Евграфов попал в Антарктиду по воле слепого и бессмысленного жребия. Дело
обстоит как раз наоборот. Антарктиде очень нужны были такие люди, как
Евграфов, а Евграфову, сильному и волевому человеку, столь же необходимо
было вложить в настоящее дело огромный запас своей энергии, израсходовать
которую в обычных условиях ему не удавалось. И они -- Евграфов и Антарктида
-- потянулись друг к другу и нашли друг друга. Если бы Виктор Михайлович не
нашелся сам, Антарктида нашла бы другого Евграфова. И наоборот, если бы
Антарктиду еще не осваивали, Евграфов нашел бы себе другую, столь же трудную
область приложения сил. Человек ищет дело, а дело человека. Я уже не говорю
о том, что после случайного своего ухода во Вторую экспедицию Евграфов был в
Антарктиде еще пять раз! Больше, чем кто-либо другой!
Михайловича Евграфова должны были случаться "разные необыкновенные вещи". И
в самом деле, как я потом узнал, такие вещи с ним случались по меньшей мере
дважды.
ранен, награжден орденами, командовал отделением разведки. И вот однажды
немцы неожиданно прорвались и окружили штаб дивизии как раз в то время,
когда генерал и все офицеры выехали на совещание в штаб корпуса. Некому
командовать обороной! И командир разведчиков, надев генеральский китель,
сумел собрать вокруг штаба несколько разрозненных пехотных и танковых
подразделений и отбить атаку фашистов.
Евграфов.
экстравагантную выходку.
рассказ об эвакуации двенадцати полярников со станции Лазарев. Так вот,
Виктор Михайлович с первого дня и без всяких колебаний вошел в ту железную
шестерку во главе с Гербовичем, которая не пала духом во время драматических
событий на станции и потом полетела на айсберг на поврежденном самолете
Ляхова.
любого из них достаточно, чтобы человек всю жизнь чувствовал в своем прошлом
что-то весомое, какую-то моральную опору, что ли.
экспедициями Евграфов дважды дрейфовал на станциях Северный полюс. Такого
послужного списка, кажется, не имеет ни один полярник.
Полярники большие любители поесть: лишенные домашнего стола, они к повару
придирчивы и не склонны прощать ему недостаток квалификации ("не умеешь --
не лезь в экспедицию!"). Мне рассказывали, что одному санно-гусеничному
поезду повар достался никудышный, и ребята просто извелись и оголодали, пока
не решились свергнуть халтурщика с камбузного трона и посадить на вакантное
место простого любителя. А что вы скажете о поваре, который утром спрашивал
своих подопечных, чего бы они хотели поесть, а в ужин кормил одного
пирожками с вареньем, другого беляшами, а третьего кулебякой? О поваре,
который ставит себе за работу двойку, если у кого-нибудь из сидящих за
столом плохой аппетит?
посмеются, но как только он замолчит, позабудут о его существовании. Таких
балагуров, которые только и умеют, что балагурить, хватает на одну неделю. А
вот если человек и работник уважаемый и в свободное время в центре внимания
-- такому на зимовке нет цены. Считается, что такой имеет право на байки. И
стоит Михалычу стряхнуть с себя камбузные заботы, снять халат и войти в
кают-компанию, как с этой минуты он ни на мгновение не будет один: Михалыч
-- живая летопись антарктических экспедиций, слушая его, приобщаешься к
истории, пусть не в самых важных ее проявлениях, но все-таки к истории.
на Молодежной из строительного отряда, в Одиннадцатой экспедиции это был
едок! Выставляю я сковороду на двадцать пять яиц, он кладет себе на тарелку
половину. "Можно, я потом еще возьму?" -- "Да бери сразу!" -- "Нет,
остынет". Яишницу из двадцати пяти яиц съедал на завтрак! Или в Мирном в
транспортном отряде был Илья Абушаев, мясоед. Он брал чуточку гарнира и
солидные куски мяса. Съедал и снова подходил: "Гарнир, вишь, остался, еще
мяса возьму". И так по пять раз! А вы какие едоки! У настоящего едока при
виде стола кровь должна кипеть! Во Второй экспедиции был у нас
врач-стоматолог Гаврилов, заядлый болельщик "Динамо". А я, как вам известно,
убежденный спартаковец. Он входит в кают-компанию и орет: "Виват "Динамо" --
"Что? -- грозно спрашиваю я. -- Повтори!" -- "А что сегодня на ужин?" --
"Оладьи". -- "Тогда "Виват "Спартак"!" -- исправляется Гаврилов. И получал
за это целую тарелку оладий. Зато потом, когда он пошел врачом и по
совместительству поваром в санно-гусеничный поезд на Восток, то отыгрался за
все. Он повесил в камбузе динамовский спортивный флаг, а Трешников Алексей
Федорович, и механик-водитель Кулешов, и метеоролог Евсеев повесили свой,
спартаковский. В обед происходило такое: "Спартаковец? -- допытывается
доктор. -- Не получишь добавки! Целуй динамовский флаг!" Кто хотел добавки
-- целовал, что поделаешь, не оставаться же голодным... Помню, в пургу
однажды я чуть весь Мирный на диету не посадил. Это было в Четвертую
экспедицию. Тогда между домиком, где живут повара, и камбузом не было
тоннеля, как теперь, поверху нужно было идти. А пурга задула -- пятьдесят
метров в секунду, занесло нас. Звоню дежурному в кают-компанию! "Откопай!" А
он: "Меня самого засыпало!" Часа два возился, с грехом пополам открыл люк,
выбрался наружу и пополз по направлению к фонарю, что на кают-компании. Дует
-- не унесло бы мои сто килограммов в Центральную Антарктиду! Ползу,
чувствую, что ползу не туда: как-то вверх у меня получается. Оказывается,
вскарабкался я на крышу дома номер пять. Сполз обратно, сориентировался и
откопал дверь в кают-компанию... Профессора Шумского, нашего гляциолога,
чуть тогда не унесло в голубую даль. Дело было так. Возле склада лежал ящик
с гусями, ящик разбило, а гусей разнесло на все четыре стороны. Одному
водителю трахнуло гусем по спине, другому мерзлый гусь чуть не оторвал
голову, а Шумский, спасаясь от этого града, загородился фанерой. Словно
парусом себя оснастил! Понесло его со страшной силой. "Ребята, держите!"
Задержали. В ту пургу так дуло, что разорвало толстые тросы и унесло за
барьер в море самолет ЛИ-2... Хорошо, еще машины были, а то остались бы
летчики без работы... Забавная у них была компания! Главный штурман отряда
Павел С. очень любил красавицу артистку Л., просто таял от счастья, когда
смотрел картины с ее участием. Его уговорили: "Она не замужем, Пашка, напиши
ей!" Написал. Такой, мол, я и такой, одинокий и хорошо зарабатывающий
покоритель Антарктиды. На радиостанции, конечно, задержали, не послали.
Через две недели: "Пашка, пляши, тебе радиограмма от Л.!" А радиограмма
такая: "Горжусь вашим несгибаемым мужеством, отважный полярник! Сообщите,
когда приедете, буду встречать. Ваша Л." Павел С. на седьмом небе, собрал
друзей, выставил на стол весь свой запас коньяка. Выпили, негодяи, и
признались. Ну и гонял он их потом!..
могучие, но... внучка растет в Ленинграде, и внучка любимая . А когда у
полярника появляются внуки, значит, подходит время прощаться с высокими
широтами. Но Михалыч старается не думать о столь неприятных вещах. Нужен он
еще Антарктиде, и она еще очень нужна ему.
уголков Мирного. Дежурили на ней круглосуточно, и посему начальник склада
Павлов щедрой рукой отпускал дизелистам чай, кофе и сахар. В любое время
суток здесь можно было под доносившийся из рабочей части ДЭС гул дизелей
посидеть над чашкой горячего настоя -- преимущество в глазах полярников
чрезвычайное. Привыкнув на Востоке чаевничать без всякой меры, я с
удовольствием и не ожидая особого приглашения навещал гостеприимных
дизелистов.
период эвакуации со станции Лазарев вместе с Евграфовым входил в шестерку
Гербовича. С того времени Семочкин не раз бывал в Антарктиде, зимовал на
Востоке, и на той же Новолазаревской, дрейфовал на льдинах и наконец вновь
оказался под началом Гербовича в Мирном.
любовью, впрочем, Семочкина любили все. В главах о станции Восток я
рассказал про Ивана Тимофеевича Зырянова, так вот, Семочкин -- это второй
Тимофеич: такой же добрый, ласковый, исключительно скромный и сильный духом
человек. И еще совпадение: и тот и другой -- выдающиеся мастера по дизелям.
Таких работников, как Тимофеич и Семочкин, даже в Антарктиде, где своим
трудолюбием никого не удивишь, поискать надо... Владислав Иосифович
рассказывал, что он свободно вздохнул, когда заполучил на ДЭС Семочкина. И в
самом деле, всю зимовку Мирный не знал перебоев с электроэнергией, мало
того, один дизель из трех у Алексея Александровича постоянно отдыхал, будучи
"в отпуске без сохранения содержания", как шутили его ребята.
один Николай -- Макаров. Кроме того, на сезон из состава Четырнадцатой
экспедиции остался Борис Антонов, но он уже поглядывал на море. Никому из
ребят, кажется, не было тридцати, и сорокапятилетний Семочкин относился к
ним как к племяшам: лелеял, заботился, но и строго спрашивал.
Мирного по шахматам, то мы устраивали блицтурнир; если Козельский отдыхал,
то беседовали часок-другой над чашкой чаю, крепкого, сладкого и горячего, не
просто удовлетворяя жажду, а наслаждаясь самим процессом чаепития в
дружеском кругу. Я любил слушать рассказы Семочкина -- неторопливые,
спокойные, с юмором, отшлифованным годами полярных странствий. Как-то мы с
Антоновым, люди заинтересованные, обменивались сведениями о подходе "Оби", и
Нортон Андрэ
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Распопов Дмитрий