Мстиславль, Городец-Клязьминский, Кидекша, Глебов... Почему так случилось?
Почему они победили? И не много их было! Теперь Федор знал, что не так-то
и много.
подъезжал к Владимиру. Живо помнил, как впервые подумал о том, когда стоял
на головокружительной высоте Золотых ворот, и снова - когда он вторично
увидел Ополье, осеннее, и тоже у Юрьева. Серые коровы ползли по желтой
стерне; с высоких перевалов отворялись дали, игрушечные рощицы меж зеленых
и серых холмов, деревушки, церкви и - далеко-далеко! - поля, полосатые,
как полы восточного халата.
полосатые поля в буро-зеленых лентах ярового и озими, в пестрых, будто
вытканных узором, платах пара; щедрая, золотисто-зеленая к осени,
холмистая сторона.
тогда, до Батыя, начал жить и править! Сидел когда-то на великом княжении.
И не усидел. Почему? Уступил стол Михайле Хоробриту, а потом Александру
Невскому с Андреем. И Суздаль отобрали у него потом без спора... Остался
тут, в Юрьеве, где сейчас княжит его тихий внук... Сидел и смотрел на
цветные холмистые поля. Или тоже горевал о потерянной власти? А собор
Святослава, высокий, весь в резном камении, стоит и доднесь - еще от тех,
великих времен...
черно-вспаханной и уже засеянной земли. Федор погонял коня, торопясь
увидеть Юрьев и юрьевский собор на закате солнца: стремительно-стройный,
весь в кружеве каменной рези снаружи и внутри, придававший необычайное
столичное великолепие пустеющему, утонувшему среди полей городу.
Владимире. Принял ключник. Федор, усвоивший уже гордый тон
великокняжеского гонца, потребовал того и другого, устроил людей и, решив
не лезть в хоромы, - ночь была хороша! - попросил только положить кошель с
грамотами на ночь в казну. Старик хранитель бережно опустил грамоты в ларь
и запер окованные двери. Освободившись от постоянного своего опасного
груза, Федор вздохнул свободнее. Ключник ушел. Федор помедлил, глядя, как
старик хранитель запирает наружные двери. Спросил просто так, чтобы что-то
сказать:
ясным голосом:
ясные, голубые, на печеном как яблоко лице, и смотрели умно.
отцветающим яблоневым и вишенным цветом.
оборачиваясь к Федору. - И на престоле сидел володимерском, и здесь княжил
достойно... Ты сам-то, молодец, у кого служишь? Дмитрия Лексаныча? Знаю! И
батюшку его знал, князь Лександра, и Андрея Ярославича знал! Строгой князь
был, Лександр Ярославич, а только до нашего князя Святослава не достиг!
Тот был из прежних, а эти уже... Другие они люди...
ветхого домика под самым градским валом.
Кирилла знаю! - продолжал он, возясь с замком. - Видал, говорил даже с им.
Он под мой норов. Тоже из тех, из прежних. Больше были нонешних люди. Чего
и не знали когда, а совести, той было поболе у их!
углу, и от нее, долго не попадая дрожащею рукой, старец зажигал свечу.
Помощь Федора, однако, отверг.
книги, и Федор по переплетам догадался, что книги были редкие, а
некоторые, видно, даже и греческие. Старец был не прост.
спокойно отверг его слова, смахнув их, как пыль с книжного переплета.
тот у вас и набольший. А надо не так! Ты спроси, что после себя оставит?
Вот, Юрий князь, Долгорукой, оставил города, Всеволод - храмы. А битвы
можно выиграть и проиграть, да... Святослав Всеволодич не меньше был
тех-то, а не хотел ратиться! Александр с Андреем бились за стол
володимерский, кровь пролили, навели татар на Русь, а Святослав преже их
был великим князем, а уступил без бою, и кроволитья не бысть на земли! Дак
кто боле сделал? То и смекай! А без мужиков - перебить коли - и земля не
постоит. А теперь вот храм, погляди! Память!
он тоже плодится. Народу память нужна.
помнят прежних, богатуров... Половцев знал, те же татары, сейчас зовут их
только иначе, а память пропала! Как память потерял народ, считай, и все
тут.
уже, а все посмотришь, поглядишь, князя нашего воспомянешь и старопрежние
времена!
расстроили, храмы, города, книги - вот! Где бывал еще? В Новгороди? Тоже
был... Там София стоит, Перынь, Юрьев монастырь, Николы собор... Вс°
ставили великие князи. В Киеве - Михаила Архангела, София - то Ярослав
Мудрый строил... Мы не степняки какие, у тех только трава, да скот, да
песни. А мы - землю устроили, пашем, зиждем грады, и вот... А спроси про
Святослава Всеволодича: где был, что делал? В какие походы ходил? Думашь,
меньше других?! Был в Новом Городе, с Юрием был во многих сечах, на болгар
ходил, на Волгу, с новгородцами к Кеси, пустошил тамо немецкие земли, на
мордву ходил... Немало! Сидел после в Переяславле русском, под Киевом, на
Сити дрался, уцелел. Был в Орде, был на суздальском столе и на
владимирском. Построил сей храм! И татары, вишь, не порушили, рука не
поднялась. А почто уступил Лександру с Андреем? Он на шестом десятке
лет... Не пристало... Как отец им! Отцу дети тоже иные в тягости, и
нравны, и поперечны. А все ведь для их уж жисть прожита! Вот не поехал в
Орду, татар не навел - и святой. А вы глупы. Вам вс° силой! Кто по силе,
кто крови боле прольет, тот у вас герой! А того не сметите, каков с крови
той прибыток? Хлеб с крови гуще не родит! И церквы не на крови, на труде
созидаются... Да на вере... То дорого! И сынок его, царство небесное,
Дмитрий Святославич, рук ничем не замарал. Суздаль отобрали - пускай! Ну и
что, что отобрали? И кто отобрал, умер преже еще, - Андрей Ярославич, - и
самого тоже обрезали, Нижний-то взяли у их! А веки пройдут - и не попомнит
никто, чей то был град. Скажут - русский град, и вс° тут. И на собор
глянут: не медведи, мол, жили, а люди мудрые, ученые, да!
Прошел садом. Голова кружилась от запаха цветов. Что слава! Может, и
правда, что ото всей от нее останется лишь то, о чем напишет такой вот
старик в ветхой книге... В траве и ветвях заливисто трещали кузнечики.
княжого терема. Верно, он уже задремал, потому что окружающее как-то
отделилось от него самого, и Федор совсем не удивился, и даже сразу узнал,
кто это, когда раскрылась, не скрипнув, древняя дверь и показалась высокая
фигура старого князя Святослава.
Святослав провел сухою пергаменной рукой по выпуклостям рези. В траве
заливались кузнечики. Он поднял голову. Над собором, в той стороне, где
лежал Владимир, висела красная звезда. Ехать в Орду! Зачем? Жизнь
кончалась, и ему осталось лишь достойно лечь в изножие своего храма,
соединиться с Господом... Неужели это было - пиры отца, походы, сечи,
гордый шум стольного Владимира? Окна светились в тереме, звали назад.
Старая кровь не грела. Князь запахнул епанчу, еще раз взглянул на собор и
побрел назад, в теремное тепло. Мягкая ночь, полная серебристым шелестом
кузнечиков, осталась одна. И храм одиноко белел, отражая луну Федор
проснулся с лицом, мокрым от росы. Попона тоже вся увлажнилась и
отяжелела. Солнце косыми лучами заливало сад. Он встал, встряхнулся, пошел
будить ратников.
тряски летних дорог. Весла враз опускались и подымались, и, закутанный в
бархатную, отороченную куницей накидку, он молча смотрел на плывущие
навстречу и мимо берега. Силы в нем убывали, близился конец этой
мимолетной временной, похожей на причудливый сон жизни, близился порог
жизни вечной, той, где ни тлен, ни болезни плоти, ни угнетение духа уже не
властны над нами. И у порога отшествия он покидал родные киевские и
волынские просторы, устремляясь на север, в край хвойных лесов и суровых
зим, край еще дикий и необжитый, потому что человека в исходе жизни уже не
земля предков влечет к себе сильнее всего, не те места, где ты получал от
других, а те, где воплощены плоды твоего труда, где ты давал полною мерой
и где можно проверить, что ты сделал в жизни и сделал ли что-нибудь?
временами не ощущал вовсе. Ему самому порою казалось, что он не отходит -