бы много лучше, если бы у нас вовсе не было никаких Отделов
Здравоохранения, потому что они прививают очень многим привычку обращаться
не к частному врачу, а в бесплатные больницы, - а это сокращает число
врачей, и нас становится все меньше и меньше - тех, кто призван
недремлющим оком следить за болезнями.
практичность - ты называл ее когда-то "меркантильностью". Теперь ты,
конечно, видишь, что надо содержать жену и детей, и никто другой не станет
их за тебя содержать.
обращайся прямо ко мне. Пиккербо чудак, он не даст тебе правильной
ориентации - тебе нужно завязать связи с положительными, солидными,
преуспевающими деловыми людьми.
состоятельного человека, никого другого, как мистера С.А.Пизли, фабриканта
машин для раскидывания навоза, известных под названием "Маргаритка".
нужно завести ребенка! У нас с Эрвингом двое, и вы не можете себе
представить, сколько мы находим в них интересного, с ними мы словно не
старимся.
"учились вместе, в стенах доброго старого У". Он и слышать не желал об
отказе.
что лишен школьного патриотизма. Но я-то знаю, я знаю, что это у тебя
напускное, ты любишь старый Уиннемак и почитаешь наших профов не меньше,
чем все другие. Я знаю тебя, может быть, лучше, чем ты сам! Ну, давай!
Тряхнем стариной и споем "Alma Mater Уиннемак, мать здоровых, сильных!"
Она направилась к роялю и решительно заколотила по клавишам.
излияниями и воспоминаниями, Мартин и Леора выбрались, наконец, на улицу и
выговорились вволю:
Я начинаю верить, что хоть он и трещотка, но все-таки не лишен мозгов.
по имени Орхидея.
вступить во множество ассоциаций, клубов, орденов, лиг и "движений",
которыми кипел Наутилус; в Торговую Палату, в лыжно-туристский клуб
"Мокассин", в клуб Лосей, в братство Чудаков, в Медицинское общество
округа Эванджелин. Мартин противился, но те говорили обиженно: "Знаете,
дружок, если вы собираетесь быть общественным деятелем и если вы хоть
сколько-нибудь цените наши старания создать вам здесь популярность..."
плакавшиеся в Уитсильвании на скуку, сетовали теперь, что не могут ни
одного вечера посидеть спокойно дома. Но они понемногу освоились, свободно
держались в обществе, одевались и выезжали без душевного трепета. Они
переменили свою деревенскую манеру танцевать на более модную; научились
довольно скверно играть в бридж и прилично в теннис; и Мартин, не из
доблести и героизма, а просто в силу привычки, перестал злиться на легкую
светскую болтовню.
разбойников с большой дороги и принимали их за очень милую молодую чету:
раз им покровительствует доктор Пиккербо, они, конечно, серьезные и
передовые, а коль скоро их опекают Эрвинг Уотерс и его супруга, то,
значит, они почтенные граждане.
никак не мог уразуметь, что частые отказы Мартина от его приглашений
вызваны просто нежеланием приходить. Он открыл в Мартине признаки ереси и
с преданностью, усердием и тяжеловесным юмором принялся за спасение
товарища. Нередко, чтобы развлечь других гостей, он упрашивал:
поддерживали миссис Уотерс в убеждении, что она - нежнейший плод вековой
культуры, и вот она задалась целью перевоспитать варваров Эроусмитов. Она
порицала Мартина, когда он чертыхался, Леору, когда она курила, их обоих,
когда им случалось обремизиться, играя в бридж. Но она никогда не журила
их. Журить означало бы допускать, что есть люди, не признающие ее
суверенной власти. Она просто отдавала приказания - краткие, шутливые,
предваряя их визгливым "бросьте дурить", - и считала, что вопрос исчерпан.
респектабельным членом общества, чем продолжать драку.
сколько новизна положения: приятно было убеждаться, что в Наутилусе его
слушают, как никогда не слушали в Уитсильвании, что им восторгается
Орхидея.
простой и быстрой, чем вассермановская. Но едва его обленившиеся пальцы и
заржавелый мозг начали снова привыкать к лаборатории и пламенным
гипотезам, как его отвлекли; надо было помочь доктору Пиккербо в снискании
популярности. Мартина уговорили впервые в его жизни выступить публично:
сделать доклад "Чему учит лаборатория в вопросе об эпидемиях" на
бесплатных дневных воскресных курсах универсалистской церкви "Звезда
надежды".
била лихорадка при мысли о том страшном, что ему предстояло сделать, а
когда он подходил к "Звезде надежды", он был на грани отчаяния.
меня, - трепетал Мартин, - а мне им нечего сказать!" И уж совсем дураком
почувствовал он себя, когда те, кто, казалось бы, горели желанием его
послушать, не признали его, и распорядитель, всем без разбора пожимавший
руки в византийском портале, выпалил:
кругом, с подъезда на Бевис-стрит.
облаченные в визитки и в интеллигентно-христианскую учтивость.
дамам, окружили вежливым и щебечущим кольцом и грозно ожидали, чтоб он
сказал что-нибудь умное. Потом, страдающего, смертельно запуганного и
немого, его провели под сводами арки в аудиторию. Миллионы лиц взирали на
его виновато-незначительную фигуру - лица над изогнутыми линиями скамей,
лица на низком балконе: глаза следили за ним, и брали под сомнение, и
примечали его стоптанные каблуки.
обрядами. Пока Мартин дрожал и старался нагло глядеть на публику, которая
сама на него глядела; пока он сидел, обнаженный, беззащитный, выставленный
напоказ на высокой кафедре, - пастор сделал оповещение об очередном
Миссионерском Ужине в четверг и о Детском Клубе Маршировки. Спели два-три
коротких и бодрых гимна (Мартин в это время не знал, стоять ему или
сидеть), и директор помолился "о ниспослании сил нашему другу-докладчику
возвестить свое слово". Во время молитвы Мартин сидел, закрывши лоб
ладонью, чувствовал себя дураком, и в мозгу у него проносилось:
Черт подери, неужто он никогда не кончит?.. Тьфу, пропасть! Что я хотел
сказать об окуривании? Бог ты мой, он уже заканчивает, сейчас мне
начинать!.."
руками, и голос его зазвучал, произнося как будто осмысленные слова. Из
тумана стали выступать отдельные лица. Мартин выбрал настороженного
старичка и старался рассмешить его и поразить.
он отвел глаза в сторону от тропы лиц, убегавшей в гору прямо перед ним.
Глянул на балкон...
вакцинах, но, в то время как голос его продолжал жужжать, этот церковный
лектор заметил две шелковые ножки, выделявшиеся в первом ряду балкона,
обнаружил, что они принадлежат Орхидее Пиккербо и что она мечет вниз
стрелы восхищения.
лекторы после всякой лекции удостаиваются таких аплодисментов, - и
директор курсов говорил ему самые лестные слова, и публика валила к выходу
с самой ревностной поспешностью, и Мартин обнаружил, что стоит в притворе
и держит за руку Орхидею и она щебечет самым нежным голоском:
частью такие нудные, старые, а ваш доклад был великолепен! Лечу домой и
порадую папу! Он будет в восторге!
них глазами жены.
Корнев Павел
Никитин Юрий
Сапковский Анджей
Скальци Джон
Володихин Дмитрий
Свержин Владимир