Чтение 52–й страницы книги ~Охота Бешеного~

— А какую правду они должны узнать? — спросил Матросов.

— Что в России есть силы, которые финансируют этого террориста. Что ни чеченский, ни российский народ, которых все время пытаются столкнуть лбами, в конечном счете, не виноваты. Что некоторые отщепенцы, называющие себя борцами за мир и свободу, прикрываясь высокими словами, на самом деле несут своим странам разорение и нищету, голод и страдания, смерть, наконец! — Савелий говорил все более жестко и уверенно.

— В таком случае я — с тобой! — Матросов встал, подошел к Савелию и протянул ему руку. — Вот тебе моя рука, командир! Давай доставим этого сукиного сына в Москву и отдадим под суд. И пусть только кто- нибудь попробует помешать ему там говорить! — Он так сильно сжал свой пудовый кулак, что хрустнули суставы, потом повернулся к остальным и вопросительно посмотрел на них. — Что скажете, парни?

— Я — как ты, — с готовностью ответил Денис.

— А ты, Миша?

— Помните, с чего я начал? Многие чеченцы верят, что Мушмакаев — герой, который несет им свободу. Мне кажется, что убить сейчас Мушмакаева — значит сделать из него великомученика, святого. А тащить в Москву человека, известного почти каждому, кто смотрит телевизор, очень трудно, почти что невозможно.

— Почти? — прищурился Савелий. — Колись народу, что ты там напридумывал? Ведь придумал же, не отпирайся!

— И не собираюсь, — усмехнулся Михаил. — Мы можем воспользоваться тем, что известно именно тем людям, которые смотрят телевизор, читают газеты, короче говоря, знают Мушмакаева в лицо. Воспользуемся той славой, которую Эльсан Мушмакаев создал себе сам.

— Не тяни! — нетерпеливо бросил Матросов.

— Он создал себе славу героя, который, словно птица Феникс, все время восстает из пепла.

— И что? — не понял Матросов.

— Как говорил Шерлок Холмс, если хочешь спрятать что-то от посторонних глаз, положи это «что-то» на самом видном месте. Дошло?

— Откровенно говоря, нет, — поморщился Матросов.

— До меня тоже, — сказал Денис.

— Мне кажется, я понял. — Савелий покачал головой. — Ты хочешь сказать, что мы можем открыто повезти «раненного героя» на лечение, так?

— Именно так.

— Идея, бесспорно, интересная… — Савелий задумался. — Если бы не два «но»… Вряд ли Мушмакаева можно так запугать, что он согласится с нашими доводами и поедет добровольно, — это во-первых. И второе слабое место: вряд ли все встречающиеся на нашем пути чеченцы безоговорочно поверят, что мы — спасители их героя.

— Что ж, я всегда знал, что башка у тебя не только для головного убора, товарищ капитан, — подмигнул Михаил. — Твое «во-первых» решается достаточно просто: Мушмакаева можно накачать наркотиками. Ста граммов героина хватит на всю дорогу? — Он вытащил из кармана полиэтиленовый пакетик.

— Откуда? — удивился Савелий.

— Подобрал возле трупа Удди.

— А как быть с «во-вторых»?

— Думаю, что это тоже решаемая проблема. Моя сводная сестра заведует в больнице хирургическим отделением. И больница находится как раз по пути следования к Мушмакаеву. Остановимся, возьмем у нее историю болезни Мушмакаева и направление на операцию, допустим, в Санкт-Петербург, причем, сразу на двух языках — русском и чеченском…

— Думаешь, удастся ее уговорить? — недоверчиво спросил Савелий. — Ведь в случае чего она же первая подпадет под подозрение.

— Она очень любила дядю Ясу, — с грустью произнес Михаил, словно этим все объясняя.

— Ну что же… — Савелий наморщил лоб: в голове у него вертелась какая-то мысль, которую он пытался ухватить, но она все ускользала.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Михаил.

— Подожди! — отмахнулся Савелий. — Вот! — наконец воскликнул он. — По-моему, я нашел логическое продолжение и фундамент для твоей идеи. Все медицинские документы Мушмакаева должны быть на трех языках: чеченском, русском и английском. И везти его мы должны не в Россию, что сразу же насторожит любого чеченца, а за границу!

— Любишь ты заграничные дела, — усмехнулся Михаил. — Должен признать, что ты, как говорится, одной левой устранил слабые места в моем плане. Только куда мы с ним отправимся?

— По «официальной» версии — в Лондон, на самом деле — в Болгарию, через Азербайджан и Турцию. — Савелий с победным видом взглянул на ребят. — Что скажете? Как насчет погреться на берегу Черного моря?

— Отлично! — воскликнул Матросов. — Дело совсем за малым: взять Мушмакаева. — Он криво усмехнулся.

— Никуда эта мразь от нас не денется! — Глаза Михаила зло сверкнули.

— Точно! — Савелий хлопнул его по плечу. — Знаешь анекдот? Приходят в камеру контролеры, чтобы провести проверку. «Иванов!» — «Я!» — «Петров!» — «Я!» — «Сидоров!» — «Здесь!» — «А куда ж ты на х… в тюрьме денешься!»

Все расхохотались.

— Ладно, — сказал Савелий, — хватит ржать. План, насколько я понял, принимается единогласно?

— Со всеми твоими дополнениями, — ответил Михаил.

— В таком случае, в путь! Миша, за руль!

Прихватив рюкзаки, они покинули свое временное пристанище, забрались в УАЗик и отправились в путь. Один Бог знал, что ждало их впереди…

Пока Савелий со своей группой разрабатывали план действий, группа Воронова быстро мчалась по дорогам Дагестана. В какой-то момент Андрей стал с беспокойством всматриваться вперед: слишком уж все гладко! Прошло больше трех с половиной часов, а они даже ни разу не остановились. Владимир вел машину ровно и уверенно, словно много раз ездил по этой дороге. Иногда им встречались люди. Заметив незнакомую машину, они сначала проявляли некоторый интерес, но, разглядев чеченский номер, тут же старательно делали вид, что им совершенно все равно, кто это там едет.

Ребята остановились возле небольшого лесочка, быстро перекусили и вновь отправились в дорогу, решив ехать до тех пор, пока есть возможность или пока не нужно будет заправлять машину.

Вскоре стемнело. Вдалеке показались огни.

— Кажется, Кизляр впереди, — заметил Трегубенков.

— Кажется? — удивленно произнес Воронов. — Ты так уверенно ведешь машину, что я думал, ты знаешь, где мы находимся.

— В темноте трудно ориентироваться, но я уверен, что едем мы правильно. Махачкалу не проедем, гарантирую.

— Надеюсь, — не очень уверенно сказал Воронов.

Они миновали довольно крупный поселок, похожий, скорее, на небольшой городок, и вновь оказались на главной магистрали, стремительно проскочили несколько десятков километров и очутились в лесополосе. Если до этого городка им, хотя и редко, попадались машины, то сейчас шоссе словно вымерло, а в свете фар темные деревья, мелькающие по обе стороны дороги, выглядели зловеще. У Воронова появилось какое-то нехорошее предчувствие, и он громко сказал:

— Ребята, кончай ночевать! Повнимательнее, пожалуйста! Гляди по сторонам в оба!

— Что-то заметил, товарищ майор? — мгновенно насторожился Трегубенков.

— Да нет, темно слишком…

Еще раньше, только отъехав от Хасавюрта, они договорились в случае обстрела не пытаться оторваться — машина перегружена, и скорости быстро не наберет. Поэтому решили: при первом же выстреле останавливать машину, высыпать из нее, рассредоточиваться и самостоятельно открывать огонь по противнику. Учитывая плохое самочувствие Никиты Цыплакова, пришли к выводу, что ему лучше оставаться в машине, по возможности быстро опустившись на пол между сиденьями. А чтобы он чувствовал себя более уверенно, Воронов, узнав, что тот понюхал уже пота солдатской казармы, вручил ему автомат Калашникова, шутливо заметив, что Никита не перепутает цель и не станет стрелять по своим.

Вспомнив об этом, Воронов скосил глаза на их попутчика и с удовлетворением увидел, что тот держится молодцом: во всяком случае, при первом же обращении Воронова тут же открыл глаза и проверил автомат.

— Никита в полной боевой готовности. Можно быть спокой… — опять хотел пошутить Воронов, чтобы ободрить уставших ребят, однако договорить не успел: прозвучала короткая автоматная очередь. Казалось бы, этого ждали в любой момент, и все равно стрельба оказалась неожиданностью.

— Черт! — вскрикнул кто-то.

Воронову показалось, что голос принадлежал Роману: видимо, его задело.

— Пригнитесь! — крикнул Андрей.

При первых же выстрелах отлично среагировал Владимир: он крутанул руль, и машина резко свернула на обочину, тут же остановилась, и ребята быстро выпрыгнули. Трегубенков автоматически выключил фары. Стояла кромешная тьма. Где находятся те, кто стрелял, неизвестно, значит, разговаривать нельзя. Воронов прислушался: чуть слышное дыхание рядом успокаивало — значит, ребята успели выскочить из машины вместе с ним.

Кто стрелял? Бандиты? Или военные? Несколько томительных минут неизвестности заставили Воронова понервничать. Андрей успел заметить вспышки автоматной очереди, но стрелять в ту сторону означало обнаружить себя и показать, что они тоже вооружены. Стараясь не шуметь, Воронов осторожно развязал рюкзак, вытащил из него прибор ночного видения, напялил на голову и стал всматриваться в сторону неприятеля. Наконец разглядел одного: мужчина, вооруженный автоматом Калашникова, прятался за деревом и тоже всматривался в их сторону, очевидно, также пытаясь определить, свои или чужие ехали в машине. Нужно ждать.

— Эй, вы живы? — по-русски крикнул стоявший за деревом мужик. Голос у него был хриплый, прокуренный.

Воронов растерялся: если вопрос задан не случайно — это разведка словом. В этот момент инициативу взял в свои руки Трегубенков.

— Со хажа эшуш хума дуй хан, доттага? — произнес он с такой усмешкой, словно спросил стрелявшего, давно ли тот менял свои носки.

— Что он сказал? — Это был другой голос, тонкий, почти писклявый.

— Кажется, послал куда подальше… — ответил мужик, которого Воронов мысленно окрестил «Хриплым».

— Да нет, он спросил тебя, идиот, чем может быть нам полезен, — грубо возразил кто-то третий.

— Вы что, чеченцы? — спросил Хриплый.

— Допустим, — по-русски сказал Михаил.

— Вот что, мужики, давайте разойдемся без лишней крови, — миролюбиво предложил Хриплый.

— Что ты хочешь?

— Нам нужны «колеса». Оставляете тачку и топайте себе восвояси. Обещаем, что никого не тронем. — Несмотря на браваду, в его голосе чувствовалась неуверенность.

Теперь стало ясно, что это бандиты. И здесь уже неважно, какой они национальности: с бандитами любой национальности разговор может быть только один — разговор силы.

— Послушай, ты. Хриплый, — вступил Воронов агрессивно, давая понять остальным ребятам, что можно приступать к активным действиям. — У меня — другое предложение. — К этому времени он уже успел оценить обстановку и рассмотреть, кто где прячется.

Его ребята рассыпались полукругом, заняв более-менее удобную позицию: во всяком случае, начни бандиты стрелять, никого не заденет. К счастью, у бандитов, судя по их поведению, вряд ли был опыт боевых действий: они гуртом прятались за кустами метрах в тридцати от Воронова. Их было четверо. Заметил Воронов и то, что Роман действительно тяжело ранен, а Трегубенков смотрит на него, Воронова, во второй прибор ночного видения. Воронов сделал ему знак обойти бандитов. И Владимир, продолжая разговор, уверенно передвигался вправо, чтобы застигнуть тех врасплох.

— Какое у тебя предложение? — спросил Хриплый.

— Вы бросаете оружие, поднимаете руки и выходите на дорогу, — произнес Воронов. — Даю слово, что в этом случае все четверо останутся живы.

— Да мы таких, как ты, вчера только троих на дереве развесили вместо игрушек! Иди и попробуй взять меня, защитничек! — Хриплый вышел из-за дерева, открыл яростный огонь, и несколько пуль вспороли землю рядом с Вороновым.

Андрей направил на него спецфонарь, включил свет, и узкий яркий луч ослепил бандита. Еще одно нажатие на кнопку — и освобожденная энергия мощного заряда вытолкнула десять с лишним граммов сплава, которые через мгновение разнесли Хриплому череп.

— Храп! — с беспокойством позвал писклявый голос. — Храп, ты где? Чего молчишь?