крест, прочитал мелкую надпись: -- О тебе радуется обрадованная всякая
тварь, ангельский собор, -- и умолк.
спросил:
и, видя, что Саша так и подался вперед, прикрикнул: Имя Бестужевой и
вслух-то произносить нельзя! Имущество ее конфисковано в пользу: казны и
крест этот будет конфискован.
мой -- брось ты это дело.
передать ей крест не составит большого труда. А в Сибири он ей больше чем
здесь пригодится. Ссыльных у нас не балуют деньгами и алмазами.
Сколько у меня времени?
кем говоришь, прежде, чем спрашивать.
старательно спрятал его за подкладку камзола, потом зажал ладони между
коленями и замер, напряженно глядя на свечу. Лядащев искоса наблюдал за ним.
"А мальчик повзрослел за эту неделю, -- думал он. -- Складочка меж бровей
залегла. Прямая складочка, как трещина. Все морщится мальчик, губы кусает.
Дался ему, дуралею, этот крест! "
вдруг Саша.
раздражения своего не показал.
-- не хлеб голодному, а если уличат тебя в сношениях с преступницей, то
попадешь под розыск. Тебя в доме Путятина, считай, не допрашивали, а по
головке гладили. Хочешь узнать, как быть подследственным? В России из-за
поганого амбара шею человеку, как куренку, готовы свернуть, такую напраслину
наговаривают, а ты сам в петлю лезешь. Кто дал этот крест тебе? -- спросил
он вдруг резко.
вильнула и, как щука, в глубину.
задрожали.
понимаешь? Стыдно! Я не сплю какую ночь... Я обалдел от человеческой
подлости и глупости! Ладно, хватит. Скажи лучше, ты ведь учился в навигацкой
школе?
Или мне показалось? "
нашего берейтора?
было ни удивления, ни страха -- одна тоска. Вся фигура его, в мятом камзоле,
в пыльной, пропитанной потом рубашке с обвислыми манжетами, выражала такую
усталость, что кажется, толкни его и он упадет и не сможет подняться без
посторонней помощи.
-- о радость! -- зажгли, и в мутном его освещении было видно, как Белов
отвязал лошадь, тяжело перевалился через седло и медленным шагом поехал к
пристани.
него орать. И Ягужинскую помянул я зря... Но ведь дурак, дурак! И вопросы у
него идиотские, и ответы глупые. Вот так читаешь опросные листы бесконечных
чьих-то дел и думаешь: "Что ж ты, глупый, говоришь-то? Мозги у тебя, что ли,
расплавились? Тебе бы вот как надо ответить, тогда бы не было следующего
вопроса. А ты, как муха в паутину... Вопрос -- ответ, смотришь, крылышко
прилипло, дернулся, не думая, быстро-быстро заговорил, а следователю только
этого и надо, все лапки у тебя в паутине... "
делом, моей работой. Сиди тихо, мальчик!
гродетуровой юбкой, явилась на зов. Губы сердечком, на взбитых кудрях
белоснежный чепец.
глаза? Забот у них, что ли, нет? Впрочем, у меня, наверное, тоже фарфоровые
глаза, хотя забот полон рот. Женюсь на ней, и будем весь день друг на друга
таращиться... "
будет учить, что мне пить перед сном".
мог запомнить, как ее зовут, -- Катерина, Полина, Акулина... Чашка, конечно,
была с трещиной, но кофе горячий, крепкий.
старик! "... и мой совет учиняю тебе во мнении, что вызовет оная жениться у
тебя, наконец, побуждение бросить должность твою, весьма нашему государству
полезную, а по сути своей палочную и мерзопакостную".
подходе. У дома Штоса остановилась неприметная карета, и из нее вышел друг
далекого детства -- когда-то тихий и умненький мальчик Павлуша, а теперь
взрослый и хитрый Петр Корнилович Яковлев, секретарь всесильного
вице-канцлера.
потом заметил висящий на гвозде увесистый деревянный молоток и стал колотить
им. Умерли они, что ли?
Прилипшие к стеклу лапки и крылышки насекомых сложились в причудливый
рисунок, и при каждом порыве ветра казалось, что ухмыляющаяся рожа циклопа
подмигивает Саше одиноким красным глазом.
Она стояла в кустах и деловито ощипывала реденькую траву кочковатого газона.
Саша вздохнул, поднял голову, взбежал глазами на самый верх украшавшего
ворота шпиля. На конце шпиля, изогнув шею в стремительном прыжке, взметнулся
позолоченный конь. На таком коне доскачешь до счастья.
лошадь. -- На золотых конях нам не ездить. Ну, фыркни в ответ, мать
Росинанта. Жалко с тобой расставаться. Если бы я стал гардемарином, в море
ты бы мне очень пригодилась. Меня хорошо выучили рыцарской конной езде. Я
поставил бы тебя на капитанский мостик, дал бы тебе сена, а сам
взгромоздился бы верхом, чтоб сподручнее было обозревать океан. И сидел бы
так, конным памятником всем глупцам и неудачникам.
и, бросив через плечо: "Принято", направился к стойлам.
понадобился Котов? Если донос на Алешку дошел по инстанции, не проще ли
спросить у меня не про Котова, а про Корсака, друга моего? Эх, Белов... Как
сказал бы этот мудрец, ты не лошадь, ты ничего не умеешь делать хорошо... ты
не умеешь думать".
дом:
ночной дороге, где свежо и сыро, волна теплого воздуха обдаст вдруг путника,
дохнет запахом пшеницы и прогретого за день сена, так и на Сашу повеяло
лаской и уютом этого тихого жилья.
полотенце. Потом стол с хрустящей скатертью, кружка в серебряной оправе,
полная горячим вином с примесью пряностей, щедро нарезанные куски холодной
оленины, купленной на морском рынке, и обязательная при каждой трапезе
капуста.
Сашино лицо и отмечая его отменный аппетит. -- Пройдут эти заботы, -- хозяин