мои ладони. Найдется ли для него подходящее место? Мари задумалась.
пойдем туда на рассвете. Братья, по обыкновению, отправятся затемно на
охоту. А завтра с ними уедет и матушка: ей нужно сделать в городе покупки.
Только бы она не взяла меня с собой! Ничего, я скажу, что у меня болит
горло.
мадам Элиабель.
ему отвели во втором этаже просторную горницу, холодную, но чистую. Он
улегся в постель, положив рядом кинжал, а свинцовый ларец, в котором
хранилась расписка архиепископа Санского, спрятал под подушку. Он решил
бодрствовать до рассвета. Юноша и не подозревал, что в этот час между
братьями Мариньи вспыхнула жестокая перебранка и ордонанс касательно
ломбардцев превратился в пепел.
сколько у него в жизни было любовных связей (так как ему не исполнилось еще
девятнадцати, счет оказался недолгим), затем вспомнил о двух молоденьких
горожанках, которым он помогал обманывать мужей, и, сравнив их с Мари,
решил, что они куда ниже ее душевными качествами и куда менее совершенны
физически.
Гуччо подумал, что это явились стражи арестовать его, и опрометью бросился к
окну. Но во дворе он увидел Пьера и Жана де Крессэ, которые, держа на руке
новых своих соколов, в сопровождении двух крестьян отправлялись на охоту.
Потом заскрипели ворота: к крыльцу подали серую, разбитую на ноги кобылу,
предназначавшуюся для мадам Элиабель; вслед за сыновьями отправилась со
двора и хозяйка Крессэ, захватив с собой хромого слугу. Тогда Гуччо быстро
надел сапоги и стал ждать.
первый этаж, прикрыв для верности свинцовый ларец полой плаща.
расположенной в самом же замке, в той его части, что была обращена на
восток. Стены были побелены известью.
Иоанна, грубо вырезанной из дерева. В роду Крессэ старшего сына по традиции
называли Иоанном, Жаном, в честь этого святителя.
в прятки, - сказала Мари. - Войдем. Она подвела Гуччо к боковой стенке
алтаря.
чтобы тот мог лучше разглядеть нужное место. Гуччо нажал на камень, но он не
поддался.
своей оси, и за ним открылась пещерка, идущая под алтарем. При тусклом свете
свечи Гуччо успел разглядеть череп и кости.
двумя пальцами рожки.
ящичек, в котором таилась погибель могущественнейшего из всех французских
священнослужителей.
соседних камней, никто бы не подумал, что его только что сдвигали.
страх. - Нет, только не в часовне.
молоко и свежий хлеб. Гуччо отошел к камину; когда они остались одни, Мари
приблизилась к нему.
стояла, прижавшись к нему, стараясь понять, каков же ее избранник, первый
мужчина, которого она обняла, первый и последний.
хлеба. Каждый ее жест говорил о безграничном счастье. А Гуччо думал о
полуистлевшем, белом как мел черепе там, под вращающимся камнем...
показал себя метким стрелком. Несколько раз заглядывал он в Нофльское
отделение, чтобы оправдать свое пребывание в замке Крессэ. Как-то он
встретил прево Портфрюи, который, узнав молодого итальянца, еще издали
подобострастно поклонился ему. Эта встреча приободрила Гуччо. Значит,
ломбардцев не тронули, раз мессир Портфрюи так любезен. "А если ему поручено
меня арестовать, - подумал Гуччо, - то с помощью дядюшкиной тысячи ливров я
сумею умерить его рвение".
сиеннца связывают нежные узы: Гуччо убедился в этом из случайно услышанного
разговора этой милейшей дамы с ее младшим сыном. Гость находился в своей
комнате на втором этаже. Мадам Элиабель и Пьер де Крессэ беседовали в зале у
камелька, и их голоса доносились к нему по каминной трубе.
прекрасным мужем для нашей Мари. Сложен хорошо, образован, завидное
положение в свете. Я и то начинаю подумывать, что это, пожалуй, важнее
всего.
вскружили голову. Да, мы сейчас бедны, но по праву рождения можем
рассчитывать на самую блестящую партию, и никогда я не отдам дочь за
какого-то молокососа-торгаша, да к тому же еще не француза. Не спорю,
мальчик мил, весьма мил, но пусть и не мечтает любезничать с Мари. Я живо
сумею поставить его на место. Ломбардец! Отдать дочь какому-то ломбардцу!..
Впрочем, он об этом и не помышляет, и, если бы не приличествующая моему
возрасту скромность, я бы открыла тебе глаза - сказала бы, что он
заглядывается на меня, а не на Мари и прижился-то он у нас только по этой
причине.
Крессэ, он оскорбился презрительным отзывом мадам Элиабель о его
происхождении и занятиях. "Деньги эти сеньоры у нас берут, чтобы не
подохнуть с голоду, а долгов платить не думают, да еще смотрят на тебя как
на последнего холопа. А что бы вы стали делать, прелестная дама, без этих
самых ломбардцев? - сердито думал он. - Ну что ж, попытайтесь-ка выдать вашу
дочку за вельможу и увидите, согласится она или нет".
дочкой, и в этот вечер в голове его созрело решение жениться на Мари вопреки
всем преградам и помехам, а пожалуй, даже именно из-за этих преград и помех.
В доказательство разумности своего решения он привел десятки доводов, кроме
одного, самого существенного: он просто любил Мари.
Мари, и ее прекрасные загнутые вверх ресницы, и ее зрачки в золотистых
точечках, и ее полуоткрытые губы - все, все, казалось, отвечало: "Я ваша". И
Гуччо удивлялся: "Как это родные ничего не замечают?" На следующий день
Гуччо передали в Нофле послание от дяди Толомеи, который извещал племянника,
что опасность пока миновала и что пора немедленно возвращаться в Париж.
неотложные дела призывают его в столицу. Мадам Элиабель, Пьер и Жан немало
огорчились. Мари ничего не сказала, даже не выпустила из рук вышивание, над
которым усердно трудилась. Но, оставшись наедине с Гуччо, не выдержала и
тревожно стала расспрашивать его о причинах внезапного отъезда. Может быть,
случилось какое-нибудь несчастье? Уж не грозит ли Гуччо опасность?
благодаря бумагам, спрятанным в тайнике, люди, искавшие погибели итальянских
банкиров, побеждены.
смерть.
все дела и события, которые разлучали его с любимой. То обстоятельство, что
ломбардские банки благополучно уцелели, отнюдь не радовало его - куда там!
Ему хотелось, чтобы им по-прежнему грозила опасность, тогда он на законном
основании остался бы в Крессэ, и он упрекал себя за то, что не успел
насладиться этим прекрасным телом, так покорно, так доверчиво покоившимся в
его объятиях. "Не мужское дело - выжидать в любви", - думалось ему.
жизни я испытываю подобное чувство.
дядюшкиных бумаг, а уезжает с сердцем, уязвленным любовью.
архиепископа Санского, Гуччо притворился перед самим собой, что бумагу
необходимо оставить пока что в часовенке; на самом же деле он просто искал
благовидного предлога, чтобы поскорее вернуться в Крессэ. Но уже близились
события, которым суждено было изменить судьбу всех наших героев.
Глава 8
ВСТРЕЧА В ЛЕСУ ПОН-СЕНТ-МАКСАНС