Чтение 52–й страницы книги ~Фаянсовый череп~

- Я не... - начал главный редактор, уже забыв о том, почему в его
кабинете сидит Белкина, о том, что она просительница и подчиненная, и тут
же осекся, вспомнив совет журналистки: если про тебя пустили слух, что ты
гомосексуалист, никогда не оправдывайся, только хуже будет.
- Мой урок, смотрю, вы усвоили. А за хорошие советы надо платить -
машина на три дня в мое полное распоряжение.
- Черт с тобой, - выдавил из себя главный редактор "Свободных
новостей плюс".
- Вы чем-то расстроены?
- С тобой, Белкина, поговоришь и через полчаса понимаешь, ты даже
негра можешь убедить в том, что он еврей и гомосексуалист.
- Профессия такая, - будто извиняясь, Белкина сделала безобразный
реверанс, потому как другим реверанс в джинсах получиться не может. - И
смотрите, не подведите меня.
- Белкина, ты невозможна!
- Сама знаю, тем и пользуюсь.
Одержав над главным редактором моральную победу, Варвара выплыла в
коридор, даже не удосужившись закрыть за собой дверь. Если бы ее начальник
был просто мужчиной, а не главным редактором газеты, Белкина ни за что не
вела бы себя с ним так. Но ей доставляло удовольствие показывать, кто
главный в доме, на ком держится газета. Саму ее заманить в начальническое
кресло было невозможно, не та порода. Варвара любила поспать с утра,
работала только тогда, когда ей этого хотелось, и панически боялась
отвечать за других людей. Она и за себя не всегда могла ответить.
- Дорогин! - низким, чувственным голосом воскликнула Белкина,
раскрывая объятия и делая шаг навстречу Муму. Затем покосилась, увидав
Солодкину. - Вот так всегда, - она игриво изобразила разочарование, -
только соберусь обнять мужчину, руки раскину, а потом подумаю, вдруг жена
рядом? Надо сперва осматриваться и уж потом раскрывать объятия.
Белкина, насколько могла, нежно поцеловала Солодкину в щеку, а затем
уже чисто по-мужски пожала руку Сергею Дорогину.
- Муму, наверное, ты хочешь сказать, нас ждут великие дела?
- Абеба нашелся.
- Поздравляю.
- Меня или себя?
- Обоих.
Солодкина вообще не понимала, о чем идет разговор.
- Сам позвонил, сегодня с ним встречаюсь.
- Где? Когда?
Пришлось Дорогину выложить все. Варвара умела вытаскивать из людей
тайны.
- Я, наверное, кажусь тебе, Сергей, занудой, расспрашиваю тебя, как
на допросе?
- Временами бывает.
- Зануда знаешь кто? Тот, кому легче отдаться, чем объяснить, что
тебе этого не хочется.
В последнее время Белкина не только писала газетные статьи, но и
сотрудничала с телевидением. Там платили больше. Каждый материал она
умудрялась продавать дважды - ив газеты, и, как любила говорить, "в ящик".
Главный редактор "Свободных новостей плюс" был не против: лишняя реклама
его журналистке и его газете. Все, что касалось увеличения тиража,
являлось для него святым.
Но тележурналист - создание еще более коварное, чем журналист
газетный. Ему не только нужно расспросить человека, залезть в душу, он еще
и любитель подсматривать. Каждый телевизионщик знает, что позирующие перед
камерой люди неубедительны. Зритель же любит, когда ему позволяют
заглядывать туда, куда другим заглядывать непозволительно.
- Значит, в подземном переходе на Киевском?
- Да, - сказал ничего не подозревающий Муму.
Варвара в душе прокляла себя за то, что она прежде всего журналист, а
уже потом приятельница Муму. Как приятельница, она обязана была
предупредить его, что, возможно, сегодня появится в переходе с оператором
и камерой, но как тележурналист знала, сцена встречи сидевших на одной
зоне эфиопа, как две капли воды похожего на Пушкина, и русского каскадера
- это слезоточивый материал для телезрителя.
"Как-нибудь потом с Дорогиным объяснюсь. Он мне простит", - решила
Белкина.
Муму, ничего не подозревая, строил дальнейшие планы:
- Я с ним договорюсь, он согласится. Только скажи, Варвара, сколько
ему смогут заплатить за съемку? Даром он тебе вряд ли и пальцем пошевелит.
Все, что касалось денег, которые приходилось тратить на съемки из
собственного кармана, Белкина строго лимитировала.
- Двадцати баксов хватит?
- Думаю, хватило бы и бутылки, - вставила Солодкина, уже
разобравшись, о ком идет речь.
- Нет, бутылка водки - это мало, как и двадцать баксов, впрочем... -
очередной приступ совести замучил Белкину. - Я же не просто бомжа снимать
стану, а человека в образе, можно сказать, уникального актера. Творца
одного образа. Он исполнит роль не кого-нибудь, а всенародно любимого
классика. Сейчас спрос на Пушкиных не меньше, чем на дедов морозов перед
Рождеством.
- Значит, так, Белкина, будь сегодня в три часа дня поближе к
телефонной трубке. Я с Абебой в переходе встречусь, и мы сразу тебе
позвоним, лишь только договоримся. Я еще один сюжетец для тебя припас.
- Денежный?
- Сама решай. Я знаю, где находится притон для бомжей. Там настоящих
рабов держат, которые двум бандитам милостыню собирают. Дело поставлено
широко. Их автобусом по рабочим местам развозят. Бомжи колоритные, всяких
хватает - и инвалиды, и герои конфликтов, всякой твари по паре наберется.
- Идет. Я с трубкой сегодня расставаться не буду. Дорогин посмотрел
на часы.
- Можно пойти где-нибудь позавтракать или пообедать. Вы же с Тамарой
давно не виделись, не болтали по-женски?
Белкина была не прочь отправиться в кафе, но тогда она потеряла бы
время. Ей еще предстояло до трех часов дня найти камеру и оператора, а
это, между прочим, дорогое удовольствие. Лишь под честное слово Белкиной,
что получится кусок неплохого репортажа, владелец частной студии мог
позволить подобную оперативность.
- Я побежала, - фальшиво улыбаясь, бросила Белкина и, чувствуя себя
сволочью, расщедрилась:
- В другой раз пообедаем, я все оплачу.
- Не в деньгах счастье, Варвара, - напутствовал Дорогин.
- К черту! - невпопад ответила журналистка, посылая воздушный поцелуй.
"И почему они до сих пор со мной якшаются? - думала Белкина,
устраиваясь за рабочим столом. - Наверное, человек я хороший, - не без
удовольствия подумала она, - и сволочной конечно. Но что поделаешь,
профессия у меня такая!"
Этой фразой Белкина всегда объясняла свои поступки, и хорошие, и
плохие.
- Машина, камера, оператор... - несколько раз про себя повторила
Белкина, поигрывая клавишами телефонного аппарата, но пока еще не нажимая
их. - Дадут? Не дадут? - если бы у нее в руках была ромашка, она бы
принялась обрывать лепестки. - Пусть только не дадут! - усмехнулась
журналистка, вдавливая кнопки в телефонный аппарат так, будто выщелкивала
таблетки из упаковки. - Телестудия? - проворковала она в микрофон. -
Игоря, пожалуйста.
- Белкина? - послышался обрадованный, но в то же время настороженный
голос.
- Конечно я!
- И конечно, тебе нужны машина, камера, оператор.., и не через
неделю, и не завтра, а прямо сейчас?
- Ты угадал.
- Это несложно было сделать. Неужели ты думаешь, что я держу
съемочную бригаду в боевой готовности круглые сутки и только жду не
дождусь твоего звонка?
- Новости, Игорь, имеют обыкновение случаться в самое неподходящее
время. Не могу же я спрогнозировать ураган, цунами или пожар?
- Ты сама, Варвара, и ураган, и цунами, и пожар в одном лице.
- Ты дашь технику?
- Если я скажу нет, ты позвонишь моим конкурентам?
- Конечно. Мне разницы нет, на чьей технике снимать, деньги и у тебя,
и у них те же самые.
- Что ты собралась снимать? Насколько мне известно, в Москве
катаклизмы в ближайшие пару часов не предвидятся.
- - Тебе нужен отвальный материал к юбилею Пушкина?
- "Отвальный" и Пушкин у меня в голове плохо сочетаются. Если ты
заинтересовалась поэзией, то лучше позвони на канал "Культура". Технику
тебе дадут, но они нищие, заплатят три копейки.
- Неужели, Игорь, я способна делать то, что не понравится зрителю? Я
работаю на массовую аудиторию, а не на филологов и любителей поэзии.
Пушкина знают все, хотя мало кто его читал, если не считать выброшенных из
жизни школьных лет. - На другом конце провода раздумывали молча. - Игорь,
ты даже не заметил, что я еще не завела разговор о деньгах?
- Ты, Варвара, своего не упустишь, заведешь его обязательно.
- Даешь технику?
- На сколько?
- До восьми вечера, - Белкина прикинула, что успеет снять еще один
сюжет на чужой технике. Ей запало предложение Муму наведаться в притон для
бомжей-рабов: чернуху зритель любит.
- Ты меня убиваешь.