Чтение 52–й страницы книги ~Проза и ессе, переводы~

случиться.

Публий. Это точно.

Туллий. Так мы вместе вниз и поехали. Ускорение как возникает - матрац к
стенке ствола ногой прижимаешь. Вроде как тормозишь...

Публий. Долго заняло?

Туллий. Примерно как - э-э - по-большому сходить. Или если душ
принимаешь. Хотя пахло, как по-большому. И темно.

Публий. А потом?

Туллий. Потом - сечка, классиками разрушенная. Потом - клоака: катакомбы
бывшие. И тебя в Тибр сбрасывает... Потом поплыл.

Публий. Когда мы в Лептис Магне когортой стояли...

Туллий. Публий! умоляю...

Публий. Да нет; просто у меня лавровый венок по плаванью был... Э-э, да
чего там. ([Машет рукой.]) Они там сейчас, поди, похуже прежней сечку
заделают. Электронную. Либо лазерную. По последнему слову.

Туллий. Ага - распылители. Элементарные частицы... С другой стороны: мы у
них тоже не одни. Ресторан все-таки... Опять же антенны телевизионные.
Другие камеры. Может быть, даже ПВО. Отходов-то сколько.

Публий. А где, думаешь, у них кухня? Под или над нами?

Туллий. Под, наверное. Все равно же продуктам, в итоге, вниз канать, да.
А так у них шанс подняться имеется. На мир взглянуть.

Публий ([тоскливо]). Мир лучше вблизи рассматривать... Чем ближе, знаешь,
тем чувства сильней обостряются.

Туллий. Только обоняние... Если ты по миру так стосковался, я могу и не
спускать после себя в уборной.

Публий. Острослов. Думаешь, есть какая-то разница? После тебя то есть?
Этих-то ([с внезапной надеждой в голосе, тыча пальцем в два оставшихся
бюста]), их-то ты - зачем оставил?

Туллий ([качая головой]). Нет, не за этим... Просто на развод, на
племя... Большая личная привязанность. С детства Назона любил. Знаешь, как
"Метаморфозы" кончаются?

Вот завершился мой труд, и его ни Юпитера злоба

не уничтожит, ни медь, ни огнь, ни алчная старость.

Всюду меня на земле, где б власть ни раскинулась Рима,

будут народы читать, и на вечные веки во славе

([ежели только певцов предчувствиям верить]) - пребуду.

Публий. Да положить я хотел на "Метаморфозы"!..

Туллий ([продолжая]). Обрати внимание на оговорку эту: про предчувствия.
Да еще - певцов. Вишь, понесло его вроде: "...и на вечные веки во славе..."
Так нет: останавливается, рубит, так сказать, сук, сидючи на коем, распелся:
"ежели только певцов предчувствиям верить" - и только потом: "пребуду".
Завидная все-таки трезвость.

Публий ([с отчаянием]). Да какое это имеет отношение?! Ты - про
предчувствия, а они - новую сечку устанавливают! Это и есть предчувствие!

Туллий. А то отношение, что он прав оказался. Действительно, "на веки
вечные" и действительно "во славе". А почему? Потому что сомневался. Это
"ежели только певцов предчувствиям верить" - от сомнения. Потому что у него
тоже впереди ничего, кроме "вечных веков", не было. Кроме Времени то есть.
Потому что тоже на краю пространства оказался - когда его, пацана твоего
тезка, Октавиан Август, из Рима попер. Только он на горизонтальном краю был,
а мы - на вертикальном... "Всюду меня на земле, где б власть ни раскинулась
Рима..." Что да, то да: раскинулась. Все-таки тыща почти метров над уровнем
моря. Да еще две тыщи лет спустя... А если их еще перемножить... Этого он,
конечно, не предполагал - что его в разреженном воздухе читать будут.

Публий. Что значит быть классиком!

Туллий. Осел ты, Публий; осел, а не варвар. Верней - варвар и его осел.
...Как сказано - у поэта. Про другого поэта... Классик классиком становится,
Публий, из-за времени. Ни того, которое после его смерти проходит, а того,
которое для него и при жизни и потом - одно. И одно оно для него, заметь,
уже при жизни. Потому что поэт - он всегда дело со Временем имеет. Молодой
или старый - все равно. Даже когда про пространство сочиняет. Потому что
песня - она что? Она - реорганизованное Время... Любая. Даже птичкина.
Потому что звук - или там нота - он секунду занимает, и другой звук секунду
занимает. Звуки, они, допустим, разные, а секунды - они всегда те же. Но
из-за звуков, Публий, - из-за звуков и секунды становятся разными. Спроси
канарейку свою - ты же с ней разговариваешь. Думаешь, она о чем поет? о
Времени. И когда не поет - тоже о Времени.

Публий. Я думал - просто жрать хочется. Когда поет - надеется. Не поет -
бросила.

Туллий. Кстати, я тут ей проса достал. Два кг. Больше денег не было.

Публий. Знаю. На виа деи Фунари купил.

Туллий. Ага, в "Сельве". Откуда ты знаешь?

Публий. Претор сказал... Это где та стела, на которой "Мементо Мори"
написано?

Туллий. Ага. Я там гетеру одну когда-то знал. Совершенная прелесть была.
Брюнетка, глаза - как шмели мохнатые. Своих павлинов держала. Грамоте знала;
с богдыханом китайским была знакома... Откупщик ее, за которого она потом
своим чередом замуж вышла, эту "Сельву" и открыл - птичьим кормом чтоб
торговала, при деле была. Скотина он был порядочная, с мечом за мной по
всему Форуму гонялся...

Публий. Звучит элегически.

Туллий. Это от избытка глаголов прошедшего времени.

[Пауза.]

Пофехтуем?

Публий. С утра пораньше? Как сказала девушка легионеру.

Туллий. Именно. Размяться. Кровь разогнать... Взвешивался сегодня?

Публий. Нет еще. Но вчера - да. Та же самая история - полнею. Почему это,
интересно, прибавить гораздо проще, чем потерять? Теоретически должно быть
одинаково просто. Либо одинаково сложно. ([Встает и подходит к пульту.])
Мечи или кинжалы?

Туллий. Мечи. А то у тебя изо рта...

Публий. У меня только пахнет. У тебя вываливается... Парфянские или
греческие?

Туллий. Греческие.

Публий ([нажимая на кнопку пульта, где появляется текст заказа]). Что
все-таки природа хочет сказать этим? Что увеличиваться в объеме -
естественней, чем уменьшаться?

[Появляются мечи; Публий и Туллий разбирают их, продолжая беседовать.]

И - до каких пределов? То есть, с одной стороны, когда развиваешься - из
мальчика в мужа - то увеличиваешься. На протяжении лет примерно
двадцати-тридцати. И - возникает инерция. Но почему именно живот? Оттого что
вперед двигаешься, что ли?.. С другой стороны - куда двигаешься-то?
Известно, куда. Где он вообще не понадобится. Ни его отсутствие. На том-то
свете...

Туллий ([примеряясь к мечу]). Может, чем больше объем, тем подольше на
этом задержишься. Гнить, по крайней мере, дольше будешь. Распад, Публий,
тоже форма присутствия.

Публий. Да - если не кремируют. От претора, конечно, зависит. ...Начали!
До первой крови.

Туллий. До первой крови.

[Фехтуют.]

Публий. Но если увеличиваться ([выпад]) естественно, то уменьшаться
([отскок]) - искусственно.

Туллий. А что плохого в искусственном? ([Выпад.]) Все искусственное
естественно. ([Еще выпад.]) Точней, искусственное начинается там, где
естественное ([отскок]) кончается.

Публий. А где кончается ([выпад]) искусственное?

Туллий. Весь ужас в том, Публий ([контрвыпад]), что искусственное нигде
не кончается. Естественное естественно и кончается. ([Теснит Публия к его
алькову.]) То есть становится искусственным. А искусственное не кончается
([выпад]) нигде ([еще выпад]), никогда ([еще выпад]), ни под каким видом.
([Публий падает в альков.]) Потому что за ним ничего не следует. И, как
сказано у поэта,

это хуже, чем детям

сделанное бобо.

Потому что за этим

не следует ничего.

Публий. У какого поэта?

Туллий. У восточного.

Публий. Может, искусственное, если долго продолжает быть искусственным, в
конце концов становится естественным. Яичко-то становится курочкой. А ведь,
глядя со стороны, ни за что не скажешь. Изнутри - тоже вряд ли. Потому что
искусственным выглядит... Мне всегда казалось, Туллий, на яичко глядя, -
особенно утром, когда разбиваешь, чтоб глазунью сделать, - что существовала
некогда цивилизация, наладившая выпуск консервов органическим способом.

Туллий. В этом смысле мы все - консервы. Чья-то будущая яичница. Если,
конечно, не кремируют... Меч возьми.

Публий ([нехотя выбирается из алькова]). Отяжелел я. Вот в Ливии,
помню... ([Внезапно в сердцах.]) Да на кой ляд эту форму поддерживать!
Худеть! Особенно - если чья-то будущая яичница... Либо если кремируют... Да
и тебе же лучше: чем я толще, тем больше пространства занимаю. Тем больше
тебе времени этого твоего остается- Ведь всем все равно, с тебя начиная,
есть ли Публий Марцелл, нет ли его. И если даже есть, какое кому дело, как
он выглядит. Кого это интересует? Богов? Природу? Цезаря? Кого?.. Богам
вообще на все положить. Цезарю - тоже. В этом смысле он - точно помазанник
ихний. Природе?.. Безразличны ли природе очертания дерева?