Чтение 52–й страницы книги ~Школа двойников~

Саша достал сигареты, не спросив разрешения, закурил и наконец решился:

-- Загадочная получается история... Кстати, твой крепыш -- это и есть
мой знакомый в вашем Центральном РУВД. Как я сразу не догадался по твоему
рассказу! Он действительно обожает играть со словом "значит". Серега к тебе
случайно попал, дежурил... Но дело в другом...

Лизавета, сидевшая за столом напротив, улыбнулась одними глазами,
подбадривая и давая понять -- мол, знаю, тебе твой источник поведал не
только и не столько о своем дежурстве.

-- Да, да, ты права, -- заторопился Маневич, -- они уже закрыли дело.
Ну, не закрыли, а положили на полку. Не по собственной инициативе.
Позвонили. Серега не знает, кто именно. Но кто-то влиятельный, кто-то весьма
сильный, способный построить по стойке "смирно" начальника РУВД, полковника
милиции. Позвонили и велели погромом у тебя особо не заниматься. Вот такой
поворот...

Лизавета встала, сбросила на пол разнежившегося кота и принялась
хлопотать -- вдруг вспомнила, что они с Сашей не ели с самого утра.

-- Серега обещал разведать, кто и откуда звонил. Но говорит, что
трудно... -- Помолчав, Саша спросил: -- И что ты по этому поводу думаешь?

-- Думаю, что у нас все больше информации к размышлению, -- ответила
Лизавета и поставила на стол блюдо с бутербродами и очередную джезву с кофе.

Прежде чем размышлять, следует перекусить.

ВЕСЕННИЕ КАНИКУЛЫ

-- Я не знаю, о чем писать... Там глупости говорили. О глупостях я
писать не буду! -- Лидочка начала жаловаться, еще не открыв двери.

Лизавета с трудом сдержала стон. Пятница, вечер, все измотаны, у всех
нервы на пределе. Точнее, не у всех, а только у тех, кому не удалось еще в
юности заразиться инфекцией со звучным названием "пофигизм", переболеть,
выздороветь и в результате избавиться от собственно нервов и от
неприятностей, с ними связанных.

Лидочка, дитя века, вплыла в Лизаветину комнату горделиво и медленно,
словно римская галера, входящая в гавань давно покоренного италийского
городка.

Сегодня утром Лизавета и Лана Верейская долго перебирали подготовленные
корреспондентами и службой информации темы. Горячая пора, за каждой темой и
каждым сюжетом -- выборы, выборы и еще раз выборы.

Забастовка учителей -- с призывом к кандидатам в президенты. Круглый
стол, посвященный налогообложению, -- с советами, адресованными
потенциальному президенту. Медицинский форум -- та же история, плюс просьбы
всяческих даров и пожертвований больницам, детсадам и богадельням. Все
культурные мероприятия, выставки, концерты и спектакли -- почти без
исключений -- организованы теми или иными политическими движениями. Даже
крутой, лохматый и бородатый авангард, устроители хеппенингов и
перформансов, развешивали утюги на Дворцовой площади или гудели пожарными
сиренами на Алексеевском равелине Петропавловской крепости не просто так, а
за "своих" претендентов, выбираемых по принципу наименьшего рейтинга.

"Петербургским новостям", в соответствии с распоряжением вышестоящего
начальства, было строго-настрого заказано в той или иной форме участвовать в
предвыборной агитации и пропаганде. Как на президентских выборах, так и на
довыборах в Думу. Между тем все запланированные события, кроме
автотранспортных происшествий, ограблений и убийств, были патентованно
предвыборными.

Лана Верейская крутила листки со списком репортажей, возмущалась и
думала, чем заполнять эфир. Лизавета стояла рядом и думала о том же. Вот они
вместе и сочинили сюжет для Лидочки и юного практиканта Мишеньки.

Их отправили проехаться по местным предвыборным штабам кандидатов.
"Посмотрите, чем занимаются, спросите, как настроение, узнайте, о чем
думают", -- напутствовала корреспондентов Лана Верейская, а Лизавета вручила
посланцам адреса предвыборных штабов и список вопросов.

Первым вернулся юный честолюбивый практикант. Он самоуверенно заявил,
что все в порядке, и теперь, получив по полной программе от выпускающего
редактора, переделывал уже третий вариант текста. Лана Верейская строга, у
нее не пошалишь, не проскочишь на арапа с несогласованными подлежащими и
сказуемыми и с путаницей в падежах.

Наконец явилась Лидочка, которую Светлана Владимировна уже начала
ругать предвыборной маркитанткой, увязавшейся за президентским штабным
обозом.

-- Нет, это невозможно, они все какие-то странные и глупые. -- Лидочка
бросила сумочку в гостевое кресло и расстегнула куртку из красного
искусственного меха. Куртка не имела никакого отношения к борьбе "зеленых"
за гуманное отношение к братьям меньшим, просто Лидочка любила все яркое и
броское. -- Ну объясни, как можно писать о всякой дури! -- Она по-балетному
всплеснула руками и грузно плюхнулась рядом с сумочкой.

-- Что невозможно? -- Лизавета повернулась к раскинувшейся на диване,
словно примадонна, журналистке и приготовилась долго и безуспешно
растолковывать не любящей "всякую дурь" акулке пера, что профессия, которую
она выбрала, предполагает умение писать обо всем, что происходит, -- об
утратах и свершениях, о подвигах и подлостях, о преступлениях и о научных
открытиях, в том числе и о "дури". Но Лидочка не дала ей и рта раскрыть.

-- Нет, ты сама посуди, приезжаем к этому... к варягу... -- Варягом в
телевизионных кругах называли того кандидата, который, не пройдя в Думу,
решил в отместку стать президентом. -- Там у него пресс-секретарь, шустрый
такой, тут же ко мне подбегает и сует кассету: "Здесь программное заявление
нашего кандидата, вы должны дать!" -- Обычно медленно говорящая Лидочка
очень правдоподобно изобразила скороговорку пресс-чиновника. -- На самом
деле я ему ничего не должна. К тому же нам вообще запретили включать
агитацию в программу. -- Лидочка сложила губы трубочкой, как для поцелуя, и
чертыхнулась: -- Черт побери, почему они нас всех за обслуживающий персонал
держат?

Но и на этот вопрос Лизавета не успела ответить, Лидочка опять
погрузилась в воспоминания о дне минувшем:

-- Они заявили, что их шансы на победу -- самые предпочтительные...
Интересно, кто это их предпочитает? А потом этот... Радостный... он вообще
какую-то чушь лепетал. -- Словечко "лепетал", явно не из Лидочкиного
словаря, свидетельствовало, что она не без пользы путешествовала от штаба к
штабу. -- Он мне сказал, что продвигают своего кандидата, как товар, и
работают по законам рынка. Так прямо и заявил.

Лизавета поняла, что девушка принципиально не читает газет,
перенасыщенных спорами о том, насколько правомерно продавать политика, как
маргарин или жвачку в красивой упаковке, и с элементами лотереи. Ведь, в
сущности, политики и их предвыборные обещания очень напоминают лотерею --
купил политика и надеешься: авось да выполнит, что обещал. Есть и
выигравшие.

Советовать что-либо было явно лишним, Лизавета ограничилась банальным:

-- Так обо всем этом и напиши. А что по картинке?

-- По картинке все нормально. Этот Радостный, с чубчиком, весь худой и
скользкий. -- Лидочка всегда отличалась чисто детской наблюдательностью и
непосредственностью. -- А говорит, как Портос: "Мы победим, потому что мы
победим".

-- Так и пиши... -- Лизавета не выдержала и рассмеялась.

-- И про Портоса можно?

-- Можно, почему нет!

-- Ладно, тогда у меня получится минутки две.

Лидочка встала, запахнула куртку, взяла сумочку и поплыла в сторону
двери.

Лизавета хотела было попросить юную деву поторопиться -- до вечернего
эфира всего час, но воздержалась, просьба могла ее травмировать, тогда
сюжета и к ночному эфиру не дождешься.

В дверях Лидочка нос к носу столкнулась с Маневичем.

-- Привет! Я у тебя хотела спросить...

Саша, неизменно трепетно относящийся к дамам, Лидочку тем не менее
недолюбливал. С его точки зрения, плавную, округлую, склонную к
созерцательности деву следовало как можно скорее выдать замуж, а не мучить
всякими съемками и репортажами. "Пусть сидит у мужа на диване, как болонка,
а не в нашей монтажной. Его жизнь она способна украсить, нашу -- только
осложняет". Эта тирада Маневича дошла до Лидочкиных ушей. Она страшно
обиделась и с тех пор все время твердила о сексизме Маневича, о том, что
репортер дискриминирует ее по половому признаку и что в Америке за свой
сексизм он вылетел бы с работы. "Я ее не дискриминирую, а спасаю по половому
признаку! -- возмущался Маневич. -- В Америке, если бы ее не взяли замуж,
она умерла бы с голоду. Там не бывает телерепортеров, которые один минутный
сюжет монтируют по полтора часа, доводя видеоинженеров до болезни
Паркинсона".

-- У тебя на вопрос ровно три секунды. Я тороплюсь. -- Саша попытался
протиснуться в двери мимо Лидочки, но был схвачен за ворот куртки.

-- Постой, это ты снимал охранное агентство "Буцефал"?

-- Ну, я... Только давно, год назад... А в чем дело?

-- Ничего, просто там штаб этого Зеленцова, который тоже в
президенты... Он тебя вспоминал...

-- А-а-а... Ты об этом хотела спросить?

-- Нет, о другом. А о чем -- забыла, -- простодушно призналась Лидочка.

-- Когда вспомнишь, заходи! -- Саша все-таки проник в Лизаветин кабинет
и даже умудрился закрыть дверь. -- Пойдем... Мне надо кое-что тебе показать!

Лизавета немедленно сделала строгое лицо.

-- Не могу. До эфира всего ничего, а у меня два комментария не готовы.

-- Глупости! До эфира час, а ты пишешь комментарий за пять минут. Идем.
Это действительно важно.

-- Объясни, в чем дело!