— Абсолютно уверена. Женщина, умершая в Нью-Йорке в доме напротив его апартаментов, была заядлой курильщицей. А я не курю, и особо подчеркнула это, когда он был здесь. Еще я сказала, что никуда не выезжала в последние несколько недель, и могла доказать это, если бы он стал подозревать меня во лжи. И наконец, не забудь, что я жива, а та женщина мертва.
— Короче говоря, когда он уходил, ему и в голову не могло прийти, что заманившая его в постель замужняя красотка, сбившаяся с пути истинного, и мертвая женщина из Нью-Йорка, — одно и то же лицо.
— Конечно нет. И потом, он не ушел, — засмеялась Гретхен, — он спасся бегством. Был в страшном замешательстве и, по-моему, даже запаниковал, посчитав меня — как мы и планировали — неуравновешенной, взбалмошной особой. Вот как ты стал претендентом на участие в Женеве от фон Тибольтов. — Гретхен перестала смеяться. — Правда, он прихватил с собой фотографию Тони, что совсем не входило в наши планы. Я полагаю, ты хочешь вернуть этот снимок?
— Да, — кивнул Теннисон.
— И что ты будешь говорить Холкрофту?
— Он думает, что Бомонт был агентом «Одессы»; что я обделывал какие-то делишки с Граффом и бежал из Бразилии, спасая свою шкуру. Так он сказал Кесслеру. Но Холкрофт понятия не имеет о том, что произошло в Рио на самом деле, и подозревает меня лишь в убийстве. Только это его и тревожит. — Теннисон улыбнулся. — Я сыграю на его предположениях. Придумаю нечто настолько удивительное и ошеломляющее, что покажусь ему святее самого Иоанна Крестителя. И конечно, не премину поблагодарить его за то, что он убрал этого ужасного Бомонта с нашего пути.
Гретхен притянула руку брата к себе, поместила ее между обтянутыми чулками бедрами и, сжав ноги, принялась тереться о ладонь Теннисона.
— Ты не просто красив. Ты изумителен.
— А потом я выверну ситуацию наизнанку, и уже ему придется убеждать меня, что он достоин участия в Женеве. С точки зрения психологии, жизненно важно поставить Холкрофта именно в такое положение: в этом случае его зависимость от меня неизмеримо возрастет.
Гретхен сжала ноги покрепче, взялась за запястье брата и стала резко двигать его рукой.
— Твоя речь возбуждает меня, ты ведь знаешь об этом?
— Погоди еще немного, любовь моя... Единственная моя... Нам нужно закончить разговор. — Теннисон погрузил пальцы в промежность сестры. Гретхен застонала. — Конечно, поговорив с Хелден, я буду лучше знать, что сказать американцу.
— Значит, ты хочешь увидеться с ней до встречи с Холкрофтом?
— Да. Позвоню и скажу, что мне нужно срочно встретиться с ней. Впервые в жизни она увидит меня обуреваемым сомнениями и отчаянно нуждающимся в ее совете.
— Блестяще! — Гретхен вынула руку брата из своей промежности и положила себе на грудь. — А наша сестричка все еще носится с обломками кораблекрушений? С этими бородатыми «проклятыми», не имеющими привычки чистить зубы?
— Конечно. Она чувствует себя нужной, а это всегда было ее слабостью.
— Потому что она родилась не в рейхе. Теннисон иронически усмехнулся:
— Дабы полностью удовлетворить свою потребность быть нужной окружающим, она решила стать сиделкой. Живет в доме Полковника и ухаживает за этим мерзким калекой. Дважды в день меняет машины, чтобы не привести к нему на хвосте убийц из «Возмездия» и «Одессы».
— Кто-нибудь из них однажды прикончит ее, — задумчиво произнесла Гретхен. — Надо над этим серьезно подумать. Как только получим деньги, Хелден нужно вызволять. Она не дура, Иоганн, и вряд ли захочет стать очередной жертвой «Возмездия» или «Одессы».
— Я уже об этом думал... Кстати, об убийствах: скажи, Холкрофт не упоминал при тебе имя Питера Болдуина?
— Нет. Ни слова не сказал. Я ведь играла роль взбалмошной, обиженной супругом женщины. Поэтому он, с одной стороны, не хотел меня пугать, а с другой — не желал давать мне сведений, представляющих опасность для Женевы.
Теннисон кивнул. Они с сестрой все рассчитали правильно.
— А как он реагировал на мое имя?
— Я не оставила ему времени на реагирование, — ответила Гретхен. — Я просто сказала, что фон Тибольтов будешь представлять ты... Как тебе кажется, почему Болдуин хотел перехватить Холкрофта в Нью-Йорке?
— Я попытался составить цельную картину, и вот что получилось. Болдуин был агентом МИ-б в Праге и продавал свою информацию каждому, кто оценит его преданность в большую, нежели конкуренты, сумму. Так продолжалось до тех пор, пока на него не пали подозрения своих же людей. Они его уволили, но суду предавать не стали, ибо у них не было достаточно улик: Болдуин в прошлом был двойным агентом и использовал это обстоятельство как прикрытие, клятвенно утверждая, что и в Праге вел двойную игру. Кроме того, Болдуин знал имена всех британских агентов в Центральной Европе и, очевидно, намекнул начальству, что вся эта сеть будет провалена, если с ним что-то случится. Во всяком случае, он сумел доказать свою невиновность и утверждал потом, что его наказали за слишком хорошую работу.
— А какое это имеет отношение к Холкрофту?
— Чтобы понять Болдуина, нужно его видеть. Он и в самом деле был очень хорош, а его источники информации — одни из самых надежных. Вдобавок ко всему Болдуин был профессиональным сыскарем: он мог выследить и вынюхать все, что угодно. Будучи в Праге, Болдуин узнал о том, что, по слухам, в Женеве прячут целое состояние, награбленное нацистами. В этом слухе не было бы ничего необычного — подобные истории возникали чуть ли не каждый год после падения Берлина, — если бы на сей раз не упомянули имя Клаузена. Впрочем, и в этом нет ничего удивительного: Клаузена некогда называли финансовым гением рейха. Но Болдуин не был бы самим собой, если бы не проверил этот слух с величайшей въедливостью. Таков его стиль работы.
— И он стал копаться в архивных донесениях агентов, догадалась Гретхен.
— Именно. Сосредоточив внимание прежде всего на документах министерства финансов. Со счетов этого ведомства были сделаны сотни денежных переводов. В десятках случаен получателем был некий Манфреди. Теперь Болдуину оставалось только терпеливо ждать, следя за осторожными перемещениями средств внутри банка. И он своего часа дождался. Манфреди стал искать контактов с дотоле неизвестным американцем Холкрофтом, и Болдуин опять начал копать. Так он вышел на мать Холкрофта.
— Которой в стратегических планах Манфреди отводилась одна из главных ролей? — вновь прервала Гретхен.
— Да. С самого начала, — кивнул Теннисон. — Манфреди убедил Клаузена, что его супруга должна покинуть Германию. У нее были деньги, и она легко могла войти в финансовые круги Америки, оказывая нам неоценимую помощь за океаном. Клаузену, в свою очередь, удалось убедить супругу, но, по сути, нынешняя Альтина явилась созданием именно Манфреди.
— Под доброй маской гнома скрывался Макиавелли, — заметила Гретхен.
— Без этой невинной добродетельности ему вряд ли удалось бы выкрутиться. Но сравнивать Манфреди с Макиавелли некорректно. Манфреди интересовали только деньги; ему нужна была власть денег. Он был закадычным другом золотых запасов и стремился взять под свой контроль агентство в Цюрихе. Поэтому мы его и убили.
— А что именно удалось выведать Болдуину?
— Нам этого никогда не узнать. Но благодаря своим поискам он мог бы реабилитировать себя перед британской разведкой. Видишь ли, Болдуин не вел двойную игру. Он был тем, кем и должен был быть: чрезвычайно эффективным агентом МИ-6 в Праге.
— Он встречался с Манфреди?
— Да! Болдуин добился встречи, намекнув на то, что знает о Женеве. Только он немного опоздал. — Теннисон улыбнулся. — Могу себе представить эту стычку: два профессионала кружат один вокруг другого, и каждый страстно жаждет своего: первый — добыть информацию, а второй — скрыть ее любой ценой, понимая, что разглашение тайны грозит катастрофой. Наверняка они о чем-то договорились, но, как и следовало ожидать, Манфреди слова не сдержал: он сначала стал искать встречи с Холкрофтом, а уже потом предупредил нас о Болдуине. Расчет верный: твоего мужа хватают на месте преступления сразу после того, как он убьет Питера Болдуина, и Эрнст Манфреди остается чистеньким в стороне. Да, этот человек был достоин уважения. Он ведь мог выиграть.
— Но только не у Иоганна фон Тибольта, — сказала с гордостью Гретхен, прижимая руку брата к своим обнаженным соскам. — Кстати, я получила шифровку от Граф-фа. Он опять обижен. Говорит, что мы не держим его в курсе дела.
— Впадает в маразм. Старик отслужил свое. Возраст делает его неосторожным: сейчас не время посылать шифровки в Англию. Боюсь, настало время для нашего друга в Бразилии.
— Ты пошлешь приказ?
— На рассвете. Проклятая «Одесса» понесет еще одну потерю. Он слишком хорошо меня учил. — Теннисон наклонился к сестре, лаская ее груди. — Вот теперь наш разговор закончен. И как всегда после беседы с тобой, я чувствую необыкновенную ясность в мыслях. Мне больше не о чем расспрашивать тебя и нечего добавить к сказанному.
— Тогда перейдем к делу. Мы так долго беседовали, что ты, должно быть, весь горишь. Сейчас я о тебе позабочусь.
— Ты заботишься обо мне с самого детства, — ответил Теннисон, целуя ее губы. Гретхен лихорадочно ощупывала его брюки. И брат и сестра дрожали от страсти.
* * *
Гретхен лежала рядом с ним. Она спала — удовлетворенная, утомленная. Теннисон прислушался к ее ровному Дыханию, поднес руку к глазам и взглянул на светящийся Циферблат. Полтретьего пополуночи. Пора вершить злодеяние, которого требует от него завет «Вольфшанце». Все нити, ведущие в Женеву, нужно оборвать.
Нащупав подле кровати одну из своих туфель, он поднял ее с пола. Так же на ощупь нашел металлический диск в центре каблука, нажал на него и стал вращать влево, высвобождая пружину. Отвернув колпачок, он положил его на тумбочку, потом наклонил туфлю и вытянул из отверстия десятидюймовую стальную иглу, спрятанную в микроскопическом пазу, высверленном в подошве башмака. Игла гнулась, но сломать ее было невозможно. Если правильно ввести иглу между четвертым и пятым ребром, то она проткнет сердце, оставив после себя такую крохотную отметину, которую с трудом можно обнаружить даже при вскрытии.
Зажав иглу между большим и указательным пальцами правой руки, Теннисон дотронулся левой до груди Гретхен, погладил ее по плечу. Сестра проснулась.
— Ты ненасытен, — шепнула она, улыбаясь.
— Только с тобой, — ответил он, отрывая ее от постели и прижимая к себе. — Ты моя единственная любовь, — сказал он, занося правую руку за ее спину. Провел пальцами сверху вниз, нащупал нужное место, согнул запястье, приставил иглу и резко воткнул ее в тело своей сестры.
* * *
В путанице сельских дорог можно было легко заблудиться, но Теннисон хорошо запомнил маршрут. Он знал, как добраться до уединенного коттеджа, в котором обитал загадочный Полковник, предатель рейха. Даже кличка Полковник звучала иронической насмешкой. На самом деле обладатель этого прозвища был генералом вермахта, и звали его Клаус Фалькенгейм. В свое время он был четвертым по рангу военным чином в Германии. Равные по званию военачальники превозносили его до небес, даже сам фюрер не скупился на похвалу. А теперь этот шакал живет в блестящей пустотелой скорлупе.
Господи, как Иоганн фон Тибольт .ненавидел Полковника — этого жалкого лжеца! Но Джон Теннисон никогда не покажет своих чувств. Напротив, он будет вилять хвостом перед стариком и трепетать в благоговении. Потому что только таким образом можно привлечь к сотрудничеству младшую сестру.
—Теннисон позвонил Хелден в «Галлимар» и сообщил, что собирается посмотреть, где она живет. Да, он знает, что Хелден обитает в маленьком доме Полковника; да, он знает, где этот дом находится.
— Я же теперь журналист. А хорошему журналисту без хорошего досье никак нельзя.
Сестра была ошеломлена. Брат настаивал на том, чтобы они увиделись утром, перед тем как он отправится на встречу с Холкрофтом. Иоганн сказал, что не станет говорить с американцем, пока не увидит ее. Быть может, добавил он. Полковник сумеет помочь ему разобраться в ситуации и развеет его сомнения.
Теннисон свернул на раскисшую проселочную дорогу, которая, петляя среди высокой травы, вела в буйно заросшую лощину, надежно укрывавшую дом Полковника от посторонних глаз. Три минуты спустя Теннисон затормозил у коттеджа. Распахнулась дверь, и навстречу ему вышла Хелден. Как она хороша! И как похожа на Гретхен...
Брат и сестра порывисто обнялись — оба нервничали перед встречей с Полковником, а Хелден и не пыталась скрыть своего замешательства. Она ввела Теннисона в небольшой дом со спартанской обстановкой. Полковник стоял у камина. Хелден представила мужчин друг другу.
— Эту минуту я буду помнить всю жизнь, — начал Теннисон. — Вы снискали почет и уважение всех немцев. Если только я смогу быть удостоен чести служить вам, то буду готов исполнить любое ваше желание. Вам следует лишь сказать об этом Хелден.
— Вы очень добры, господин фон Тибольт, — ответил старик. — Но если я правильно понял вашу сестру, то это вам что-то нужно от меня, а я, честно говоря, не представляю, чем могу быть полезен.
— У меня проблемы с американцем. С Холкрофтом.
— А в чем дело? — спросила Хелден.
— Тридцать лет назад три выдающихся человека совершили беспримерный подвиг, придумав изумительный способ возместить страдания, причиненные лучшим сынам Германии мясниками и маньяками. Обстоятельства складывались тогда таким образом, что на ключевую роль в распределении миллионов решили назначить Холкрофта. И вот теперь он просит меня о встрече, предлагает сотрудничество... — Теннисон замялся, как бы подыскивая слова.
— И что же? — двинулся навстречу Полковник.
— Я ему не верю, — сказал Теннисон. — Он встречался с нацистами. С теми, кто хочет убить нас, Хелден. С людьми вроде Мориса Граффа.
— О чем ты? — не поняла Хелден.
— Кровопийцы-палачи вновь поднимают головы. Холкрофт — наци.
У Хелден от удивления вытянулось лицо. Глаза ее гневно заблестели.
— Это абсурд! Иоганн, это бред!
— Да? А мне так не кажется.
* * *
Ноэль дождался, пока Хелден уйдет на работу, прежде чем позвонил Майлзу в Нью-Йорк. Всю ночь они с Хелден предавались любви, и Ноэль понял, что ему удалось убедить ее не прерывать с ним отношений. Долгая совместная жизнь была предрешена. И теперь это вдруг стало его тревожить.
Зазвонил телефон.
— Да-да, девушка. Мистер Фреска. Вызывает лейтенанта Майлза.
— Я так и знал, что это вы, — раздался в трубке голос, совершенно не соответствующий внешности Майлза. — Нашел вас Интерпол?
— Нашел?! Да за мной всюду рыскали шпики! По-моему, это называется слежкой, а не поиском. Ваших рук дело?