами. И он, он - один из избранников Аллаха! А ежели
Токтогай, его дядя, умрет, тогда ему дана будет власть надо всею Ордой!
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Семенова Мария
Смит Кордвейнер