Это будет предметное исследование мафии, ее ужасной, разъедающей
человеческие сердца и души сущности.
ушел к себе в комнату, закрыв дверь так резко, что я услышал это, сидя на
кухне. Я сразу почувствовал, как ты раздражен. Твое настроение всегда
передавалось мне.
художник, идет на поклон к парфюмеру! Но я не мог понять, какой вывод ты
сделал из этого верного посыла: "Отец продает душу дьяволу?" Или: "Бедный
старик, с кем ему приходится иметь дело в его работе?!" Или: "Пусть он
себе ходит, а я живу в мире абстрактных формул, мне это не надо". Словом,
в доме п о в и с л о раздражение, и я, видя, как ты нервничаешь (румянец
двумя пятнами выступил у тебя на скулах), был вынужден сказать, что я
пойду один. Наверное, я был снова не прав. Я был обязан заставить тебя
пойти со мною вместе, объяснив, что мужское дружество предполагает
взаимовыручку, ощущение чувства локтя, уверенность в том, что прикрыта
спина... Но я тогда не сделал этого... Я виноват кругом, потому что
воспитание ребенка, увы, предполагает не только ласку, но и твердость. Ты
в этом убедишься, когда у тебя будут дети, помяни мое слово... Понятно, я
вернулся от Равиньоли раздраженным, потому что, конечно же, там царил иной
дух, отличный от того, в котором живем мы; а я был один; а ты п о з в о л
и л себе оставить меня одного... Мне бы ночью прийти к тебе и сказать:
"Сын, это очень плохо, когда друзей бросают в беде..." Но я испугался
того, что ты - ничего не попишешь, математик, логика твоя стихия -
ответишь: "А зачем ты роняешь себя, принимая эти приглашения?" Я должен
был спокойно возразить, объяснив про мой замысел о картине про мафию. Но
ведь ты знал об этом замысле! Знал, Стив! Я боялся, что ты скажешь: "Делай
другую картину, у тебя есть что сказать и без мафии..." Логично?
когда приезжал продюсер Гринберг, ты не любишь его, но что делать, ведь
именно он пока что финансирует мои фильмы, и когда вваливался Берни,
действительно назойлив, но именно он ведет наши с тобою дела... И кстати,
прожил шесть лет в сельве, среди индейцев; направь разговор в нужное
русло, получил бы массу поразительной информации... В пустыне глаз
отдыхает на маленькой травинке; во время д е л о в ы х ужинов глаз должен
отдыхать на самом близком, на друге, сообщнике, на сыне... Ты лишил меня
права на такого рода отдых... Но ведь если бы я, рассердившись, прервал
свою "деловую активность", будь она неладна, как бы ты продолжал обучение
в университете?! Кто платил бы за тебя три тысячи долларов в год?! Кто бы
оплачивал твои расходы на бензин? Университет расположен далеко от дома, в
автобусе ехать часа два, а я сам учил тебя ценить время. Но ведь ты не
работал, как сын Джекобса, на бензоколонке по ночам... А я не пошел к тете
Мэри и не съездил к бабушке, чтобы они п о в л и я л и на тебя... Одна моя
приятельница как-то сказала:
просить.
также из того, что дети на о п ы т е познают ценность духовных и
материальных благ, получаемых от родителей.
такого же отношения к ней, какое у меня возникло к твоему кумиру,
математическому квакеру Робертсону; я перестал видеться с ней. Сейчас, по
прошествии лет, я стал часто вспоминать ее слова. Нет, я не жалею о том,
что прервал наши отношения, - все, что происходит, происходит к лучшему,
тем более что я никому и никогда не смогу простить дурного или
неуважительного слова о моем сыне. То, что я говорю тебе, - это одно;
никому другому это не позволено.
плохо? В чем-то да. В чем-то нет. В мире нет однозначных понятий. Хорошо
ли, что ты привык к тому, что любое твое желание будет мною выполнено?
Плохо. И это не твоя вина, а моя беда... Вообще, если внимательно
прочитаешь письмо, легко поймешь, что оно звучит приговором самому себе. В
том, что отношения между отцами и детьми отклоняются от первозданных,
виноваты родители. И, как правило, такое чаще случается в семьях
интеллигентов. Знаешь почему? Мы слишком обидчивы. Как бабы. Я, например,
знаю, что автор постоянной колонки, освещающей новинки кинематографа,
сукин сын Ларри Арc, настоящий расист, для него не только негр человек
"низшей расы", но и я, итальянец, тоже "неполноценный". Я знаю, что он
связан с ку-клукс-клановской бандой и прочими фашистскими союзами,
ратующими за "чистоту крови" и "верность почве". Но вместо того чтобы
ответить на его злую, мелочную, пристрастную критику, привлечь его к суду,
я обижаюсь... Мы, интеллигенты, уж очень часто обижаемся, так вернее... А
он потирает руки. Капля долбит камень! Не все смотрят мою картину, но
почти все читают скандальную хронику Ларри о фильмах и режиссерах!
Обидевшись на какое-то время - как раз в такие дни я бывал особо замкнут,
что несколько сердило тебя (а я про это не хотел тебе говорить, чтобы не
расстраивать), - я начинал новую работу и в ней находил успокоение, а
также в тех добрых письмах, которые присылали тысячи моих зрителей... Черт
с ним, думал я о Ларри Арсе и подобных ему... Впредь я этого делать не
намерен... Надо отвечать немедленно и беспощадно на каждую мелкую
подлость, потому что именно из них, из этих малозаметных широкой публике
мелочей, рождается зло...
лучший сын изо всех, какие есть на земле, потому что ты из тех денег, что
я тебе давал, покупал подарки своим друзьям, не забывая никого... А я
покупал подарки только тебе...
незримой пуповиной, но взрослые сыновья и дочери получают теперь
гигантскую информацию, их головы полны новыми идеями, иными
представлениями, чего их винить...
переночевать в палатке на деревянные подстилки? А егерь устроился над
нами... Как же ты крепко и зло стукнул меня по больной ноге, когда я
захрапел... А я ведь чертовски трудно засыпаю, а там, на воздухе, решил
обойтись пару дней без снотворного...
прозрачным целлофаном, ты лежал тихий, как мышонок... Что ж ты ему не
сказал: "Потише, приятель, я спать хочу..."
тобой сидели возле чемодана и шутили, мечтали, думали о том, что станем
делать, когда я вернусь...
что надо, я оставил дома. Теперь приходится ходить по душным магазинам и
покупать необходимые мелочи, которые в Швейцарии ужасно дороги...
срочное, поеду... Дописывать не стану, отправлю так, тем более дописать
это невозможно...
тебя к твоей подружке, бо^ с ней... Давай-ка попробуем с чистого листа?
Значит, послезавтра оно будет у тебя.
подвинул Кулькову чашку кофе, - отчего вы так опрометчиво обошлись с
сотенной ассигнацией? Неужели не могли ее сбыть как-то иначе? Зачем
рассчитывались ею в доме друга?
человек, сидящий напротив него в мягком кресле, за маленьким, изящным
столиком, где обычно располагались Груздев, Гречаев и Коновалов, давно и
многократно продумал линию поведения, открывая далеко не все, что знает,
но лишь то, что ему по каким-то неведомым соображениям выгодно.
ним кипу папок, в которых были собраны беседы со всеми, кто знал Кулькова
или даже встречался с ним в течение последних двадцати пяти лет.
Савватеев, кандидат наук из института, заметил между делом, что Кульков,
учась в аспирантуре (диссертацию тогда не защитил, профессор Иванов помог
с л о ж и т ь ее много позже, практически написав от начала до конца),
болезненно, с какой-то даже истеричностью относился к успехам своих
соучеников.
коллегам все персональные дела профессора Иванова? Раньше завистники - в
лице Сальери - давали яд, нынешние пишут анонимочку, но это, пожалуй, еще
пострашнее яда, можно долго наслаждаться видом мучений оболганного.
Воистину: "Ах, какая благодать кости ближнего глодать!"
подшита к бумажке; неподписанное грязное заявление, с которого, еще в
молодости, начались все его катавасии, было напечатано на машинке;
просчитали на компьютерах, и оказалось - Славин поначалу ничего не мог
понять, а потом лицо его внезапно перекосила гримаса какой-то яростной
гадливости, - что о т с т у ч а л и заявленьице на пишущей машинке самого
Иванова; каково?! Славин позвонил профессору, договорился о встрече,
предложил увидеться в кафе. Выехал сразу же, полагаясь на то, что беседа
окажется саморегулирующей; времени на подготовку не было, полнейший
цейтнот.