самом существе ratio, с гениальностью закрепляется Кантом, величайшим
аналитическим умом новой Европы, - закрепляется и становится каким-то
кодексом, какой-то священной скрижалью для огромного большинства философов
XIX века. А между тем в этом разрыве уже заложены корни безумия.
Риккерт определяет переживание (содержание) как абсолютно иррациональное, а
понятие (форму) как абсолютно рациональное. При такой постановке мост между
тем и другим становится невозможным не только логически, но и словесно.
Соединить эти два термина - значит впасть в вербальное противоречие.
Философия становится абсолютно внежизненной, внедействительной. В полном
согласии с этой тенденцией Коген постулирует (правда, постулирует, а не дает
- по полной невозможности дать) философию абсолютно внечеловеческую.
Гносеологический дуализм принимает небывало абсолютные формы.
извлекается без остатка из той слитной гущи, которую мы называем жизнью, -
то жизнь, абсолютно лишенная формы (смысла, Логоса), - предстает в виде
чистого хаоса. Хаос жизни, не побеждаемый разумными формами, овладевающий
сознанием вне этих форм, - и есть causa materialis безумия.
воспевается Тютчевым , который играет огромную роль в космогониях древних.
Хаос первоначальный как некая темная мощь творящей природы, как живая сила
неосуществленных возможностей, как непросветленная, но могущественная основа
космической жизни - есть живой корень всякого бытия, и горе тем, кто
отрывается от него. Но хаос, к которому приводит философия Канта, есть
абсолютная тьма, ибо тут вместо мощи - предельная немощь бытия - погашение
жизни в мертвящей атмосфере систематического меонизма. Это хаос пустой, не
имеющий никакой силы, ничего не рождающий, наоборот - все убивающий. Он так
же отличается от хаоса Тютчева, как отлично безумие умалишенных от священной
manїa поэтического вдохновения.
m?tera gaЄan! - говорит додонский оракул , - есть первое условие душевного и
духовного здоровья, первое условие правильного религиозного роста, то хаос
второй - неминуемо приводит к безумию, ибо нельзя с умом относиться к тому,
что лишено всякого смысла, а хаос второй ведь и есть материя жизни,
абсолютно лишенная какой бы то ни было разумной формы.
же.
безумию Ницше, но ничем существенным от него не отличается. Разница только в
подходе. У Риккерта или Когена - подход методический. Оба, оперируя методом
трансцендентальным, устанавливают в сущности одно и то же: философия, т.е.
мысль человеческая, будучи в корне и безусловно рациональной, не имеет
никакого отношения к безусловно иррациональной действительности вселенского
целого. Никакая частица жизни не может быть понята, никакое чувство
осмыслено, никакое разумное желание осуществлено. Между человеком и миром
встает абсолютно непобедимая преграда. Ни понимать разумно, ни чувствовать,
ни действовать разумно человек абсолютно не может. Преграда непобедима
именно своей трансцендентальностью. Она разделяет человека не только от
внешнего мира, но и от внутреннего. Не только in rerum natura, но и в себе
человек не может понять ничего. Внутренний мир человека в своей материи
(?lh), в конкретном многообразии своего фактического содержания, не менее
иррационален, т.е. несообразен разуму - безумен, - как и любая res внешнего
мира. Получается карикатурно-трагическое положение. Все люди в плену; в
плену у трансцендентального меона, у какой-то умопостигаемой и методической
нирваны. В каждое сознание тянется невидимая нить, с какой-то фатальной
властью над всем содержанием как внутреннего, так и внешнего опыта.
Таинственной властью трансцендентальных принципов сознание сковано и лишено
всяких прав на действительность. И вот человек, будь он хоть Геркулесом,
хоть Прометеем, невидимой нитью подвешен к трансцендентальному субъекту
совершенно так же, как за жабры подвешивается рыба, которую хотят вялить или
коптить.
чувство умопостигаемой подвешенности и считают себя не в силах и не вправе
что-нибудь в этой жизни осмысливать. Еще трагичнее то, что они чувствуют
себя в силах и вправе все обессмысливать, и не только для себя лично, но для
неопределенного множества доверчивых, большею частью молодых душ (обоего
пола), попадающихся на удочку глубокомыслия и заражающихся чувством
подвешенности.
бы кто-нибудь счел себя стеклянным (это встречается среди душевнобольных) и
боялся бы двигаться - чтобы не разбиться. С другой стороны, это напоминает
слова В.Соловьева: "Когда философствующий человек на основании им самим
измышленного понятияї признает себя обреченным на ничтожество, то это похоже
на судью, который сам сочинил бы закон и на основании этого закона сам
осудил бы себя на смертную казнь" .
современные "Вагнеры", одержимые методоманией, приходят к ужасающему тупику.
предстать в виде абсолютного безумия, в виде Par?noia kaq'Laut?n . Отношение
между философом трансцендентальной подвешенности и миром, вселенной,
космосом совершенно подобно отношению врача-психиатра к такому
душевнобольному, у которого помешательство сплошное, непрерывное, без
малейших просветов. Возможно ли между ними какое-нибудь взаимодействие? Все
подходы врача к такому больному абсолютно бесполезны. Врачу нечего делать с
ним, и ему нечего делать с врачом. Если он силен, он может, не ведая что
творит, уничтожить врача. Если помешательство у него методическое,
соблазнительно-последовательное, он увлечет в свое безумие здорового врача,
и врач незаметно сам займет палату • 6. Эту аналогию я привожу не для
картинности. Я серьезно верю в ее роковую правду.
трансцендентальности, живут еще некоторыми иллюзиями, спасающими их от
окончательных выводов, которые мы позволяем себе делать за них. Эти иллюзии
- суть остаток старинных онтологических верований. Они верят - вопреки
логически-принудительному смыслу всех своих воззрений, - что, хотя
переживание (т.е. содержание, материя всякого опыта) абсолютно
иррационально, оно тем не менее не безумно.
рациональное есть безусловна тождественные понятия - тогда то, что
иррационально, - должно быть уже вне-разума, т.е. без-разума, безумно.
мира, жизни) не только не безумно, но и глубоко морально? Почему
"переживание" чистого хаоса для них не бессловесно (т.е. тупо и глупо), а
несказанно? Другими словами, почему они, определив всякое содержание опыта
как чистый хаос, не сходят с ума? Причина тут совершенно нефилософского
свойства. В качестве просто людей они сохраняют, правда, минимум
онтологических привычек. Онтологические навыки, мысли, уничтоженные ими
всюду, кроме данного вопроса, и в данном вопросе присутствующие лишь в
замаскированном виде, удерживают их на краю пропасти.
висят над бездной хаотического бессмыслия, и от падения в бездну, от
бесследного погружения в хаос их спасает то, чего они сами не сознают и что
они должны были бы моментально уничтожить, если бы только сумели сознать.
Возможен, впрочем, и иной, более достойный выход. Увидев, что их спасает от
трагической катастрофы, что их удерживает на краю гибели, они, не
испугавшись признаться в ошибках, могут объявить трудный, но радостный
возврат к забытым, но вечно живым, бессмертным богам онтологического
мироощущения.
показателен. Не только философия, но и культура находится в самом
трагическом положении.
совершенно игнорирует огромную трудность культурной проблемы. Никогда не
было столько "культурфилософов", как в наше время, и культуре никогда,
кажется, не грозила столь явная опасность при 77 тысячах нянюшек остаться
совершенно без глаз.
- творчество. Созидается культура лишь творчеством. Всякое же творчество
двуедино. Дионис вдохновения катартически ищет исхода в аполлинической
форме. Где нет Диониса, там нет основы для творчества. Где нет Аполлона, там
нет исхода для творческого порыва. Соотношение между материей и формой и их
взаимная соответственность, столь необходимая в процессе познания, есть
абсолютно необходимое в процессе творчества вообще (ибо познание есть лишь
один из видов творчества).
творчество есть воплощение формы (идеи) в той или иной материи (материале).
Всякое творчество есть преодоление формой (конкретной, зиждительной идеей)
косности и упорства материала (материи).
плавит косный материал - безразлично какой - в текучую, восприимчивую к
форме, пластическую материю.
преодоления - отлитие расплавленной массы в ту или иную форму, возникающую
алоллиническим видением из темного хаоса дионисического вдохновения.
косного материала своей греховной души созидает духовную красоту святого,