еще раз через час, когда отказался от попыток уснуть. Ни на один из
звонков не ответили, и телефон отчаянно звенел, как насекомое, на
призывной зов которого не откликнулись. Уже почти наступило утро, когда я
наконец уснул.
закричал в телефон: "Наступает великий день, Бен. Давай позавтракаем. Я
заказываю, что тебе заказать?"
ним стояло огромное блюдо с бифштексами, свининой, почками и яйцами, и еще
копченый лосось, а для начала овсянка, в конце мармелад и кофе. Обычный
завтрак Лорена.
чувствовал себя, как лев, к которому в полдень должны прийти гости. Говоря
"лев", я имею в виду льва-людоеда. Я смазал гладко выбритые щеки двойной
дозой диоровского крема, надел темный кашмировый костюм с темным
галстуком, а Хилари дала мне гвоздику в петлицу. Запах от меня шел, как от
сада роз, в походке было энергичное подпрыгивание, и чувствовал я себя,
как охотник перед добычей.
комнате не вызывает тишины, но Лорена - несомненно вызывает. Слышался
по-прежнему только один громкий голос, убедительная имитация речи верхнего
класса Англии, он гремел в зале. В центре кружка своих подхалимов стоял
Уилфрид Снелл, возвышаясь над ними, как плохо выполненный монумент самому
себе. Ноги его были расставлены, и тело откинулось в позе беременной
женщины, которая должна уравновесить огромный живот. Как будто у Снелла на
талии полупустой мех с вином. Для того, чтобы скрыть гигантский живот, ему
потребовалось столько костюмного материала, что из него вышел бы
театральный занавес. Лицо его целой серией подбородков, похожих на круги
на воде, свисало на грудь. Оно было белым и мягким, будто пластмассовую
кожу заполнили грязным молоком. Рот его на белом фоне казался глубокой
пурпурной щелью, он был постоянно открыт, даже когда Снелл не говорил, а
происходило это очень редко. Волосы - густой дикий кустарник, откуда
непрерывно на плечи и лацканы падал мягкий белый дождь перхоти, и весь он
был увешан разными предметами: пара очков для чтения на шее, как бинокль
командира танка, золотой нож для обрезания сигар торчал из кармана для
монет, из петлицы свисал монокль на черной ленточке, цепочка часов и
кольцо для ключей.
поздороваться с знакомыми, поболтать с коллегами, но упорно двигался к
нему. Кто-то сунул мне в руку стакан, и я оглянулся.
археологии, чьи полдесятка книг проданы в количестве полмиллиона
экземпляров, книг, которые написаны в точном соответствии со вкусами
публики. Книг, в которых он опасно балансировал на грани плагиата и
клеветы. Книг, в которых научный жаргон выдается за эрудицию, факты
искажаются или игнорируются в угоду взглядам автора.
раздувшегося палача, на этого мучителя, этого... короче, когда я смотрел
на него, я чувствовал кровавый туман во взгляде. И двинулся
непосредственно к нему.
следили теперь за происходящим, они, вероятно, предвкушали это с того
самого дня, как получили приглашения. Круг расступился, давая мне
возможность приблизиться к великому человеку.
футах поверх моей головы. Обычно он каждое из своих заявлений предваряет
подобным рекламным началом.
углов, и я терпеливо ждал. Я тщательно отрепетировал улыбку, которую
использую в таких случаях. Она застенчивая, стыдливая, скромная.
неправильной.
глаз монокль и, к своей радости и удивлению, обнаружил своего старого
друга и коллегу доктора Бенджамена Кейзина.
существительное вонзилось в меня, как стрела в корпус быка. - Как приятно
вас видеть!
протянул свою большую мягкую белую волосатую руку в моем направлении. На
мгновение я не мог поверить в такую удачу; в тот же момент Уилфрид
вспомнил, как мы последний раз обменивались рукопожатием шесть лет назад,
и попытался отдернуть руку. Его реакция несравнима с моей, и я схватил
его.
казалась перчаткой, полной мягкого желе, и только когда пальцы углублялись
на один-два дюйма, чувствовалась кость.
вскрикнул. Несколько капель слюны показались на обвислых пурпурных губах.
Уилфрид начал слегка дергаться, переступая с ноги на ногу. Пальцы мои
почти исчезли в мягкой белой плоти, теперь я ощущал каждую кость. Как
будто тащишь медузу на форелевой леске.
выходить из Уилфрида. Он испустил негромкий свистящий звук и, казалось,
съежился, как проткнутый воздушный шарик. Неожиданно собственная
жестокость вызвала во мне отвращение, я рассердился на то, что поддался
слабости. Я выпустил его руку, и возобновление крвообращения должно было
вызвать не меньшую боль, чем мое жестокое сжатие. Он нежно прижал руку к
груди, большие вялые глаза наполнились слезами, губы дрожали, как у
капризного ребенка.
- Я повел его, как погонщик ведет слона. Но Уилфрид Снелл очень эластичен
и быстро пришел в себя. Весь завтрак до меня доносились обрывки его тирад.
Он "не оставлял камня на камне" и "выдавал всем маленькую тайну" в своем
лучшем стиле. Насколько я мог слышать, он повторял свои выводы о том, что
руины центральной Африки относятся к средним векам и созданы банту, и
легко и забавно прохаживался по поводу моих теорий. Одно время я видел,
как он держит над тарелкой мою книгу "Офир" и что-то читает из нее под
общий смех своих соседей по столу.
предотвратить другой кризис. Моей соседкой была Салли, и сидели мы против
Стервесантов. Через пять секунд Салли заметила новый бриллиант Хилари. Она
не могла не заметить его, он бросал серебряные отсветы на весь зал, яркие,
как стрелы. Половину завтрака Салли молчала, но каждые несколько секунд ее
взгляд устремлялся к пламенеющей драгоценности. Остальные ловили каждую
возможность заговорить, и за столом слышался смех и возбужденные
разговоры. Лорен, казалось, был особенно внимателен к Хилари, но
неожиданно наступила тишина.
"Какое прекрасное кольцо. Вы счастливы, что вам можно носить такие кольца.
У меня для этого слишком тонкие кости. Боюсь, он мне не подошло бы". - И
она повернулась ко мне и начала оживленно болтать. Одним искусным ударом
она уничтожида все хорошее настроение. Я видел, как нахмурился и гневно
вспыхнул Лорен. Хилари закусила губу, я видел, как перед ней промелькнули
сотни достойных ответов, но она сдержалась. Я храбро бросился в пустоту,
но даже мое очарование и умение занять общество не смогли восстановить
утраченное настроение. Я почувствовал облегчение, когда Лорен наконец
посмотрел на часы, потом на УМЛ, которые распоряжались подготовкой, и
кивнул. Мгновенно эти джентльмены вскочили и начали мягко приглашать
гостей к кавалькаде ожидавших автомашин. Когда мы проходили через
вестибюль, Уилфрид Снелл с толпой своих поклонников, улыбавшихся в
предвкушении, проложил путь ко мне.
забавна, мой дорогой.
с вашей стороны, что вы это заметили.
задрожал в усилиях сдержать свой голос и сохранить спокойствие.
плотоядный смешок. Я слышал, как он говорил Де Валлосу, когда они вместе
садились в лимузин: - Средиземноморское влияние! Боже, а почему не
эскимосское? Доказательства те же.
похоронах, и через вторые ворота попали на Кенсингтон Гор.
Докладчики и члены Совета поднялись на сцену, а остальные заполнили
сидения зала. Уилфрид занял свое место, впереди и в центре, и я видел
выражение его лица. Он был окружен помощниками палача.
нацелили на аудиторию, как гаубицу, и выпустили. За сорок пять минут он