только принципам, изложенным вами, но и самой особе вашего королевского
высочества, и, ежели вы все еще питаете сомнения на этот счет, то в
дальнейшем ходе нашего собрания вам будут даны доказательства более
убедительные, чем те, которых вы могли бы ожидать.
собравшихся.
сих пор, только начало, и здесь должно произойти что-то гораздо более
важное, чем все нелепицы, которые тут говорились и делались.
принца, - ежели ваше высочество чего-то опасается, то я надеюсь, что даже
одни имена тех, кто его здесь окружает, успокоят его. Вот господин
губернатор провинции Онис, вот господин д'Антрагэ-младший, господин де
Рибейрак и господин де Ливаро, дворяне, с которыми его высочество, быть
может, знакомы и которые столь же преданы вам, сколь отважны. Вот еще
господин викарный епископ Кастильонский, господин барон де Люзиньян, господа
Крюс и Леклерк. Все они поражены мудростью вашего королевского высочества и
счастливы оказанной им честью выступить под его стягом на борьбу за
освобождение святой веры и трона. Мы с благодарностью будем повиноваться
приказам, которые ваше высочество соблаговолит дать нам.
Гизы, такие надменные, что никто никогда не мог принудить их склониться,
сами заговорили о повиновении.
по праву рождения, и в силу присущей вам мудрости являетесь природным вождем
нашего святого Союза, и вы должны разъяснить нам, какого образа действий
следует придерживаться в отношении тех лживых друзей короля, о которых мы
только что говорили.
возбуждением, которое слабым людям заменяет мужество, - когда сорняки
прорастают в поле и не дают возможности снять с него богатый урожай, сии
ядовитые травы выпалывают с корнем. Короля окружают не друзья, а куртизаны,
они губят его и своим поведением постоянно возмущают и Францию, и весь
христианский мир.
подлинным друзьям его величества, приблизиться к трону, хотя мы на это имеем
право и по нашему сану, и по рождению.
попечение рядовых лигистов, лигистов первой Лиги. Служа богу, они будут
служить тем, кто им говорит о боге. А мы займемся своим делом. Нам мешают
некоторые люди, они заносятся перед нами, они оскорбляют нас, они постоянно
отказывают в уважении принцу, которого мы чтим больше всех и который
является нашим вождем.
первого до последнего, истребим начисто эту проклятую породу, которую король
обогатил за счет наших состояний, и пусть каждый из нас возьмет на себя
обязательство убить одного из них, Нас здесь тридцать, давайте пересчитаем
их.
свою задачу, господин герцог.
д'Антрагэ. - Я беру на себя Келюса!
храбрый Бюсси. Он тоже внесет свою лепту.
выступил вперед.
не смеялся, - главный ловчий хочет потребовать свою долю добычи.
здесь собравшиеся, люди смелые, а боимся откровенно поговорить друг с
другом. Мы, здесь собравшиеся, люди умные, а вертимся вокруг каких-то глупых
мелочей. Давайте же, господа, проявим чуть больше мужества, чуть больше
смелости, чуть больше откровенности. Дело не в миньонах короля Генриха и не
в том, что нам затруднен доступ к его королевской особе.
согнутую ладонь левой руки, чтобы не упустить ни одного слова. - Пошел
дальше! Не задерживайся. Я жду.
положение, в котором мы оказались. Это король, навязанный нам и не
устраивающий французское дворянство. Это бесконечные молебны, деспотизм,
бессилие, оргии, бешеные траты на празднества, над которыми смеется вся
Европа, скаредная экономия во всем, что относится к войне и к ремеслам.
Подобное поведение нельзя объяснить ни слабостью характера, ни невежеством,
это слабоумие, господа.
глубокое впечатление потому, что все присутствующие думали про себя то же
самое, что Монсоро произносил во всеуслышание, и слова главного ловчего
заставляли каждого невольно вздрагивать, словно он признавался себе в полном
своем согласии с оратором.
согласия, продолжал:
бездеятельного лентяя в то время, когда Испания разжигает костры, когда
Германия будит старых ересиархов, уснувших в тени монастырей, когда Англия,
неуклонно проводя свою политику, рубит головы и идеи? Все государства со
славой трудятся над чем-нибудь. А мы, мы - спим. Господа, простите, что я
выскажусь в присутствии великого принца, который, быть может, осудит мою
дерзость, так как он связан родственными чувствами, но подумайте, господа,
уже четыре года нами правит не король, а монах.
сдерживаемый осторожными руководителями, разразился с такой силой, что никто
бы не узнал в этой беснующейся толпе тех спокойных, мудро расчетливых людей,
которых мы видели в предыдущей сцене.
принц-дворянин, король-рыцарь, пусть он будет даже тираном, лишь бы не был
долгополым.
прощения, прощения моему брату, он обманывается, или, вернее, его
обманывают. Позвольте мне надеяться, господа, что наши мудрые упреки, что
действенное вмешательство могущественной Лиги наставят его на путь истинный.
быть, несколько преждевременно, но все же услышали искреннее выражение наших
помыслов. Нет, речь идет уже не о Лиге, направленной против Беарнца, этого
пугала для дураков; речь идет и не о Лиге, имеющей целью поддержать церковь,
- наша церковь сама позаботится о себе, - речь идет о том, господа, чтобы
вытащить дворянство Франции из грязной трясины, в которой оно тонет. Слишком
долго нас сдерживало уважение, внушаемое нам вашим высочеством; слишком
долго та любовь, которую, как мы знаем, вы испытываете к вашей семье,
заставляла нас притворяться. Теперь все вышло наружу, и сейчас вы, ваше
высочество, будете присутствовать на настоящем заседании Лиги, все, что
происходило здесь до сих пор, - только присказка.
одновременно раздираемый страхом и распираемый тщеславием, - Монсеньер, -
продолжал герцог де Гиз, - мы собрались здесь, как справедливо сказал
господин главный ловчий, не для того, чтобы обсудить уже сто раз обсужденные
вопросы теории, а для того, чтобы действовать с пользой. Сегодня мы избираем
вождя, способного прославить и обогатить дворянство Франции. В обычае
древних франков, когда они избирали себе вождя, было подносить избраннику
достойный его дар, и мы подносим в дар вождю, которого мы избрали...
Анжуйского.
волнение.
какой-то предмет и с усилием поднимая его над головой, - господа, вот дар,
который я от вашего имени приношу к стопам принца.
вздрогнуть церковные своды, тесно сплотившаяся толпа дворян, которые
обнажили свои шпаги.
мне! Но это невозможно! Мой брат еще жив, он помазанник божий.
его смертью не утвердит сделанный нами сегодня выбор или, вернее сказать,
пока какой-нибудь его подданный, которому опостылело это бесславное
царствование, ядом или кинжалом не предвосхитит божью справедливость!..
которую вы сейчас перед па-ми проявили, мы ответим такими словами: Генрих
Третий был помазанником божьим, но мы его низложили, больше он уже не
избранник божий, и теперь вы будете этим избранником, монсеньер. Мы здесь в
храме не менее чтимом, чем Реймский собор; ибо здесь хранятся мощи святой