то ли Савва не мог пустить свое сознание параллельно. Наконец появились
смутно связанные обрывки: "Дерьмо все... Никогда больше... Кретины... Вот
только долг верну, и все... Не отпустят, сволочи... А этот подонок Борька...
ненавижу... Скорей бы... Лучше бы она не пришла... Все равно снова... Скорей
бы... Взять бы пушку и завалить этого подонка Бельды и его хозяина! Господи,
за что?"
его хозяин, но видел, как они, бедные, просчитались, выбирая начальника
своей боевой группы. Тесты хоть бы, что ли, какие-нибудь проводили
психологические. Удивительно, что эта группа вообще могла работать.
Начальник - сомневающийся во всем, мягкотелый, хотя тщательно это скрывает,
один подчиненный - клинический идиот, второй - садист и психопат. Этот самый
неудачный: такие-то первыми открывают огонь во время мирных стрелок, убивают
без необходимости и вообще совершенно непредсказуемы.
сегодня задержится минут на двадцать.
успеть, чтобы к тому времени, когда она вернется, все уже было чисто. И
может быть, даже и не рассказывать ей о том, что произошло.
шагах от него, не замечая его присутствия.
не натягивал на голову шапку-невидимку, просто он умел делаться незаметным,
неброским. Так животные не видят добычу, которая затаилась и не движется, но
стоит ей пошевелиться, как она тут же выдает себя. Человек тоже во многом
животное, и его зрение так же выборочно. Тут, конечно, мало того, чтобы
только не шевелиться, нужно представить себя самого пустым местом, предметом
обстановки, мебелью, чем-то неодушевленным. Но еще важнее воздействовать на
мозг наблюдателя, чтобы он тоже не захотел тебя увидеть. Савва научился это
делать давно, в первый раз испытал свое новое умение на медведе, а во второй
- в той самой камере предварительного заключения, куда его забрали для
выяснения личности.
Кныш и Ржавый
места не только чтобы лечь, но даже сесть. Как потом оказалось, там обычно
живало от девятнадцати до двадцати трех человек. Держал камеру татуированный
с ног до головы вор в законе Ржавый, человек, внушавший страх даже бывалым
ходокам.
чувство плохое л пустое. Ведь хуже смерти ничего случиться не может, а если
ее не боишься, то места страху не остается.
заставило его замереть. Надо было разобраться в окружающем, а для этого
требовалось время.
посмотрели на захлопнувшуюся дверь и продолжали прерванные на миг занятия:
на нижних нарах резались в три листа самодельными картами, кто-то спал,
кто-то сидел, погруженный в свою думу, двое наверху еле слышно
переговаривались.
захотелось. На твою дивную рожу.
Ты, сука, знаешь ли, с кем говоришь?
- А я вот так, по дамам!
парень-коротышка, но с непропорционально длинными и мощными руками и очень
широкоплечий. Казалось, его нарочно приплюснули. Такими выглядят герои
широкоформатного фильма, спроецированного на узкий экран. Но, судя по ширине
плеч и массивности таза, силой он обладал звериной. И душой такой же, сказал
бы Савва, если бы старик не научил его уважать зверей и не поминать их лихом
даже просто так, к слову.
больше ни слова, ударил обидчика в лицо. У игравшего, мужика лет тридцати
пяти, хлынула носом кровь. Савва отчетливо видел, что вид крови не только не
утихомирил коротышку, но, напротив, вызвал в нем прилив дикой ярости. Он
стиснул зубы и начал бить мужика с иступленной ненавистью. Игравшие
вскочили, бросив карты, которые разлетелись по грязному полу камеры. Всем
миром навалились на крепыша, но тот вмиг разбросал нападавших.
узнал впоследствии, вору в законе Ржавому. - Эй, Кныш, хватит там!
нечто вроде припадка и что он не видит и не слышит ничего, охваченный
единственным страстным желанием - бить, кромсать, убивать.
припадок придал ему поистине нечеловеческие силы.
достаточно, чтобы прекратить бузу, но в Кныша как будто бес вселился. Ржавый
медленно, с достоинством приближался, перекатывая за щекой бритвенное
лезвие. Все знали, что этим оружием он владеет виртуозно. В камере затихли.
Все ждали страшной развязки. Если Кныш еще раз рыпнется, в следующий же миг
его горло перережет острое лезвие, или, если Ржавый решит проявить
милосердие, коротышка лишится глаза.
предположить. Коротышка с невероятной силой дернулся, освободился от
захвата, которым его держали двое заключенных, и рванулся на Ржавого. Такого
никто не ожидал. Это был бунт против пахана, против авторитета. Кто бы мог
подумать, что уродец Кныш способен на такое. Все были уверены, что Ржавый
легко отметелит бунтаря, а может, и вообще лишит его жизни. Но случилось
непредвиденное: в руках у Кныша оказалась заточка. Ее раньше у него никто не
видел, видно, он ее держал для особого случая. Еще миг - и маленький, но
крепко сбитый Кныш бросился на вора. На Ржавого летели шестьдесят кило
железобетонных мышц, вооруженных заточкой и управляемых единственным
страстным стремлением - убить.
оставив глубокий порез. Рана оказалась кровавой, но не смертельной, и Кныш
замешкался лишь на долю секунды. Ржавому хватило ее, чтобы молниеносно
отскочить к двери, готовясь к контратаке.
драка, пусть даже не на жизнь, а на смерть, это была революция, свержение
власти. И чем она закончится, было пока непонятно, однако тот факт, что
Ржавый не сразу дал отпор, уже говорил о многом.
произошло нечто совсем уж неожиданное. Вооруженная рука как будто беззвучно
наткнулась на невидимую, но непроницаемую преграду. Коротышка крикнул
страшным голосом и повалился на пол, закатив глаза. Ноги и руки его еще
несколько раз конвульсивно дернулись, но вскоре затихли. Заключенные, не
двигаясь со своих мест, завороженно смотрели на бесчувственное тело Кныша,
распростертое на грязном полу камеры. Кровь текла из глубокой раны на лбу,
постепенно заливая самодельные карты, разбросанные тут же.
отделилась тень, вернее, высокий и очень худой человек в очках.
очень грязная?
что его голос прозвучал оглушительно громко.
скандалить, сказал:
склонился над ней и как будто зашептал что-то. Он говорил очень тихо, и слов
никто разобрать не сумел. Но кровь, только что заливавшая квадратное лицо
коротышки, заметно пошла на убыль, а затем и вовсе остановилась. Человек в
очках провел обрывком рубашки по лбу: рана больше не кровоточила.
когда отнял руку, рана выглядела уже совсем по-другому, как будто даже
начала затягиваться.
потерял самообладания.
чуть не утраченной роли держателя камеры. Авторитет обязывал его ничему не
удивляться, даже когда новый человек появляется внезапно сам собой, как
будто пройдя сквозь стену.
прямо в глаза. - И для установления личности.
садись, Морозов, присаживайся. Эй, - крикнул он, - манатки Кныша сбросьте
там, его место занято.
еще бесчувственного Кныша оказались сброшенными на пол.