что движет как первое... и должен существовать первый неподвижный
двигатель". Этот вывод с необходимостью вытекает из исходного допущения, а
именно различения движущего и движимого. Именно это различение и
подверглось критике в эпоху Возрождения; отмена его привела к необходимости
искать другого способа обоснования вечности движения.
которое от него происходит? Поскольку вечный двигатель должен обеспечить
вечность и непрерывность движения, то он должен двигать движимое круговым
движением, ибо только круговое движение может быть поистине непрерывным.
Ведь всякое движение по прямой линии, с точки зрения Аристотеля, не может
быть вечным, ибо прямая линия не может продолжаться бесконечно: как мы уже
знаем, никакой бесконечно большой величины, по Аристотелю, не существует.
Что же касается ограниченной прямой, то движение по ней не может быть
непрерывным: дойдя до конца, тело должно повернуть обратно, и в момент
поворота тело неизбежно останавливается - в том смысле, что конечная точка
становится начальной точкой движения в противоположном направлении, и
движение тем самым делает из одной точки две - а в этом как раз и состоит
"перерыв". Поэтому "непрерывное движение по прямой не может быть вечным".
допустить вечный перводвигатель, который, сам будучи неподвижен, движет
первое движимое круговым движением. Таким первым движимым является небо:
оно движется круговым движением. Это движение вечно и непрерывно, оно также
равномерно в большей степени, чем любое другое, ибо оно является в сущности
эталоном равномерности. "Именно круговое движение является единым и
непрерывным, а не движение по прямой, так как по прямой определены и
начало, и конец, и середина... так что есть место, откуда может начаться
движение и где окончиться... в круговом же движении ничто не определено:
почему та или иная точка будет границей на круговой линии? Ведь каждая
точка одинаково и начало, и середина, и конец... Поэтому шар движется и в
известном отношении покоится, так как он всегда занимает то же место.
Причиной служит то, что все это вытекает из свойства центра: он является и
началом, и серединой, и концом всей величины, так что вследствие его
расположения вне окружности негде движущемуся телу успокоиться, как вполне
прошедшему; оно все время движется вокруг середины, а не к определенному
концу. А вследствие этого целое всегда пребывает в известного рода покое и
в то же время непрерывно движется". Таково движение небесного свода -
первое из всех движений, обеспечивающее непрерывность природных движений
вообще.
первый двигатель, чтобы он мог обеспечить непрерывное и вечное движение
небесного свода, а тем самым и всякое движение в природе? Аристотель
отвечает так: для этого первый двигатель должен быть неделимым, т.е. не
имеющим никаких частей, а стало быть, и никакой величины. Это положение он
аргументирует тем, что ничто конечное не может двигать в течение
бесконечного времени; всякая же величина конечна (бесконечной величины, как
мы уже говорили, Аристотель не допускает), а в конечной величине немыслима
бесконечная сила.
делимо до бесконечности. В то же время ничто из имеющего величину не может
двигать себя само: самодвижение аристотелевская физика принципиально
исключает, не случайно у Аристотеля движущее и движимое всегда различны.
Напротив, то, что движет, движет тем непрерывнее (и совершеннее), чем оно
неподвижнее; и наисовершеннейшее из движений то, которое непосредственно
производит неподвижный двигатель. Движущее неделимо, оно непричастно
никакой величине, в нем нет ничего потенциального. Двигатель же, который
сам тоже движется ("по совпадению"), не может быть вечным, ибо, по словам
Аристотеля, он будет "сопровождать движение и сам изменяться".
Следовательно, чтобы существовало потенциально-бесконечное, каким является
движение, время и величина, необходимо, чтобы существовал вечный двигатель.
В физике Аристотеля, так же как и в его метафизике, действительное
(актуальность, энергия) первичнее возможного (потенции). Принцип
непрерывности, непрерывной делимости для своего осуществления нуждается в
существовании чего-то неделимого, потенциально-бесконечное - в
существовании чистой актуальности.
Аристотель, как "предмет желания и предмет мысли: они движут, (сами) не
находясь в движении". Вечный двигатель, стало быть, движет как причина
целевая, т.е. как цель. Аналогия с мышлением здесь весьма существенна:
Аристотель подчеркивает, что мыслящий ум приводится в движение действием
того, что им постигается. Но не только предмет мысли есть для мысли ее
"перводвигатель"; та же интенциональная структура характеризует и другие
душевно-духовные движения. Желание, стремление, любовь тоже движимы
"неподвижным двигателем" - своей целью. "...Движет она (цель. - П.Г.) как
предмет любви, между тем все остальное движет, находясь в движении (само)".
Вечный двигатель, таким образом, мыслится Аристотелем как живой и
деятельный разум. "И жизнь, без сомнения, присуща ему: ибо деятельность
разума есть жизнь, а он есть именно деятельность: и деятельность его, как
она есть сама по себе, есть самая лучшая и вечная жизнь. Мы утверждаем
поэтому, что бог есть живое существо, вечное, наилучшее, так что жизнь и
существование непрерывное и вечное есть достояние его". Так физика
Аристотеля оказывается тесно связанной с его метафизикой: наука о мире
непрерывного и делимого - с теорией неделимого и не имеющего величины.
движется, двигатель неподвижен, движимое имеет величину (бесконечно
делимо), двигатель ее не имеет (неделим), движимое, стало быть, всегда в
определенном месте и времени (где-то и когда-то), двигатель - нигде и
никогда (или везде и всегда). Каким же образом эти две противоположности
могут оказаться связанными друг с другом? Что опосредует их? Через какого
"посредника" вечный двигатель может соединиться с природными движениями и
быть их "двигателем"?
особое движение, оно может служить посредником между "конечными" движениями
земных вещей и "вечной неподвижностью" двигателя, ибо имеет общее как с
первыми, так и со вторым. В самом деле, оно есть движение, а не
неподвижность и потому сходно с другими движениями; но оно в то же время
такое движение, которое "в известном отношении покоится": ведь именно в
этом - специфика кругового движения. Таким образом, движение небесного
свода есть средний термин между потенциальной бесконечностью земных
движений и актуальной вечностью перводвигателя.
сказать и так, что движение небесного круга измеряется временем. "Если
первое, - пишет Аристотель, - является мерой всего сродного, то равномерное
круговое движение является самым известным. ...Оттого время и кажется
движением небесной сферы, что этим движением измеряются прочие движения и
время измеряется им же... И само время кажется каким-то кругом. А оно в
свою очередь кажется кругом потому, что измеряет движение такого рода и
само им измеряется". Таким образом, время (оно же - движение небесного
свода) является посредником между следующими противоположностями -
актуальностью и потенциальностью, неделимым-делимым, неподвижным-вечно
движущимся.
понятия времени и места, ибо первое движение, т.е. перемещение,
определяется через "то, что движется", "где движется" и "когда движется". В
литературе, посвященной Аристотелю, можно встретить высказывание о том, что
его интерпретация времени представляет собой одну из наиболее
глубокомысленных страниц не только его научно-философского наследия, но и
истории человеческого мышления вообще. Между тем интерпретация Аристотелем
пространства с помощью категории места часто оценивается историками науки
как один из наиболее слабых пунктов его физики и космологии: поэтому его
ставят далеко позади его античных предшественников - досократиков и
Платона. Однако в рамках натурфилософии самого Аристотеля его категория
"места" была совершенно органичной, точно так же как и его понимание
времени.
реальность, анализировать которую очень трудно. Те, кто пытался определить
время, связывали его с движением небесной сферы, так, "одни говорят, что
время есть движение целого (вселенной), другие - что это сама сфера".
Первая точка зрения, видимо, принадлежит Платону, вторая - пифагорейцам.
Аристотель, однако, не согласен с ними: хотя время, говорит он, и связано с
круговращением, но оно само не есть круговращение. Время, правда, всегда
представляется каким-то движением, и оно действительно не существует без
движения. Когда мы не замечаем никакого движения (ни вне нас, ни в нас
самих), то мы, говорит Аристотель, не замечаем и времени. Распознаем же мы
время, когда разграничиваем движение, воспринимая один раз одно, другой раз
другое, а между ними нечто отличное от них. Но "время не есть движение, а
является им постольку, поскольку движение имеет число... А так как число
имеет двоякое значение: мы называем числом, с одной стороны, то, что
сосчитано и может быть сосчитано, с другой - посредством чего мы считаем,
то время есть именно число считаемое, а не посредством которого считаем".
Время, таким образом, определяется Аристотелем как число движения по
отношению к предыдущему и последующему.
величину, то, стало быть, движение измеряется временем. И действительно,
Аристотель характеризует время как меру движения. "Отсюда ясно, - заключает
Аристотель, - что и для всего прочего нахождение во времени обозначает
измерение его бытия временем. Ведь находиться во времени значит одно из
двух: во-первых, существовать тогда, когда существует определенное время,
во-вторых, в том смысле, как мы говорим о некоторых вещах, что они "в
числе". Это указывает для вещи или что она часть числа, его состояние и
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Никитин Юрий