обошлось... Ступайте, доктор, ступайте, а то не миновать нам с вами кутузки.
не обращаясь.
на пороге, - насколько я понимаю, лед тронулся.
этот компьютерный воришка действует в одиночку. Но на Аверкина напали уже
двое, еще двое были в квартире, а теперь еще и этот...
То-то же я смотрю, что показания свидетеля отдают водевилем. Шум, гам,
тарарам, потом по лестнице спускается какой-то тип, несущий на плечах
другого типа, а через некоторое время картина повторяется: опять по лестнице
бежит герой, выносящий с поля боя раненого товарища. Я-то думал, что дед
просто сочиняет с перепоя. Так вы опять за свое?
нас пистолетами?
вопрос как-то не приходил в голову, посмотрел на Забродова.
пытаясь сообразить, как бы их половчее сдать родной милиции. Слушай,
Сорокин, раз уж мы с Андреем раскололись, может быть, ты распорядишься,
чтобы отсюда убрали этого.., гм.., трансвестита?
описали, запротоколировали, упаковали в черный пластиковый мешок и унесли,
Сорокин решительно поставил на освободившееся место табурет, без спроса
уселся на кровать Мещерякова и водрузил на табурет принесенный с собой
плоский чемоданчик.
перестаньте водить меня за нос! Я же вижу, что ваша контора здесь ни сном ни
духом, и что безобразничаете вы исключительно по собственной инициативе.
безобразничаем исключительно в силу сложившихся обстоятельств... Кстати, а
что это у тебя в чемоданчике?
ответил Сорокин, щелкая замками.
здоровый.
Забродову так Забродову. Подай стаканы, симулянт, - добавил он, обращаясь к
Мещерякову.
серовато-жемчужный цвет. Наступало утро, до которого не дожили ни Свист, ни
Ляпа, ни Чапай с Клювом, ни белокурый бисексуальный киллер с прозрачными
серо-голубыми глазами.
Глава 16
по-обезьяньи свесив между колен длинные костлявые руки. В правой был зажат
украденный из квартиры Аверкина пистолет. Прежде Чек видел такие только в
кино: тускло-черный, старый, с громоздким угловатым казенником, удобно
изогнутой рукоятью и тонким сизым стволом. Баландин сказал, что это
?вальтер?, и даже показал Чеку вытравленное готическим шрифтом название. Вид
этой штуковины неизменно вызывал у Чека легкое содрогание: в руках Баландина
она словно обретала собственный голос и криком кричала об убийстве.
заканчиваю. Мне нужно буквально две минуты.
закуривать сигарету, ловко орудуя своими беспалыми клешнями. На Чека он не
смотрел, сосредоточив все свое внимание на проходившей в десятке метров от
их убежища грунтовой дороге.
бы на дороге ни с того ни с сего появилась машина, водитель и пассажиры ни
за что не сумели бы разглядеть их сквозь непролазную гущу кустов. Что это
были за кусты, Чек не знал и знать не хотел, но они надежно скрывали их с
Баландиным от нескромных взглядов, почти сплошным кольцом охватывая заросшую
бурьяном крохотную полянку. На противоположной стороне высилось небольшое
строение, сложенное из черных от времени и непогоды бревен. Оно вросло в
землю по самые окна, шифер с крыши давно разворовали предприимчивые дачники,
но на трухлявой стене слева от пустого дверного проема все еще висела
побитая ржавчиной табличка, утверждавшая, что когда-то здесь размещалось
отделение связи.
вросших в землю гнилых халуп без крыш, слепо уставившихся на зарастающую
сорняками улицу пыльными бельмами грязных окон. Деревня умерла и была
похоронена - при въезде в нее даже не осталось таблички с названием, - и,
хотя до ближайшего дачного поселка было не больше полутора километров, здесь
царила мертвая тишина, как будто дело происходило на обратной стороне Луны.
Даже шустрые и всеядные дачники давно перестали заглядывать сюда, поскольку
здесь не осталось ничего, что можно было бы отодрать и уволочь на
собственном горбу или в багажнике машины.
распределительный шкаф все еще был жив. Его ржавая дверца болталась на одной
петле, внутри было полно сухих прошлогодних листьев и принесенного ветром
мусора, но, наудачу воткнув разъем модема в гнездо, Чек обнаружил, что
старая жестянка еще дышит. Это было чудо, но Чек воздержался от бурных
выражений восторга. В последнее время он сильно повзрослел, как-то подсох и
осунулся, а разговаривал только тогда, когда в этом была необходимость.
Баландин не был приятным собеседником, да и пожиравший Чека изнутри огонь
нельзя было потушить словами.
Ему казалось, что это просто образ, ради красного словца придуманный
нечистыми на руку литераторами и советскими поэтами-песенниками, но теперь
он почти физически ощущал наполнявший грудную клетку сухой жар.
почесывая худую загорелую шею стволом пистолета. В этой позе он мог сидеть
часами, нисколько при этом не уставая. Чек как-то попробовал, но ему не
понравилось: через пять минут у него затекли колени, а через десять стало
ломить спину так, словно в поясницу ему с размаха загнали заостренный кол.
Баландину же такая поза, казалось, на причиняла ни малейшего неудобства.
аккуратно смотал провода. Можно было уходить, но Баландин не двигался,
целиком уйдя в какие-то свои мысли, и Чек воспользовался этой краткой
передышкой, чтобы еще раз проанализировать то, что он уже сделал и что
намеревался предпринять.
ему предстоит охота на собственного работодателя, он ни за что не затеял бы
аферу с Аверкиным, которая, как он сейчас понимал, была задумана второпях,
кое-как, а проведена и того хуже. Теперь он вообще не понимал, зачем
ввязался в это дело. Видимо, решил Чек, ему было на роду написано прожить
неспокойную жизнь. Не будь Аверкина, решил Чек, я непременно придумал бы
что-нибудь еще - возможно, еще более глупое и самоубийственное, чем игра в
кошки-мышки с ГРУ. А потом возник Баландин с его леденящей внешностью и
историей, которая напрямую касалась Чека. В то, что хромой волк возник в его
жизни случайно, Чек не верил. Возможно, где-то - может быть, на небе, а
может, и в гораздо более теплом местечке, - все-таки существовала некая
сила, призванная вершить правосудие. И если ему довелось родиться на свет
только для того, чтобы послужить орудием этого правосудия - что ж, так тому
и быть...
чувствовал, что не сможет успокоиться до тех пор, пока убийца его сестры
будет топтать землю. Собственная одержимость немного пугала его, он не
ожидал от себя ничего подобного. В конце концов, уговаривал он себя, мертвым
место на кладбище, а живые должны жить. Нельзя двигаться вперед, глядя на
то, что осталось позади - так недолго и шею свернуть. И, тем не менее,
успокоиться он не мог.
сумасшествие заразно. Я просто заразился от него, как заражаются гриппом и
скарлатиной.., и СПИД ом тоже, между прочим. Вот именно, СПИДом. Эта болезнь
не проходит сама собой. Она может длиться годами, но в конце концов
инфицированный все равно умирает. И я умру, понял Чек. Сколько мне осталось:
месяц, неделя, час? Что это будет: пуля, нож или вылетевший из-за угла
огромный "чероки? Канаша? Он понял, что это, его не волнует. Главное, успеть
расплатиться с Рогозиным...
выбросить ее из головы. Как ни странно, это ему удалось. Он жил странной
жизнью, почти лишенной эмоций и переживаний - без страха, без радости, без
угрызений совести, с одной лишь спокойной ненавистью и желанием убить,
которое постепенно стало привычным фоном всех его мыслей я чувств.
сидишь, как пенек у дороги, даже моргать перестал.
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Свержин Владимир
Корнев Павел
Шилова Юлия
Березин Федор