барахолке, куда выносили самое дорогое в надежде выжить. Мелькнуло
зеркало с амурчиками у двери, он отпирает. Ему навстречу три
окаянных рыла, отталкивают, стремятся вглубь, обнюхивают углы... Он
лихорадочно соображает - валюта ушла, кровь в холодильнике,
иероглифы смыты... Только бы не добрались до моделей!..
Тройца за два часа привела в негодность всю его красоту, включая
обои. Затем они удалились, требуя не выходить из дома. Альфред тут
же к телефону, к удивлению своему слышит гудок, набирает номер
Глеба. Тот возмущен - "я разберусь...", но о крови, видите ли,
ничего не знает - "как, японская?.." Через полчаса заявляются снова,
везут в Институт. Молчание по дороге - пытка, он пытается робкими
вопросами прощупать глубину падения, рыла безмолвствуют. Его вводят,
ящики вскрыты. Настучали!.. Предъявляют накладные - "где это? это?"
- Не знаю.
- Скажете в другом месте.
Он другого места боится, наслышан, авантюрист, но нежный человек,
неподготовленный - Глеб вечно за спиной.
- Кому звонили?.. ха-ха...
И он понимает, что наделал. История нешуточная, валюта, миллионы...
"Вышка" обеспечена! Попал в невыгодную фазу, неудачную полосу - лет
пять тому назад и не заметили бы, а, может, похвалили бы?.. Топят!
Нашлись люди, помогли случаю!
Он больше не может. Слишком велик перепад - от антикварных обоев,
зеркал с амурами, приемов у японского посла, журфиксов... кстати,
что это?.. бесконечных дам - к холодному ящику?.. Зачем тянуть! Он
просится в туалет. Его провожают до кабинки, строго-настрого - "не
запирать!" Но он же выдумщик, золотые руки - снимает с крючка
цепочку для слива, обматывает вокруг шеи, и оба конца на тот же
крючок, благо бачок на высоте, чугун, старинная конструкция,
надежная, как ленинградский блокадный утюг. Ноги сами подкосились, и
хлынула вода, омывая пожелтевший в мелких трещинках фаянс...
Часовой, обманутый звуками работающей техники, выждал время,
необходимое для натягивания штанов, потом, не на шутку разозлясь,
рванул дверь. Поздно, обвиняемый устранился от дачи показаний.
5
Именно в тот самый день... Это потом мы говорим "именно", а тогда
был обычный день - до пяти, а дальше затмение. На солнце, якобы,
ляжет тень луны, такая плотная, что ни единого лучика не пропустит.
"Вранье," - говорила женщина, продавшая Аркадию картошку. Она уже не
верила в крокодила, который "солнце проглотил", но поверить в тень
тоже не могла. Да и как тогда объяснишь ветерок смятения и ужаса,
который проносится над затихшим пейзажем, и пойми, попробуй, почему
звери, знающие ночь, не находят себе места, деревья недовольно
трясут лохматыми головами, вода в реке грозит выплеснуться на
берег... я уж не говорю о морях и океанах, которые слишком далеко от
нас.
Утром этого дня Марк зашел к Шульцу. У того дверь и окна очерчены
мелом, помечены киноварью и суриком, по углам перья, птичьи лапы,
черепки, на столах старинные манометры и ареометры, сами что-то
пишут, чертят... Маэстро, в глубоком кресле, обитом черной кожей, с
пуговками, превратился в совершеннейший скелет. В комнате нет многих
предметов, знакомых Марку - часов с мигающим котом, гравюры с
чертями работы эстонского мастера, статуэтки Вольтера с вечной
ухмылкой, большой чугунной чернильницы, которую, сплетничали, сам
Лютер подарил Шульцу...
- Самое дорогое - уже там... - Шульц показал усталым пальцем на
небо, - и мне пора.
Как можно погрузиться в такой мрак, - подумал Марк. - Сплошной бред,
- он говорит Аркадию, пережевывая пшенную кашу, - ему наплевать, как
на самом деле.
- На самом деле?.. - Аркадий усмехается. - Что это значит? Человеку
наврали, что у него рак, он взял да помер...
- Аркадий... - Марку плохо спалось ночью, снова мать со своим
неизменным - "ты чем занимаешься?.." - Аркадий Львович, не мне вам
объяснять: мы делим мир на то, что есть или может быть, поскольку не
противоречит законам... и другое, что презирает закон и логику. Надо
выбирать, на какой вы стороне.
И тут же подумал - "лицемер, не живешь ни там, ни здесь".
6
Наступило пять часов. У Аркадия не просто стеклышко, а телескоп с
дымчатым фильтром. Они устроились у окна, навели трубу на бешеное
пламя, ограниченное сферой, тоже колдовство, шутил Аркадий, не
понимающий квантовых основ. Мысли лезли в голову Марку дурные,
беспорядочные, он был возбужден, чего-то ждал, с ним давно такого не
было.
Началось. Тень в точный час и миг оказалась на месте, пошла
наползать, стало страшно: вроде бы маленькое пятнышко надвигается на
небольшой кружок, но чувствуется - они велики, а мы, хотя можем
пальцем прикрыть, чтобы не видеть - малы, малы...
Как солнце ни лохматилось, ни упиралось - вставало на дыбы,
извергало пламя - суровая тень побеждала. Сначала чуть потускнело в
воздухе, поскучнело; первым потерпел поражение цвет, света еще
хватало... Неестественно быстро сгустились сумерки... Но и это еще
что... Подумаешь, невидаль... Когда же остался узкий серпик, подобие
молодой луны, но бесконечно старый и усталый, то возникло недоумение
- разве такое возможно? Что за, скажите на милость, игра? Мы не
игрушки, чтобы с нами так шутить - включим, выключим... Такие
события нас не устраивают, мы света хотим!..
Наконец, слабый лучик исчез, на месте огня засветился едва заметный
обруч, вот и он погас, земля в замешательстве остановилась.
7
- Смотрите, - Аркадий снова прильнул к трубе, предложив Марку
боковую трубку. Тот ощупью нашел ее, глянул - на месте солнца что-то
было, дыра или выпуклость на ровной тверди.
- Сколько еще? - хрипло спросил Марк.
- Минута.
Вдруг не появится... Его охватил темный ужас, в начальный момент
деланный, а дальше вышел из повиновения, затопил берега. Знание, что
солнце появится, жило в нем само по себе, и страх - сам по себе,
разрастался как вампир в темном подъезде.
"Я знаю, - он думал, - это луна. Всего лишь тень, бесплотное
подобие. Однако поражает театральность зрелища, как будто
спектакль... или показательная казнь, для устрашения?.. Знание не
помогает - я боюсь. Что-то вне меня оказалось огромно, ужасно,
поражает решительностью действий, неуклонностью... как бы ни хотел,
отменить не могу, как, к примеру, могу признать недействительным сон
- и забыть его, оставшись в дневной жизни. Теперь меня вытесняют из
этой, дневной, говорят, вы не главный здесь, хотим - и лишим вас
света...
Тут с неожиданной стороны вспыхнул лучик, первая надежда, что все
только шутка или репетиция сил. Дальше было спокойно и не интересно.
Аркадий доглядел, а Марк уже сидел в углу и молчал. Он думал.
8
- Гениально придумано, - рассуждал Аркадий, дожевывая омлет, - как
бы специально для нас событие, а на деле что?.. Сколько времени она,
луна, бродила в пустоте, не попадая на нашу линию - туда- сюда?..
Получается, события-то никакого, вернее, всегда пожалуйста... если
можешь выбрать место. А мы, из кресел, привинченных к полу, -
глазеем... Сшибка нескольких случайностей, и случайные зрители,
застигнутые явлением.
- Это ужасно, - с горечью сказал Марк. - Как отличить случайность от
выбора? Жизнь кажется хаосом, игрой посторонних для меня сил. В
науке все-таки своя линия имеется.
- За определенность плати ограниченностью.
Марк не стал спорить, сомнения давно одолевали его. - Что теперь
будет с Глебом? - он решил сменить тему.
- Думаю, упадет в очередной раз, в санаторной глуши соберется с
мыслями, с силами, придумает план, явится - и победит.
- А если случай вмешается?
- В каждой игре свой риск.
- Я не люблю игры, - высокомерно сказал Марк.
- Не слишком ли вы серьезны, это равносильно фронту без тыла.
Их болтовня была прервана реальным событием - сгорел телевизор. Как
раз выступал политик, про которого говорили -" что он сегодня против
себя выкинет?.." И он, действительно, преподнес пилюлю: лицо
налилось кровью, стал косноязычен, как предыдущий паралитик, и вдруг
затараторил дискантом.
- Сейчас его удар хватит, - предположил Марк, плохо понимающий
коварство техники. Аркадий же, почуяв недоброе, схватил отвертку и
приступил к механическим потрохам, раскинутым на полочке рядом с
обнаженной трубкой. "Ах, ты, падла..." - бормотал старик,
лихорадочно подкручивая многочисленные винты... Изображение
приобрело малиновый оттенок, налитые кровью уши не предвещали ничего
хорошего, затем оратор побледнел и растаял в дымке. Экран наполнился
белым пламенем, глухо загудело, треснуло, зазвенело - и наступила
темнота.
- Всему приходит конец, - изрек Аркадий очередную банальность. -
Зато теперь я спокойно объясню вам, как опасно быть серьезным.