Чтение 52–й страницы книги ~Твоя заря~

одна ли это из тех провинциальных Мадонн, иногда совершенно уникальной
работы, которые в годы войны фашисты выкрали ил областных наших музеев и
тайком увозили на Запад... Козельскую нашу тоже кто-то похитил, до сих пор
ее не нашли, исчезла без следа - так не она ли это забрела сюда, за океан?
Желание убедиться в этом можно считать одним из мотивов нашей поездки.

Известнейшая галерея, ради посещения которой мы одолели такой длинный
путь,- наконец, вот она, перед нами. Мы у цели. Пристроим где-нибудь,
припаркуем свой "бьюик", отряхнем с себя дорожную пыль и пойдем, упиваясь,
бродить среди шедевров... Мадонна - рядом, за тем вон бетонным фасадом
музея, за частоколом могучих, помпезных колонн, над которыми вверху вьется
по горизонтали затейливая лепка... Стерегут Мадонну воины в шеломах, в
туниках, которые, рассыпавшись по фризу, силой меча разрешают какие-то
давние свои античные конфликты.

Однако что это?

- Похоже, нас здесь ожидает "сепрайс",- говорит Заболотный, выходя из
машины.

Как раз под тем фризом с античными богами и воинами в шеломах, среди
величавости колонн, у тяжелых, окованных медью центральных двепей толпятся
люди с большими, словно грифельными, таблицами на груди, выставленными
так, чтобы их было видно каждому, кто направляется к музею.

- Пикет! - первая догадывается Лида.- Они бастуют! Видите: "Sini"е!
81пЬе!"

- Веселенькая история! - говорит Заболотный, когда мы, сойдя с дороги,
останавливаемся перед музеем.- Надо же выбрать момент! Вот нам и
"сепрайс"...

Скрывая досаду, он невольно улыбается забастовщикам с теми их
таблицами, и впрямь похожими на грифельные Доски, которыми раньше и мы в
школе пользовались. "81пке!", "81п1се!", "й1пке!" - белеет на каждой
таблице.

Бастующие, как нам кажется, специально поворачивают их в нашу сторону:
читайте, читайте... И да будет вам известно, что сегодня здесь в музей
никому хода нет. Пикет забастовщиков образовал между колоннами весьма
живописную группу, в центре которой выделяется жизнерадостная, с
роскошными формами, ну, просто красавица мулатка - густо загоревшая,
словно только сейчас из тропиков, мадонна с младенцем! Ей-же-ей, чем-то на
Винниковну похожа... Или что смуглая да с таким высоким челом, или что,
прижимая младенца своего к груди, улыбается нам от колонн так приветливо,
как и та, что стояла под яблоней, когда мы приходили к колодцу пить?

С этой доброжелательной, открытой улыбкой мулатка, видимо, наблюдала за
нами с того момента, как мы вышли из машины и как втроем неторопливо
поднимались по широким центральным ступеням, пока оказались у самых
колонн, где караулят свои величавые врата забастовщики.

Неизвестно, кто здесь был старшим, но эта полногрудая рослая
мать-мулатка стояла впереди бастующих на самом видном месте, с выражением
веселым, безбоязненным, держала своего арапчопка на руках, а второй, чуть
побольше, курчавый и волоокий, прилепившись к материной юбке, рассматривал
нас с любопытством, но без враждебности.

- Как тебя зовут? - спросил Заболотный мальчика по-английски.

- Ай эм Джонни,- горделиво стукнул себя в грудь мальчонка.

- А я Кирик,- ткнул себя в грудь и Заболотный.- Кирик, запомнишь? Когда
научишься писать - напиши:

с какой стороны ни возьми - все будет Кирик и Кирик.

Бастующие, видно, были люди с юмором, им нравился этот тон разговора и
процедура знакомства. Кирик - даже их заинтересовало это имя,
действительно странное: как его ни крути, а оно все будет одинаковым...

Заболотный, закурив сигарету, приветливо осматривал людей.

Большинство бастующих составляли женщины, черные и белые, среди них
выделялась ясным лицом элегантная японочка,- женщины, должно быть,
преобладали среди сотрудников музея, и хоть прибегнуть к забастовке
вынудили их, видимо, причины серьезные, однако бастовали они как-то
весело, точно нашли в этом общий отдых: матери пришли сюда с детьми, среди
маленьких забастовщиков жался и симпатичный песик, на шее у него тоже
висела табличка: "81пЬе!"

Джонни, осмелев, отошел от матери и солидно притоиал к нам, не сводя
взгляда с Заболотного,- наверно, этот приветливый, корректный мистер Кирик
чем-то расположил к себе малыша.

- Музей закрыт, мы бастуем,- по-английски объяснил мальчонка
Заболотному.

- Дело серьезное,- улыбнулся Заболотный и, обратив взгляд на мать
мальчишки и остальных взрослых, добавил, что для нас это неожиданность,
потому что мы люди издалека, ехали специально ради того, чтобы увидеть
славянскую Мадонну, их новый шедевр...

- О, мистер! О, Мадонна! Мы успели полюбить ее! - темпераментно
воскликнула мулатка и, покачивая младенца на руках, рассыпала такую
скороговорку, из которой можно было уловить: повреждена Мадонна! Ножом
порезали! Еще одно варварство! Он был, представьте себе, с ножом!

Заметив, как мы удручены услышанным, другие пикетчики стали наперебой
утешать нас, есть, мол, надежда, что полотно повреждено не сильно и вскоре
будет реставрировано, за дело берутся первоклассные специалисты, хотя
досадно, конечно... Но что могла сделать смотрительница, их старенькая
Фанни? Нож у самого лица, от испуга она потеряла сознание, а теперь всю
вину администрация сваливает на нее! Увольняют человека с работы... И это
уже но первый случай! В прошлом году полотно голландского мастера тоже
повредил маньяк,- развелось их нынче, психопатов...

Все труднее становится музейным смотрителям: плата мизерная, цены
растут, а тут еще и от маньяков да гангстеров житья пет! Администрация же
не считается ни с чем, об элементарной безопасности не желает
позаботиться...

- Вот мы с ним и пикетируем,- сказала молодая мать-мулатка, прижимая к
груди своего малыша, и все лицо ее открыто озарилось улыбкой, как будто
даже и но приличествующей данному случаю. Точно облилась солнЦбм - такая
была в своей сердечной приветливости и темнокожей южной красоте. Ну чем не
Винниковна наша, когда она, бывало, посмуглеет после жатвы, станет аж
черной от августовской жары...

Джонни в это время издал предупредительный клич:

внизу, как раз подкатив, остановился перед музеем сверкающий
"кадиллак", и из него вышло чинное семейство, тоже, видно, с намерением
осмотреть художественные сокровища. По ступеням уверенно поднимались парой
- солидный, тучный мистер со своей долговязой дамой, а по бокам их
сопровождал целый выводок рыжсголовых упитанных беби в коротких штанишках.
Мистер, ведя даму, шагал прямо па гурт пикетчиц, шагал с невидящим
взглядом, хмуро и властно, как тот боксер, что появляется на ринге с
абсолютной уверенностью в своей победе. Его, похоже, только и интересовали
те огромные резные двери из красного дуба; закованные в железо и медь, они
и сами были творением искусства, стояли не запертые, даже чуть
приоткрытые,- словно ждали, чтобы и вовсе распахнуться, сделав исключение
для такого важного мистера, чьи меценатские пожертвования, возможно, как
раз составляли для музея львиную долю его бюджета...

- Нет! - вдруг преградила мистеру дорогу бледнолицая седая дама,
которая перед тем довольно любезно начала было по-польски растолковывать
Заболотному причины забастовки, а теперь, сразу помрачнев, резко выпятила
табличку и даже ногой притопнула перед самоуверенным мистером: - Нет и нет!

Он холодно взглянул на эту, должно быть, старшую из пикетчиц, обозрел
остальных неторопливым, оценивающим взглядом, потом, круто повернувшись к
людям грузной спиной, уже с гримасой нескрываемого презрения повел свое
семейство назад, к "кадиллаку".

- Позор! Среди кого я живу? - стала по-польски выкрикивать ому вслед
седая дама, хотя ничем он ее как будто и не обидел,- Все эти ваши мафиозо!
Терроризм!

Гангстеризм! Одни обдиралы похищают детей, чтобы вымогать выкуп за них,
другие ножами уродуют полотна гениев!

На "Пиету" в соборе святого Петра - и на нее руку поднял какой-то
маньяк! Женщинам приходится стоять па страже, а ваши знатные мужи науки,
чем они в это время заняты?

Все новые выдумывают бомбы! О, какой позор! Дикое столетие! Матка
боска, зачем дала мне родиться в эти позорные времена!..

Женщина разволновалась, другие пикетчицы стали успокаивать ее, пока
она, овладев собой, смущенно сказала нам упавшим голосом:

- Пщенрашем. Экск юз ми...

Далеко же мы ехали, чтобы услыхать эту ее гневную инвективу,
выплеснувшуюся так страстно тому неизвестному вдогонку!

Но как нам самим поступить в данной ситуации?

Объяснять, откуда мы, упрашивать, чтобы учли наши исключительные
обстоятельства? Возможно, и учли бы, пожалуй, и пустили бы нас в музей
посмотреть хоть другие полотна... Однако, со своей стороны, нам тоже
следует проявить должное уважение к людям, к их дружному пикету.
Развеселившийся Джонни, уже ни на шаг не отходя от Заболотного, все
старался заинтересовать его своим другом-песиком, тоже носящим на шее
табличку "51г1ке!", а когда Заболотный, наклонись к ним, спросил, какие
же, дескать, требования выдвигает этот пинчер-забастовщик, шутка была
сразу оценена, и мальчишка, и взрослые все засмеялись,- здесь, видимо, в
любых обстоятельствах чувства юмора но теряют.

Однако что же нам дальше делать? Теплый взгляд Заболотного обращен к
маленькому забастовщику.

- Пока, Джонни!.. До лучших времен!

Разумеется, обидно. Такое расстояние одолели, столько намотали миль,
единственно чтобы вблизи взглянуть на уникальное полотно, которое стало
для нас чем-то даже большим, чем просто произведение искусства... И вот
теперь, когда образ Мадонны был, казалось, так близко, совсем рядом...

- Почему все-таки мы не попытались попасть в музей? - обратилась Лида к