несло хлоркой и затхлостью, Райделл увидел, как Лавлесс вылезает из
распахнутой дверцы машины, с водительской стороны; багровое лицо и
обнаженная грудь блестели от пота. Великолепный профессионал, чьи навыки
прорывались даже сквозь густую нелену наркотического безумия, он двигался
точно так, как учат на НОКе, - чуть пригнувшись, на полусогнутых ногах,
зажатый двумя руками пистолет плавно обходш потенциальные секторы огня.
чего уж там сделана задняя стенка фургона. Затем Лавлесс обернулся, выпустил
две пули, и rpoxoi смолк.
начал спускаться по ржавым скобам. Тем же, по которым гнал его вчера
Лавлесс.
прихватив с собой, несмотря на все протесты Скиннера, огромный тюк грязного
белья. Свет вспыхнул минут через пятнадцать. Скиннер провел весь день,
раскладывая и перекладывая содержи[368] мое зеленого инструментального
ящика, перевернутого прошлым вечером в поисках бокорезов.
вновь обретали силу и ловкость, а может, в них просто пробуждались
воспоминания о давних замыслах и работах, исполненных или заброшенных на
полпути.
них-то покупатель найдется. Но затем непременно придет день, когда позарез
понадобится та самая железяка, которую ты загнал.
для Ямадзаки полной загадкой; хуже того, он не знал, как называются
по-английски даже немногие известные ему инструменты, кроме разве что самых
простых.
чуть тронутый ржавчиной шип. - На редкость удобная штука, а ведь люди в
большинстве своем даже не знают, что это такое.
правильно все делать. Для листового металла, но может работать и по
пластику. По любому тонкому, достаточно жесткому материалу. Кроме стекла.
поверхность брусьев, черные плоские рубанки, так и летавшие в руках
рабочих... Демонстрационное возведение чайного домика, который будет снесен
через неделю по окончании фестиваля.
самую маленькую дощечку.
острие стамески. "Здесь" - это где? В Америке? В Сан-Франциско? Или на
мосту? - Когда-то, прежде чем сюда провели электричество, мы жгли тут мусор
- грелись, готовили. А городу не нравилось. Воздух мы, Скутер, им
загрязняли. Теперь-то этого почти нет.
аккуратно спрятал в зеленый ящик.
пожалел об оставленной наверху записной книжке. Первое за все эти недели
свидетельство того, [370] что на мосту существуют общественные ритуалы.
по одному, по двое, и все же это было шествие, судя по всему - похоронное. А
заодно и мемориальное. Возглавляли его семеро (вроде бы семеро, Ямадзаки не
был уверен в своем подсчете) детей; одетые в неописуемую рвань, густо
посыпанные пеплом, они двигались гуськом, один за другим. И маски -
гипсовые, аляповато раскрашенные маски святого Шейпли. Однако в поведении
детей не было ничего похоронного; в восторге от всеобщего внимания они
подпрыгивали и размахивали руками.
остановился между тележкой с книгами и лотком птицелова. Незнакомый с
местными обычаями, скованный громоздким, непривычным термосом, он чувствовал
себя здесь лишним, даже неуместным. А что если свидетели похоронного шествия
обязаны провожать усопшего каким-либо определенным жестом, вести себя
каким-либо определенным образом? Он покосился на торговку книгами. Высокая,
одетая в засаленную овчинную жилетку женщина поправляла левой рукой две
розовые пластиковые палочки, скрепляющие на затылке тяжелый узел седых
волос. Нет, это не ритуальный жест.
пластиковом мешочке. Несколько секунд назад жен[371] щина рекламировала свой
товао, выкликала странные названия.
Ямадзаки был уже готов попросить "Соло для бензопилы", но тут женщина
замолкла, он удивленно обернулся и увидел детей.
благоговейного отношения к шествию - ну увидела, замолчала, а могла бы
кричать и дальше. Ямадзаки заметил, как шевелятся губы женщины, как руки ее
двигаются над затянутыми в пластик книгами - глядя на проходящих мимо детей,
она машинально пересчитывала непроданный товар.
усами, зевнул, сунул руку под рубашку и меланхолично поскреб живот.
что костюмы этих персонажей "La Noche de Muerte"(1) не отличаются ни особой
полнотой, ни тщательностью изготовления - некоторые из масок прикрывали
только нижнюю часть лица, да и не маски это были, а микропориые респираторы,
пародирующие мертвую ухмылку. -------------------(1) La Noche de Muerte
(исп.) - "Ночь мертвых", традиционный для Латинской Америки карнавал,
проводимый в начале ноября. [372]
внутреннюю, не слышную зрителям музыку хаоса и запустения. Тазовые кости на
узких ягодицах, бедренные кости, белеющие на черных бедрах, - нет, в этом не
было ничего зловещего, только эротика и, пожалуй, агрессия. Один из танцоров
окинул Ямадзаки острым, цепким взглядом - голубые, чуть прищуренные глаза
над черной, заляпанной белым полумаской.
красных, по локоть длиной, резиновых перчатках, черные лица густо
размалеваны желтоватым гримом. Кто это - врачи, провожавшие в могилу одного
пациента за другим, пока не явился миру великий Шейпли? Или сотрудники
бразильских биомедицинских компаний успешно и с немалой для себя выгодой
превратившие Шейпли из неграмотного проститута (а вот такого слова вроде бы
нет) в бесценный источник надежды, источник спасения.
завернутые в плотный молочно-белый пластик, они лежат на двухколесных
тележках, изготовленных здесь же, на мосту, и применяемых обычно для
перевоза громоздких предметов. Каждую из тележек катят четверо людей,
мужчины и женщины, черные и белые, старые и молодые. Ни в одежде
катальщиков, ни в их поведении нет ничего примечательного - если только не
считать примечательной подчеркнутую буд[373] ничность, резко отличающую их
от остальных участников шествия... Нет, все-таки есть, подумал Ямадзаки. Они
молчат и смотрят только вперед, словно не замечая зрителей. Немые и
безучастные, как и те, завернутые в пластик...
продажу, а получилось, что для себя.
подозрительным взглядом. - Весь как решето, какая уж там гроза...
возникало. Следом за ними появились мужчина и женщина с большой
ламинированной литографией. Ввалившиеся щеки, огромные, горящие состраданием
глаза; глядя на эти приторно-сладкие портреты, Ямадзаки неизменно испытывал
почти физическую тошноту.
фигурка. Бесхвостый, безрогий чертенок с древним, непомерно огромным АК-47.
Затвора у автомата нет, вместо магазина торчит кривой деревянный брусок,
грозное когда-то оружие выкрашено в красный цвет, превратилось в бутафорию,
ритуальную принадлежность.
конца бессмысленную смерть Шейпли. Жуткую пер[374] возданную глупость,
гнездящуюся в самой сердцевине мироздания.