наступление на Восток приняло такие грандиозные размеры, что
квалифицированных офицеров-строителей не хватает, а строить придется
много: русские не оставляют после своего ухода ни одного завода или
электростанции.
делать то, что до сегодняшнего дня делали немцы, - сказал Поль, чувствуя,
что он продолжает внутреннюю полемику с несчастным Эссеном. Он любил
Эссена, но всему есть предел - подводя себя, Эссен подводил его: надо
уметь выбирать, во всем и всегда надо уметь выбирать, точно взвешивая
возможности и вероятия. - Они обязаны будут делать для нас то, что мы
требуем, не хуже немецких специалистов. Я даю вам все права - добейтесь от
них отличной работы. И никаких поблажек! Победитель должен чувствовать
свою силу, лишь это внесет точность в баланс наших отношений с
побежденными. При этом, естественно, - добавил он, - разумная строгость
обязана быть корректной - мы, национал-социалисты, не будем унижать себя
неразумной пристрастностью.
надо быстро спроектировать особые бараки для детей и женщин, да, это
концентрационные лагеря, да, они необходимы до той поры, пока не будут
выкорчеваны все последыши зла в Европе. Где дети Прокопчук? Это
неизвестно, это выясняется, это будет выяснено в зависимости от
результативности ее работы. В чем обвинен ее муж? В антигосударственной
деятельности, и чем скорее Прокопчук вычеркнет его из памяти, тем будет
лучше для нее: враг немецкой нации не заслуживает снисхождения.
ушла к себе в каморку, хранившую горький запах сигарет Эссена.
ватман, прикрепленный мелкими кнопками к доске, сжимала в холодных,
малоподвижных пальцах карандаши и не слышала себя, не могла задержать в
голове ни одной мысли. Она лишь постоянно чувствовала своих мальчиков, их
лица, но в отличие от Парижа, когда мальчики виделись ей бегающими,
играющими, смеющимися, сейчас она видела их не живыми, во плоти, а как на
фотографиях - испуганные, козьи, напряженные глаза, которые ждали, когда
же наконец вылетит птичка из объектива.
неживые лица своих мальчиков, и за этими неживыми лицами иногда появлялась
высокая фигура их отца в страшной полосатой пижаме, с тачкой в руках, и
колючая проволока, и тогда Ганна слышала крик Эссена: "Там ток!" - а после
этого в ней снова наступала ленивая пустота, и словно бы кто-то другой
тихонько нашептывал ей: "Дальше не думай, не надо".
но не могла заставить себя начать работу.
надо собраться, госпожа Нобе.
стеклянными окнами коттедж. Крыша была односкатной, словно изгибчивая
женская ладонь, застывшая в молитве, обращенной к солнцу. Возле
громадного, во всю стену, окна - маленький бассейн... Ведь малыши так
любят плескаться, когда видят воду, и потом вода сильно отражает солнце,
оно постоянно в ней, даже если лежат низкие облака. Проволочные ограды
Ганна наметила пунктиром, вдали, так, чтобы проволока не была видна детям.
возле бассейна.
строят из песка, это ведь недорого - завезти песок.
задумчивости: эта украинка нашла форму дома, который улавливает солнце,
она осуществила мечту Корбюзье, не понимая этого.
что украинка, видимо, действительно невменяема, и было принято решение
отправить ее в тот концлагерь, где помимо работы в карьерах проводились
медицинские эксперименты над душевнобольными.
его в министерство пропаганды на конкурс приютов для сирот, потерявших
отцов на Восточном фронте, а матерей - под английскими бомбами. "Проект
фрау Нобе" был отмечен премией имени Гитлера, но в серийный запуск так и
не был отправлен, потому что промышленность рейха целиком переключилась на
нужды обороны. А в 1944 году, во время бомбежки, проект сгорел, и не
осталось никаких черновиков, а возобновить его так, как это смогла бы
Ганна Прокопчук, никто не смог бы - для этого надо было потерять то, самое
дорогое, что потеряла она.
опытов в госпиталь доктора Менгеле, она, ощущая пустоту в себе, увидала
наконец своих мальчиков такими, какими оставила - смеющимися, звонкими,
пахучими, шершавыми, и ногти грязные, некому им чистить ногти; они всегда
так боялись стричь ногти, только она умела это делать, когда выносила их
из ванны закутанными в белое мохнатое полотенце, и рассказывала им сказки,
и они не плакали, глядя на ножницы, а слушали ее, и глаза у них были такие
же, как у того голенастого козленка. Менгеле даже отшатнулся от ее лица -
так счастлива была маска смерти, так спокойна она была, и так нежна и
благодарна людям, давшим ей возможность увидать ее мальчиков и пойти к ним
легко и просто, по мягкой дороге, в тишине, которая только потому была
тишиной, что вокруг пели птицы, великое множество веселых, нежных птиц.
Красноармейской улице, пока еще не переименованной в Герингштрассе, звонок
этот показался ему зловещим. Медленно, как это всегда бывало с ним в
минуты опасности, Штирлиц включил ночник и посмотрел на часы: было три
часа утра. Телефон звонил по-прежнему, и было что-то обреченное и
тоскливое в этой повторяемости звонков и тревожных пауз тишины.
словно просматривая кинохронику, только в резко убыстренном темпе. - И
потом, если бы за мной что-то было, вряд ли стали бы звонить. Они бы
пришли без звонка, бесшумно открыв дверь, как я, ломая Дица".
почувствовал, как похолодели пальцы и отяжелел затылок.
если случилось что-нибудь с ней, и сразу же поднял трубку:
какой-то о с о б ы й голос гестаповца.
интересах. А я захвачу Оберлендера и сразу же к Фохту. Мне не хотелось
обращаться ни к кому другому: вы знаете эту сволочь лучше всех других.
Договорились?
смог доказать, кто он есть, - и положил трубку.
ледяная, и вкус ее показался Штирлицу забытым, р у с с к и м.
которую он помнил с юности, была поразительной: дома вода была
по-настоящему студеная, с голубинкой, именно с голубинкой, потому что
сказать о воде "с голубизной" - нельзя, это слишком неповоротливо. Все то,
что неповоротливо, - жалко и глупо, потому что любая неповоротливость - в
мысли или движений - прежде всего тщится сохранить достоинство, а
постоянное внимание к собственному достоинству вырождается в болезненную
подозрительность ж неверие в добро.
Вода всюду одинакова, мы наделяем ее качествами фетиша в зависимости от
нашего внутреннего состояния. И не надо сейчас уходить в эмпиреи, хотя я
прекрасно понимаю, отчего я так настойчиво ухожу в них: это я успокаиваюсь
и хитрю с самим собой".
- они возвращались с праздничного приема в люфтваффе, - помог Ингрид выйти
из "вандерера", проводил ее до тяжелой, с чугунными в ы к р у т а с а м и
калитки и сказал:
поворота.
поворота выскочил "оппель-капитан", набитый рослыми, сосредоточенно
с м о т р я щ и м и гестаповцами, натренированными замечать все, что
нормальному человеку замечать не следовало бы; они увидели тех, за кем
следили; шофер сбавил скорость, гестаповцы заученно сыграли