самопишущему перу, автор буквально на коленях умоляет себя не употреблять
впредь сей отвратительный, набивший оскомину, опостылевший союз "итак", но,
как видите, только зря унижается.)
мечты. Параша, а не город. Серый, грязный, а хваленый Академгородок так и
вовсе гадюшник, клоака, собаководческий совхоз - это в лучшем случае. В
каких расписных шорах мы до сих пор ходили, через какие наивные очки взирали
на окружающий мир. Боже мой. Ну нет, довольно. Хватит.
медвежьем углу. В час, когда всем и каждому стало ясно, где сходятся
параллели и меридианы, исполняются желания и происходят чудеса. О, Москва,
как много в этом звуке.
понять, но в квартире на улице Николая Островского, в верхнем ящике под
полированной румынской столешницей, под тремя миллиметрами органического
стекла и черно-белым фото квартета, названного в честь дуэта Флойда
Патерсона и Пинка Каунды, лежит, покоится синий казенный конверт, а в нем
(свидетельством невероятной гордыни?) приглашение для преуспевшего ученика
заочных подготовительных курсов физфака М.. не эН, а эМ... эМ-Гэ-У Михаила
Грачика, пропуск на очный этап. Подумайте! Вообразите! Пренебрег, наплевал,
вбил себе в голову черт знает что, письмам поверил (частным), обещаниям
(устным). Непостижимо.
бескомпромиссную борьбу). Ничего еще не потеряно, в смысле, конечно,- вполне
еще можно ждать и даже надеяться. То есть не в деньгах счастье, не в желтом
металле, и на девять рублей, оказывается, можно купить железнодорожный
билет, абонировать место для лежания в жестком вагоне и лежать на нем до
самого Омска.
прямо-таки неуемная тяга к театральности, желание приукрасить обыденность
(романтизировать и драматизировать). В самом деле, если в кассе (кстати,
откликаться обязанной только на воинские требования) Михаил Грачик (пусть и
без всякого на то права, но без очереди) приобрел билет и не пронес его мимо
кармана (сунул в известный нам бумажник), то какой же он безбилетник? Что
автор имел в виду, когда с десяток страниц назад (бездумно?) строчил: "...а
вслед за ним в синей, на уши наехавшей шапке с козырьком выбежал (?!)
безбилетник"? Сейчас объясню.
разговор о неточностях (о пристрастии автора к ярким цветам и сочным
краскам), разрешите поддержать традицию и в начале новой части покаяться,
отряхнуть прах с ног.
населенного легчайшими взвесями света, посреди зала ожидания новосибирского
ж.-д. вокзала стоит у киоска "Союзпечать", разглядывая периодику разной
степени желтизны и запыленности, не откажите любезно сочинителю в праве
кое-какие слова (фразы и некоторые даже абзацы) взять обратно.
С той самой, в дорогу зовущей, что (теперь уже совершенно ясно) не зря
приснилась нашему герою на перевале от весны к лету. Приходится (как это и
ни горько) признавать,- повторяются в ней не только буквы "г", "д" и "у", но
и "г", "д" и "е", а также "г", "д" и "а", то есть в самом деле по семь раз,
но, увы, не всегда в алфавитном порядке.
игнорируя клич физрука по прозвищу Штык: "Смир-р-р-рна!" Разве она последняя
для нашей пары? Предпоследняя, это еще возможно допустить, а последняя,
безусловно и неизменно, в мае, в светлую черемуховую пору, когда
старательная первоклассница колокольчиком серебряным заставляет к
сантиментам не склонных вовсе семнадцатилетних матрон тереть к носу.
солнечном и беззаботном 197... году отдела или секции "Книги иностранных
издательств" в академическом книжном быть никак не могло, ибо многосторонний
документ под названием "Заключительный акт" еще только готовились подписать
в уютной северной столице главы тридцати пяти (не настаиваю) государств и
правительств. Державные мужи скрепили подписями бумагу, и через год
(только!) после этого стало возможно в Москве и в Новосибирске (а также в
Риге, Киеве и... смотри отсутствующее приложение) покупать по тогда
казавшейся баснословной цене в три пятьдесят и четыре рубля пингвиновские и
сайнетовские покеты, ну а ловким баловням судьбы и системы распределения по
труду даже абрамсы и темз-и-хадсоны.
он уверен, не на холодильник "Апшерон", не на радиолу "Кантата" III класса
намекал Вадьке доктор Лесовых, а на книгу, на нью-йоркское издание работ
сумасшедшего, ээ-ээ, мм-мм, скажем так, итальянца. Да, да, книгу требовал
врач, и именно она в конце концов и была куплена. Но где и когда?
вполне допустимое объяснение. Книга была в магазине. Много книг, и все они
попали на прилавок после американской книжной выставки, путешествие по нашей
стране завершившей здесь, на берегах Обского водохранилища. Говорят,
фирмачам оказалось выгоднее отдать экспонаты за рубли, чем тащить через
страны и континенты обратно в и без того затоваренную сверхдержаву.
легким сердцем отправляться в путь, уже на ходу высовываясь в окно, и с
милой, вечную неловкость извиняющей улыбкой просить (надеясь сим
окончательно избавить воспоминания о середине одного десятилетия от примет
начала следующего) везде, где бы то ни было (во всех частях и главах),
вместо портвейна "Кавказ" читать "Агдам", ну, в крайнем случае, "Диляр".
новой части реверансы и книксены сделаны, и можно возвращаться в
необозримый, зеленого колера зал ожидания новосибирского вокзала. Итак,
время - пять сорок пять, и все подоконники, все закутки у стоек и радиаторов
отопления (о креслах, о жестких скамьях даже говорить не приходится) - все,
что способно в час рассветный дать опору утомленному телу, все занято, сон
господствует в ангароподобном помещении, беспокойный, дорожный; волнообразно
распостраняется по залу всю ночь не стихавшее шевеление - ребенок прильнул к
зеленому пропыленному баулу, рыжий усатый здоровяк всхрапнул, качнул
головой, уронил косматую руку с неровными ногтями, женщине что-то
почудилось, она вздрогнула, поежилась, ноги поджала. Сладкий час перед
побудкой.
скамеек и лестничных, студящих почки ступеней, слоняются меж колонн, поедают
в буфете подозрительную рыбу, поплевывая молочными пенками, запивают
канцероген прохладным какао, курят одну за другой сырые едкие сигареты и у
киоска "Союзпечать" с тоской взирают на месячный комплект газеты английских
коммунистов "Morning Star".
синяя шапка и розовые (на бритой голове такие заметные) уши маячат у киоска
с невостребованной печатной продукцией, а странно. Странно, ибо с утра, с
того момента, когда друг оказался вдруг, когда, откупившись мятыми
бумажками, выставил, выгнал, окружающие, словно сговорились искупить чужую
вину, только, казалось, и думали, чем Лысому помочь и угодить, облегчить
участь и устроить дела. Серьезно, несколько совершенно не склонных к
милосердию и благотворительности людей, не сумев выдержать пронзительной
голубизны его взгляда, даже поступились и правом своим и интересом.
таксист не выбил из Мишки мозги, когда юнец отказался платить за поездку с
ветерком.
мельниковские девять рублей. Понимаете, готов был выбросить, когда шагнул из
общаги заре навстречу, сжечь, затоптать, пепел развеять по ветру, а через
час, quite overwise, не иначе, все отчаяние своего положения оценив и пьяным
лихим духом от безнадежности проникнувшись, с хулиганским хладнокровием
прямо в шоферскую пивную репу проговорил:
последовавшего умалить никак не может) отпустил его живым. Да, да, лишь на
мгновение задержал высадку, прихватил за шкирку поганца, приблизил привычной
к железным предметам рукой и коротко, но внятно напутствовал:
даже задуматься на мгновение он уже не мог,- миновал будку и мостик,
спустился в подвальный сумрак кассового зала и без колебаний направил стопы
к единственному, никем не осаждаемому окошку "Оформление билетов по воинским
требованиям".
мыслью, что связался он с наглецом и хулиганом. Видите ли, усаживаясь на
заднее сиденье Богом (Мирошником) ему посланной машины, Лысый проявил
излишнюю суетливость, пластмассовые пляжные уроды-очки спорхнули у него с
носа, были пойманы дверными ножницами и с мерзким скрежетом превращены в
никчемный мусор, благодаря этому носатый дядя, вертя баранку, мог сорок
минут в маленькое зеркальце над головой наблюдать (и наблюдал, злясь на себя
и мрачнея) синий полумесяц под горящим глазом пассажира.
даже не видела, как Грачик подошел к ее стойке, не видела, поскольку,
разогнав грубым голосом назойливую публику, уже почти час читала очень
популярную в том сезоне книгу Уилки Коллинза, тем, однако, удивительнее ее
чутье и сообразительность.
девятнадцатого века.
Адамов Григорий
Херберт Фрэнк
Контровский Владимир
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Сертаков Виталий