мягкого дивана, обволакивал Фердуеву баритональным урчанием. В глазах
сверкало одно: как мое предложение? Принимается? Фердуева отдавала себе
отчет - впрямую Чорк не предложит, слишком высоко себя ценит, теперь слово
за Ниной Пантелеевной, ей решать, в конце концов люди с севера прижимают
не Чорка - его попробуй прижми, засушит листиком в гербарии, разотрет
пальцем и прах развеет по ветру - а сторожевую рать Фердуевой. Не хотелось
делиться новым корпусом института, восемнадцать этажей: столовая не хуже
ресторана в центре, два буфета, на десятом и на верхнем, обещали обширные
площади для размещения загульного люда, и ночлег вырисовывался неслабый.
Фердуева сама проследила за мебельными закупками для института, особенно
уделив внимание диванам и, уговорив хозяйственника выбить кресла-кровати,
снабженец убедил директора, что многофункциональная мебель всегда себя
оправдает, особенно в будущем, при списании. Новый корпус обещал отлиться
золотым дождем, тропическим ливнем, смывающим грязь нищеты, прибивающим
пыль ограниченных возможностей. И команду для нового корпуса Фердуева уже
сколотила, и уборщиц не трепливых наметила, и с Филиппом-правоохранителем
обговорила новые формы поощрения сержантского и младшего офицерского
состава. Все ладилось, и только алчные люди с севера расстраивали планы
расширения.
понятно, отчего в старину городили толстенные крепостные стены. Вторжение!
Страх чужого вмешательства корежит, лишает разума, толкает на
необдуманное. Ожидаемое вторжение мешало Фердуевой наслаждаться красотками
на сцене, прикидывать на себя их одеяния, разузнавать, нельзя ли
перекупить что из сногсшибательных костюмов: неужели потащат назад за
тридевять земель, хоть в тот же Сингапур?
вовремя клыки ох, как важно, первостатейно, упустишь миг и навалятся:
успех рождает успех, неудача тянет неудачу.
блатное и матерное.
хозяйку, не сомневался проницательный Шурф.
подчеркнуло всю незначительность длинноногой девушки на фоне
могущественных особей породы Фердуевой и Чорка.
отделения, до восьми вечера оставалось пять часов, тягучих и ничем не
заполняемых. Чорк исчез также внезапно, как и явился. Шурф оживился,
предложил сгонять в шашлычную на выставку достижений. Фердуева долго
обдумывала предложение - на самом деле прислушивалась, утихнет ли тошнота
или разгуляется - и, решив, что, похоже, отпускает, милостиво согласилась.
пользования служебный въезд. Охраняла въезда только заикнулся о пропуске,
как Шурф расплылся в улыбке:
серости робы купюру.
за всеми столами замерли, наблюдая за редкими птицами - из
противоположного конца зала, сгибаясь заранее, рванул мэтр, тут же усадил
прибывших за лучший стол, и только тогда Шурф заметил, что по-соседству
расположился Помреж. Аппетит сразу пропал. Фердуева поморщилась: чему
быть, того не миновать. И будто давным-давно не видела Ваську поощрила
улыбкой:
прополз через проход в полтора-два метра, глянул на Шурфа и, не имея сил к
обычной баталии, предложил:
одобрение продал не сразу, потянул время, прежде чем кивнул:
уважения к себе. Значит, еще числятся силенки за ней, значит, не так
скверны, непоправимы дела, стало веселее. Велела заказать французского
коньяка, по-матерински развеяла опасения прикованных к рулю Мишки и
Помрежа:
наблюдаю третьего дня по своему шарпуньке передачу про таинственное. Кто
что насквозь видит, как домовые перестукиваются с жильцами и прочее.
Разве, размышляю, это чудеса? Вот с куском доброго мясца можно сквозь
каменную стену пройти, вот что поражает. Или взять уважение толковых
людей, хирургов там всяких, дельных физиков, тех же композиторов,
художников, творцов одним словом. Вообще, творец от торгаша рыло воротит,
но жена-то ему плешь грызет ежевечерне: вокруг творцов околачивается
народу пруд-пруди, а мяском никто не побалует. Хочу мяса человеческого! -
Шурф хохотнул. - Не извольте беспокоиться, не человечьего, а то получилось
нескладно, каламбур... - Мишка разлил коньяк, приподнял рюмку. - Дак и
забыл, господа, о чем это бишь я растекался словом по древу. Эклер!
Склероз! Старость подбирается по-пластунски, а потом, сразу хвать! И
вскочит на закорки.
нет небо коптить, а с чудом - с превеликим плезиром, - опрокинул рюмку,
крякнул, вонзил крепкие, напоминающие зерна кукурузы к низу початка зубы в
истекающий соком кус баранины.
тормознуть, самочувствие не то, да и настроение муторное.
хозяйка озаботится, у нее в запасе всегда есть отходные варианты, связи,
люди... все образуется, и раньше случались лихие времена да придирки
дурных людей, где они все, недоброжелатели? Кто коротает несладкие годы на
химии, кто смирился, урвав на воле не жирную, но верную пайку, кого Бог
призвал не в силах терпеть более издевательств отдельных индивидов над
собственными организмами, прокуренными и пропитыми до дыр в шкуре.
веселится, не смекает, что изнанку-то жизни еще не видела, не нюхнула.
Рог, принялся опаивать южную даму, изредка прижимая, поцеловывая
по-братски, то в волосы над ухом, то в розовую мочку. Смущается, краснеет,
отменный признак, не лярва, еще мужики не отковали стальную несгибаемость,
не приучили царствовать в любых застольях при таких-то ногах.
властелительница его дум все решит.
напрочь исключал возможность внезапного отлета. Шурф показно погрустнел: и
слава Богу, что улетаешь, крошка, не то возись с тобой, показывай столицу,
обхаживай, лепечи умильное, утомительно, вот те крест.
подтеки красноты от неуемных целований, злость на всех мужиков шибанула
разом, захватила до задышки, прилила теплом, жарко проступив капельками
пота у корней волос.
отложил вилку.
прелесть моя, ему париться не с кем? Такие мужики в простое не застревают,
в осадок не выпадают. Мясо! Слыхала? Мясо есть чудо, чудо есть мясо, а
связующее звено меж чудом и мясом Мишка Шурф и дружок Володька Ремиз. Что
ж по-твоему, такими редкостными представителями мужской породы некому
заинтересоваться?
ее должок, плесенью покрылся, как полагаешь?
подразумевая, сболтнул: - Надо б наказать Приманку, пугануть в
назидание...
вторжения.
кадык, млел, скрестив руки, на сглаженном толщей жидкости брюхе. Вечер
отдохновения - пятница. Слава Богу сумел себя поставить, отбоярился от
субботних бдений, начальство не брезговало поиграть в сверхзагруженность;
к тому же в субботу работалось всласть - никого лишних в здании исполкома,
непривычная тишина, субботние служения, хлопоты шестого дня недели никак
не походили на заботы предшествующих пяти дней. Начальники свободно
переплывали из кабинета в кабинет, именно в субботу налаживались связи,
велись задушевные - не в общепринятом представлении - а особенные,
аппаратно задушенные беседы, притирались контакты, возникало ощущение