развала. Они пока молчат о реформах, но они думают о них. Они лгут, но на
лицах их жажда правды. Прежняя сталинская Россия стояла на крови, нынешняя
сталинская Россия стоит на лжи. Провидению было угодно провести нашу родину
через великую кровь к великой лжи. Мы не можем, отказываемся думать, что
шесть десятилетий под пятой сталинского ничтожества подобны коровьей жвачке
и никому не нужны и что наша священная корова все равно подыхает. Ложь --
это все-таки лучше, чем кровь. Не говорит ли это о том, что ничтожество
"загибается" все больше, а мозги зашевелились? Каким будет следующий период?
Всех правдоискателей не упрячешь в психушки. Все больше людей становится в
России, для которых отделение правды от лжи-- самый естественный и предельно
простой процесс. Железобетон коммунизма, несмотря на "постоянное усиление и
расширение форм идеологической работы", размягчается. Народ жаждет "кайфа",
этим дурацким словечком именуя какой-то иной, совсем еще туманный, но
желанный образ жизни.
прогуляйтесь по набережной "всесоюзной здравницы" Сочи. Под бесконечными и
могучими лозунгами "зрелого социализма" (последний шедевр: "Здоровье каждого
-- это здоровье всех") вы увидите толпы советских граждан, жадно взирающих
друг на друга -- у кого какие джинсы, очки, майки или что-нибудь еще
"фирменное", то есть западное. Над головами у них воздвигнуты вроде бы
незыблемые звезды, серпы, молоты, снопы, шестеренки, вся бредовина тридцатых
годов, а на груди у них красуются американские звезды и полосы, английские
надписи. Можно увидеть даже двуглавого орла на майках с рекламой водки
"Смирнофф".
это несомненно, вся наша страна стоит на грани нового, может быть, еще более
таинственного, чем революция, исторического периода, уготованного нам
Провидением. Забыть ли нам ничтожного Сталина? Нет, забыть нельзя, ибо, и
окончательно издохнув, он может победить.
течении. Победит Сталин -- и возникнет страшное общество тоталитаризма,
бездумные отары, забывшие о Сталине, не сознающие своего сталинского
ничтожества, несущие гибель во все просторы земли. Проиграет Сталин -- и
Россия может превратиться в великое творческое содружество людей, ведущих
разговор с Богом, не забывающих ни своих, ни чужих страданий и навсегда
сохранивших память о власти ничтожеств, о крови и лжи, о сталинщине.
точки зрения борения двух этих течений. Возьмем, к примеру, одно из самых
примечательных: эмиграция евреев и происходящее под этим флагом бегство
измученной всеми сталинскими десятилетиями общественного презрения
интеллигенции. С одной стороны, это как бы антисталинский поток -- кто бы
мог подумать еще десять лет назад, что людям будет позволено со
сравнительной легкостью покидать "твердыню социализма" и переселяться в
другие страны? С другой же стороны -- это поток в русле сталинщины:
выбрасывание за пределы страны критически мыслящей группы людей, всех, кто
"высовывается", всех, кто мешает тому же самому биопсихологическому
процессу. Будет ли позволено уехавшим возвращаться, уезжать и возвращаться
вновь, преодолеем ли мы ксенофобию, осознаем ли мы себя в семье людей, где
не бьют по лбу облизанной идеологической ложкой?
жизни нашего немыслимого общества. Юбилей подонка И. В. Сталина-- еще один
повод для размышлений. Хватит ли сил у нашего народа перезахоронить
зловонные останки и обратить их из источника эпидемии в своего рода
удобрение для будущей демократии?
социальном, так и в биологическом аспектах. Очередная потеря своего
меньшинства может стать губительной для новой России. Сможет ли новая
большая и сильная группа людей не раствориться в баланде "зрелого
социализма", но стать ферментом новых живых противосталинских процессов?
IX. Недопаренность
"Ничтожество" переходил из рук в руки. Вслух не читали, потому что каждый
банник как бы осознавал, что читать эдакое вслух - кощунство. Тонкие
голубоватые страницы заморского издания, извлеченного для нынешней встречи
из "спецхрана", похрустывали в руках. Хороша бумажка! С такими газетами и
туалетный дефицит не страшен. Кто-то слегка крякал при изучении статьи,
кто-то чуть-чуть хмыкал, самые выдержанные, и среди них, конечно, "Видное
лицо", просто молчали, читая: нервы, хвала Аллаху, из гвоздевой стали
ковались, в ходе истории.
откинувшись в кресле и попивая пиво "Левин-брау", тем не менее внимательно
следил за лицами всей компании, связанной никогда не названной общей
порукой, совместной обнаженностью и похабщинкой, которая по нынешним
временам не практикуется в официальных кабинетах. Чаще всего взгляд Марлена
Михайловича задерживался на "Видном лице", и всякий раз он отдавал ему
должное -- никак не проникнешь за эту маску.
был позавчерашний. Он успел уже психологически подготовиться к нынешней
баньке и теперь спокойно ждал вопросов, ибо к кому же, как не к нему,
куратору Крыма и "личному другу" Лучникова, будут обращены вопросы.
"Видное лицо".
Марлен Михайлович определенным движением тела как бы начал уже свой ответ,
но раскрывать уста не торопился: знал, что звуки, исторгнутые "Видным
лицом", волей-неволей нарушат общее молчание, и в последующих репликах хоть
что-то, да проявится, промелькнут какие-то намеки, прожужжит некое
настроение.
и пивка, и поры после сухого парку уже дышали свободнее.
Митрофанович.
пылкостью высказался Олег Степанов, ставший за последние недели здесь
завсегдатаем.
прямо на Марлена Михайловича, еле заметной улыбкой показывая, что сумело
оценить его тактическую паузу.
реплик для "Видного лица" самой важной была "поворот на сто восемьдесят
градусов".
устных докладах и записках он представлял Андрея как сложную противоречивую
личность, которой еще не открылась окончательная мудрость Учения, но которая
является искренним и самоотверженным другом Советского Союза и страстным
сторонником объединения Крыма с Россией, то есть "почти своим".
принят в святая святых, в дружеском Эрмитаже сухого пара. То, что вроде не
оценил доверия, еще можно было как-то объяснить особенностями западной
психологии, дворянского воспитания. Но последующие вольты? Его исчезновение?
Бегство в глубь России? Мальчишеская игра в "казаки-разбойники" с нашей
серьезнейшей организацией? Все его приключения на периферийных просторах? И,
наконец, немыслимое, до сих пор непонятное, чудовищное -- исчезновение из
страны, какое-то фантастическое проникновение через границу (где? каким
образом? ) и появление в Крыму. Впрочем, даже и вольты эти можно было бы еще
как-то объяснить кое-кому в руководстве, не всем, конечно, но некоторым --
неизжитое мальчишество, авантюризм, следы того же порочного воспитания...
Но... Но главное заключалось в том, что после возвращения Лучникова в Крым
"Курьер" резко переменил направление. Из отчетливо просоветской, то есть
прогрессивной, газеты он обернулся настоящим органом диссидентщины. Одна за
другой появились совсем ненужные, чрезвычайно односторонние информации,
заметки, комментарии, и, самое главное, все написано с подковырками, в
ироническом, а то и просто в издевательском тоне. И наконец --
"Ничтожество"! Это уж действительно слишком. Только лишь чуждый человек,
именно последыш белогвардейщины или внутренний нравственный ублюдок, может
так подло обратиться с нашей историей, с человеком, имя которого для
поколений советских людей означает победу, порядок, власть, пусть даже и
насилие, но величественное, пусть даже мрак, но грандиозный. Низведение к
ничтожеству деятелей нашей истории (да и нынешнее руководство тоже не
поднято) -- это вражеский, элитарный, классово и национально чуждый выпад.
Что же случилось с Лучниковым, естественно, удивляются товарищи. Цэрэушники,
что ли, перекупили? Похерил он свою Идею Общей Судьбы?
говоря, обожал он этот печатный орган, души в нем не чаял), быстро
прошелестел страницами и сразу за огромным, во всю полосу, объявлением о
предстоящем "Антика-ралли" нашел статью "Ничтожество".
внимание: "Сможет ли новая большая и сильная группа людей не раствориться...
" Ну, дальше эта неумная метафора... "Но стать ферментом новых... мм...
ммм... процессов? "
выходит! Не зря крестик носит. Религиозник.
(от Фатьяна Ивановича можно было отмахнуться). -- В этой фразе большой
смысл, братцы.
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Семенова Мария
Каменистый Артем
Херберт Фрэнк