подперев голову руками. Конец... Действительно, конец... Много возникало на
его глазах белых территориальных образований, еще больше правительств, и все
они лопались, лопались... А на западе росло и крепло огромное Советское
государство. Почему? Этого генерал никак не мог понять. Он готов был
обвинить всех - и правых и виноватых... Нет, огня так и не удалось раздуть.
Белое движение давало дым и изредка сыпало искрами, но это и все.
Положительно, здесь повторились события в России, только в неизмеримо
меньших масштабах... Дитерихс глубоко вздохнул, вспомнилось письмо Гондатти.
Бывший приамурский генерал-губернатор считал политику Дитерихса гнилым
либерализмом и требовал твердых действий. "Вы погубите светлое дело спасения
родины", - писал Гондатти.
настойчиво предлагали? - мысленно доспоривал Дитерихс. - Испугались! Хорошо
за царской спиной быть неукротимым диктатором или сидеть в Харбине и за
спиной китайцев писать письма. А попробуйте посидеть на пороховой бочке!.."
право, совестно.
неблагодарности вряд ли вы меня удивите.
населения. Эсер Куликовский оказался болтуном и жуликом. Старшие офицеры
дебоширят, пьянствуют в Аяне... Полное разложение.
равнодушно кивнул Дитерихс. Новость и впрямь его не затронула - слишком
далеко все это происходило. Он пожевал губами и налил в стакан содовой.
виду в последней речи, называя некоторых русских генералов палачами своего
народа?.. Может быть, вы хотели сказать о Калмыкове?
отличившихся зверствами. А если шапка пришлась по его голове, он может ее
носить... Так и напишите. Калмыков, Семенов, - вздохнул Дитерихс, - разницы
немного. Там, где Семенов приказывал убивать, Калмыков убивал своими
руками... Все у вас, Николай Иванович?
одному... Как тяжело разочароваться в людях... Знаете, дорогой Николай
Иванович, меня больше всего потрясает отсутствие патриотических чувств. Даже
торгово-промышленная палата, даже Бриннер...
палата не меньше других ущемлена японскими промышленниками. Национальный
капитал всегда будет стремиться прежде всего избавиться от власти
иностранцев. Туземных купцов-посредников у нас не так уж много. Мы должны
быть реалистами, Михаил Константинович. Да, реалистами, понимаете?
реалистом был петух. Когда он кукарекал, сказки исчезали. Но заметьте, он
кукарекал всегда в одно и то же время.
петуха, чтобы не взошло солнце. Великий человек на малые дела", - подумал,
но благоразумно смолчал Курасов.
галактик. Пароход покачивался, и фок-мачта чертила и чертила черным копьецом
по созвездию Кас-сиопеи. Высоко в небе блестел Юпитер. Федя посмотрел на
луну. Нет, определяться с ее помощью он не намерен: слишком легкомысленна
для астрономических дел. В самом деле, за малейший просчет можно поплатиться
серьезной ошибкой. Но зачем астрономия, когда виден берег. Великанов
надеялся в лунном свете увидеть корабль, погибший на мысе Звона-рева. Да,
опять знакомые места... Знакомые... Но не дай бог туман... А пароход на
камнях что твой маяк - надежная приметная точка. В бинокле проходят
волнистые контуры земли, таящие нагромождение гор, и разлоги, и реки. Федя
на свой риск и страх чуть подвернул к берегу. Освещенный луной, он стал
отчетливей, рельефнее. Вот и корабельный остов попал наконец в окуляры. Федя
удовлетворенно хмыкнул. Однако пришлось повозиться, пока засек знакомый мыс.
В бинокль корабль на камнях различался неплохо, а попробуй возьми его на
визир пеленгатора. Через полчаса Федя еще раз проверил свое место. Выходило,
что мыс почти в двух милях. Правда, пароход течением могло поджать к берегу,
но при такой видимости это не страшно. На траверзе мыса опять надо
обращаться к крюйс-пеленгу, но это будет уже не на его, Фединой, вахте.
одинокого Зимовья Обухов отдавал якорь. На берегу появлялись люди, спускался
с борта кунгас, его нагружали продовольствием и другими товарами,
необходимыми в лесу.
всевозможная одежда, начиная от теплого белья и до штанов и курток из
чертовой кожи - партизаны ходили в обновках. Особенно радовались они
большому запасу табака и папирос.
давать. Каждую минуту можно было нарваться на сторожевик. Несколько человек
ушло с парохода в таежные отряды, зато другие с берега пополнили
партизанскую группу на борту. Командир Барышников несколько раз сходил на
берег, встречался с нужными людьми. В других местах его посещали партизаны.
железным листам бункеров, соскребая остатки пищи для прожорливых котлов.
Приходится еще раз идти в Императорскую гавань. Положим, в бухту Святой
Ольги сейчас все равно рановато. Иван Степанович Потапенко правильно сказал
на совете парохода: "Наверняка нас ищут два, а то и три корабля. Командир
"Сибиряка" фон Моргенштерн, поди, первым делом по радиотелеграфу депешу дал:
так, мол, и так, прошу помощи. Пойдем в Ольгу - и тут обязательно на заслон
наткнемся". Здесь надо было остерегаться. Даже туманы, которых так не любят
моряки, были союзником...
теперь капитаном парохода, однако вахту стоял наравне с Великановым: четыре
часа на мостике, четыре часа отдых. Обухов тоже переживал чудесные дни
первого командования судном. Он немало проплавал старшим помощником, но
никогда раньше не чувствовал такой ответственности - тяжелой и в то же время
приятной. К переменам на "Синем тюлене" он относился сочувственно, а к
Великанову проникся искренним уважением. Если погода держалась хорошая, за
штурмана был Ломов. А Федя, сменившись, чувствовал себя старпомом.
записной книжке. Вот это надо сделать сейчас, а с этим можно не торопиться,
отложить на потом, когда народу будет больше. Федя организовал бригаду из
партизан. Беззлобно его поругивая, бойцы сбивали застарелую ржавчину,
стучали по железному корпусу кирками и красили металл ярким свинцовым
суриком.
ржавчину. Великанов уставал и спал буквально на ходу.
исправить динамо-машину. Он сам точил на токарном станке сломавшиеся части,
кузнечил и слесарил. Через два дня на пароходе загорелись электролампы.
Николай Анисимович по-прежнему был строг с подчиненными, но от брани
воздерживался. Прежде он был общителен, теперь редко с кем-нибудь заводил
речь. На машиниста Никитина он смотрел косо, но ни о чем не расспрашивал его
и не выказывал своего неудовольствия. Его все время не оставляла одна и та
же мысль. Федька, племянник, кровно обидел его. Как он мог напакостить в
машине!.. Фомичев считал все поведение Феди черной неблагодарностью. Иногда
он порывался как следует проучить негодного мальчишку, но сдерживал себя и
молча продолжал работать. Молчаливость стала новой его чертой. Впрочем, она
помогала ему кое-что понимать более правильно.
Механики, кочегары и матросы нашлись среди партизан, однако людей все же не
хватало. Но что делать, в эти беспокойные и радостные дни многие привыкли
работать за двоих и никто не сетовал.
был не рад, что ноги принесли его в логово партизан. Но и в лагере карателей
ему было несладко. Он неожиданно оказался под подозрением. Поручик
Сыротестов несколько раз бил его, пытаясь что-нибудь выведать.
телеграфиста никто не трогал, и он, несколько осмелев, принялся налаживать
свои агрегаты. В тот день, когда появился электрический ток, Иван Курочкин,
закрывшись в радиорубке, послал полковнику Курасову донесение. "Пароход
захватили партизаны, - докладывал шпик.- Солдаты зпт Сыротестов зпт капитан
Гроссе остались бухте Безымянной тчк Партизаны разграбили груз находящийся
трюмах парохода зпт снабжают свои шайки тчк Тюки шерстью лежат прежнем месте
тчк Уборщик Великанов оказался предателем зпт необходима срочная помощь тчк
Иван Курочкин".
с ключа в эфир.
вспомнил его предложение и рассказал командиру отряда, как Курочкин
предлагал стать осведомителем.
с такой рожей верить нельзя. Ты, - сказал он начальнику штаба Прибыткову,