укрылся высушенным лоскутным одеялом бабули; от промытой, продутой ветрами
ткани пахло травами и покоем. Заснул Мордасов быстро, и на лбу его не
обозначилось ни единой морщинки, а если б кто склонился к лицу ничем ни
примечательному, разве что отсветом хамоватости, то заметил бы струйку
слюны, сбегающую на подбородок.
важное. Чемоданы и сумки выстроились в коридоре, в одном кармане
отечественные деньги за перевес, валюта, в другом билеты, паспорта, ручка.
Наталья отчиталась за предотъездную распродажу. Перед нырком за бугор в
семье распродавалось все носильное. Ушло вмиг: через подруг, подороже
через Крупнякова, остатки через Мордасова и Притыку. Выручку жена положила
на свой счет, и Шпындро испытывал чувство малоприятное, будто в детстве -
сильный избивает слабого и вырывает любимую игрушку.
славу: достоинство во взоре, седина на висках, умудренность в скорбных
складках губ, легкая - без вызова - печать неверия в каждом жесте и
готовность понять вышестоящего, что бы тот не предлагал. Зеркало, похоже,
подсвечивалось изнутри, все отчетливее видел себя Шпындро, все больше
нравился: жизнь получалась и получилась; хватало мозгов понять, что ему
хорошо именно потому, что плохо несметному числу - ратям ратей - других
менее удачливых, живущих во второсортных городах да и в столице
обретающихся по низшему разряду. Могло и ему не повезти, а вот повезло.
Корить себя не за что. Не он устроил все это, он только воспользовался
случаем, оказался нужнее многих, увертливее, умнее, наверное... хотя какой
тут ум?.. он не обольщался - ни тонкости мысли, ни многознание в расчет не
принимаешь вовсе.
рельсам катишь и катишь.
Ограбление виделось беспредельным кошмаром. Лучше всего не покидать
квартиру круглосуточно, ма, хотел втолковать сын, но холодильник не
набьешь на три с половиной сотни суток; заточение в одиночке, набитой
блистательным скарбом отпадало.
шарящих по чемоданам и сумкам - не забыто ли самое важное? - неловкие
похлопывания, смазанные лобзания, объятия...
доставляет. Ленинградское шоссе, нырок под землю у пенала на развилке с
Волоколамкой, ежи на выезде из города, поворот направо под указатель
Шереметьево-2... бесшумно раздвигающиеся матовые двери, нежный перезвон,
разноязычные дикторские сообщения, смешение народов, костюмов, носильщики,
подторговывающие тележками, жрицы любви в ритуалах проводов и встреч,
особенный дух предбанника в мир иной. Таможня, взвешивание поклажи,
паспортный контроль, путепроводная кишка, твое кресло под номером,
означенным на билете.
двигатели, махина дрогнула, не решаясь начать бег, и пошла, пошла...
задирание носа приводит к росту лобового сопротивления, следовательно, к
существенному увеличению взлетной дистанции, пилота волновали
своевременность и темп подъема передней ноги...
Лениво поглядывал в иллюминатор. Жена рядом запустила руки по локоть в
сумку, перебирая неведомое.
прилип к окну, желая обозревать уничтожение бронзового пионера.
распродажи легла не на его счет.
оторвалось от земли.
лесов, дачных участков, пустошей. Как раз под брюхом самолета серела
неузнаваемая с высоты пыльная площадь, еще хранившая куски краски с капота
машины, задетой грузовиком, подкравшимся с бывшей Алилуйки, ныне Ударного
труда; по засохшим колеям грязи полз бульдозер с явно враждебными
намерениями касательно бронзового пионера.
закончится важная пора его жизни.
площади.
трещины побежали по аляповатому бронзовому покрытию, монумент с мешком на
шее и плечах скорбно качнулся, будто желая зацепиться за небо, и
рассыпался в прах.
расплата не грозила. Безгрешный Шпындро - краса анкетных граф, гордость
личных дел и компъютерных памятей - возносился к небесам, оставляя далеко
внизу горку искрошенного гипса; глыбу гранита на заднем дворе пятистенка,
отобранную Мордасовым на памятник бабуле; магазинчик на площади, ресторан
и станцию; продырявленного инфарктом Филина; фарфорового пастушка,
обретенного в оплату за ласки его жены; одинокую мать на посту;
неустроенную, гибельно стареющую Притыку; антикварного царька Крупнякова;
неожиданно взбрыкнувшего, возалкавшего свободы Кругова...
веселой, оставляя внизу неразличимые точки-строения, фабрички и заводики,
клубки дорог, штрихи мостов и переправ, следы дымов над трубами, лужи,
озерца, холмы в редколесье, оставляя внизу дом, где появился на свет, пору
тяжкой жизни и борьбы не слишком ясно и вполне ясно за что, оставляя
бегунов за счастьем, только грезящих финишем, уже достигнутым Шпындро.
Безгрешный покидал теряющиеся в бескрайности пределы, изгоняя из памяти
суетное и вздорное, оставляя лишнее, несущественное и всех нас грешных...