ожидании.
всадников. Впереди скакали трое, средний держал белое пятиугольное знамя
с девятью широкими развевающимися лентами. Под золотой маковкой копья
висел рыжий конский хвост жеребца Чингиз-хана. На знамени был вышит зо-
лотыми нитками кречет, державший в когтях ворона.
кого воеводы Вадима Данилыча Кофы. Глаза были закрыты, лицо строгое и
спокойное; ветер развевал длинную седую бороду и серебряные кудри.
ких белых шаманских колпаках вели под уздцы ослепительной красоты белого
жеребца с черными горящими глазами. Он изгибал шею, перебирал легкими
ногами с черными копытами и плясал, стараясь вырваться. Покрытый малино-
вой бархатной попоной с золотыми вышивками, конь, как нарядная игрушка,
блистал в лучах утреннего солнца.
невидимо едет бог войны Сульдэ, любящий монголов, давший им новую побе-
ду.
коня богу Сульдэ, а захочет - завтра сам на нем поедет. Сегодня он сел
на вороного коня урусутов, а завтра взберется на бурого медведя...
белой отметиной на лбу. Джихангир был в серебристой, переливающейся в
солнечных лучах кольчуге и в золотом шлеме с длинным белым пером. На ко-
не была серебряная с золотыми бляхами сбруя, чепрак, расшитый золотом,-
все сделанное русскими мастерами. Конь был убран так, как обычно ездили
русские князья.
лялся странный толстый и сутулый Субудай-багатур на саврасом коротконо-
гом иноходце в самой простой ременной сбруе.
рагх!". Им вторили кипчаки: "Яшасын!"
вала за ним. Бату-хан со своей свитой переехал реку, где на льдинах чер-
нели большие промоины и человеческие трупы.
ми присматривали монгольские воины, держа на правом плече блестящие кри-
вые мечи.
обугленные бревна чадили. Пахло паленым мясом. Из тлеющих пожарищ стека-
ли грязные ручейки.
возвышение, возле которого прежде собирался народ. Здесь еще сохранился
почерневший от дыма медный колокол. Перекладины, на которых он висел,
обгорели, и колокол-вечник боком лежал на снегу.
редине площади были сложены бревна, доски, двери, оконницы, колеса, са-
ни, оглобли и обугленные остатки рязанских домов. На этой груде пра-
вильными рядами тесно лежали мертвые воины Бату-хана - монголы, татары,
кипчаки, все, кто пал, штурмуя Рязань.
что будет с юртами, где целыми днями родные глаза смотрят на запад, ожи-
дая возвращения сына, отца, брата, обещавшего вернуться с конями и верб-
людами, нагруженными богатой добычей?..
страданием, лежали они на спине, уставив открытые глаза в чужое холодное
небо.
ушли навсегда в тот неведомый небесный мир, где за облаками умершие вои-
ны призрачными тенями собираются в отряды Священного Воителя. Так учили
шаманы...
бы снять с покойника синий чапан или расшитую узорами безрукавку: воин
должен явиться к тени Чингиз-хана в благообразном виде, У многих воинов
на груди стояла медная или деревянная чашка, наполненная зерном или ку-
сочками мяса. Выдающиеся багатуры уходили в царство сказок и песен со
своим кривым мечом, привязанным к застывшей ладони.
середины нагроможденных обледеневших тел. Стон повторился, отчетливо до-
неслись слова:
гольского улуса, улетит, захваченный дымом священного костра! Он попадет
за облака в алмазный дворец бога Сульда!
дах, с медвежьими шкурами на плечах, издавая пронзительные вопли, прип-
лясывая и ударяя в бубны, пошли вокруг огромного костра. Некоторые мон-
голы, потерявшие близких, сойдя с коней, последовали за шаманами, подняв
в правой руке шелковый расшитый платок.
жидкостью. Черный дым заклубился над костром и быстро побежал по сухим
бревнам и доскам. Пламя разгоралось, охватывало лежащие тела и желтыми
языками взлетало к небу.
смел удалиться, пока джихангир, неподвижный и молчаливый, прощался со
своими нукерами. Джихангир не уезжал, ожидая, пока его верные слуги не
пошлют ему прощального привета.
ми. От жара трупы шевелились, скрючивались, двигали руками. Мертвый мон-
гольский сотник, большой и могучий, приподнялся и точно прощаясь, повер-
нул голову, оглянулся на стоящих вокруг боевых товарищей.
и клубы сизого дыма. Им казалось, что багровые языки пламени обращаются
в призрачных скачущих всадников на коротконогих монгольских конях, кото-
рые в снопах ярких искр взметаются вверх, улетая в заоблачный мир, в
священное царство воинственного правителя, Чингизхана...
тели раскаленные головни и обломки досок. Бату-хан, закрываясь руками,
крикнул:
вниз, к реке. За ним, звеня оружием, теряя порядок и сталкиваясь, помча-
лись монгольские всадники с прощальными криками:
сутки были видны вспышки огней и доносился удушливый запах паленого мя-
са.
ную жеребятину и пили вино, найденное в подвалах рязанского князя. Прос-
тые нукеры пили чай, сваренный с коровьим салом и мукой, и переговарива-
лись шепотом;
воинов, то много ли багатуров вернется на родину... Чуй! Не будем думать
о завтрашнем дне! Сегодня будем веселиться, пить и наедаться!..
дальского стоял дозорный. На нем был бурый армяк, надетый поверх овчин-
ного полушубка. Похлопывая ногой об ногу, дозорный ходил взад и вперед
от одной бойницы до другой, и новые лыковые лапотки его поскрипывали на
хрустевшем снегу. На уши он надвинул собачий меховой треух. Его жесткая
борода стала серебристой от инея, глаза зорко посматривали по сторонам и
вдаль, туда, где засыпанные снегом леса дремали в голубоватом свете
ущербной луны.
рят, рубятся. Какие вести прилетят оттуда? Отбили рязанцы безбожных та-
тар, напирающих из Дикого поля, или вороги обошли город стороной и те-
перь скачут по снежным полянам через суздальские погосты прямо на Влади-
мир?
тая рука. По-прежнему Шибалка готов идти биться туда, где чуется опас-
ность для родной земли. Многое может вспомнить старый воин, и сейчас тя-
желые думы охватывают его, как серые тучи, медленно ползущие по небу.
прислушался. Голоса приблизились. Три тени, вынырнув из-за угла,
скользили по стене. Три мальчика в длинных шубейках, прижимаясь друг к
Посняков Андрей
Ларссон Стиг
Грабб Джеф
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Никитин Юрий